Kevin and Allison. Безумие на двоих. + Триада. Тройняшки Арджент. Кевин, Эллисон и Барри.

Проблесковые маячки полицейского автомобиля бросали на заплаканное лицо Эллисон Арджент красно-синие неровно-нервные отблески. Кевин выглядел отрешенным и до безумия зловещим, когда вот так вот смотрел на нее через плечо, сидя на заднем сидении того самого полицейского автомобиля. Это был взгляд бесстрастного чудовища — не загнанного в угол и даже не усмиренного на время. Это был взгляд бесстрастного чудовище, ждущего своего часа. Будто бы Кевину было мало того, что он уже успел сделать. Но ведь так всегда и было — Кевину никогда не останавливался на уже достигнутом, без устали поднимая свою невидимую планку все выше и выше. Даже сквозь стекло, даже невзирая на разделяющее их расстояние, Эллисон ощущала ту обволакивающую черноту, которой был полон до краев ее брат. И крепкие, надежны объятия отца не могли не согреть ее, ни успокоить — ничего еще было не кончено. Кажущиеся антрацитово-черными издалека глаза Кевина не отрывались от нее, обещая, что все это только начало. *** Отец отговаривал ее. Боялся, что разговор с Кевином для нее закончится плохо, что эта встреча надломит его девочку окончательно — а он и так уже фактически лишился одного ребенка. Те зверства, что совершил Кевин в ночь на Хэллоуин, не могли сойти ему с рук — он попадет в заключение надолго, сначала в колонию для несовершеннолетних, затем его ждет перевод во взрослую тюрьму, и кто знает, каким он выйдет оттуда и выйдет ли вообще… В любом случае, того Кевина, что играл с отцом в бейсбол на заднем дворе больше нет — он растворился в мрачном образе убийцы с арбалетом, методично расстреливающего гостей в запертом доме под громкую музыку, которая должна была поддерживать атмосферу вечеринки, но невольно превратилась в похоронный марш. Он не тронул только свою сестру — Эллисон была единственной выжившей в ту ночь, и среди жертв были не только их с Кевином друзья и одноклассники, но и их собственная мать тоже. Вот почему отец сказал, что он не приблизится к Кевину даже в суде. Вот почему отец не потратил ни цента на адвоката для Кевина. — Пусть сгниет, — он сказал это всего лишь однажды, его лицо было искажено гримасой боли и отвращения, и Эллисон даже не знала, что отвращает отца больше: осознание того, что Кевин отнял множество жизней и жизнь той, кто вскармливала его своей собственной грудью, или же то, что он сам теперь не может найти в себе сил взглянуть сыну в лицо и принять страшную правду: он, Кристофер Арджент, вырастил монстра. Кевин присылал записки через своего адвоката — этого адвоката ему назначил штат, бесплатная помощь носила символический характер и, пожалуй, как раз таки и ограничивалась передачей этих самых записок. Отец прятал их от Эллисон, но не выбрасывал — она так и нашла их, все разом, с какой-то горькой бережностью подколотые друг к другу, в ящике его стола в кабинете. В запертом обычно ящике, но отец теперь так много пил, что забывал о своих обычных ритуалах, а когда забывался настолько, чтобы уснуть, то шептал во сне имя жены. «Эллисон, — гласили все эти записки, — Эллисон, Эллисон, Эллисон, Эллисон, Э л л и с о н, Эллисонэллисонэллисон». Кевин звал ее, Кевин нуждался в ней, Кевин знал, что она не сможет не прийти. — Ты не можешь запретить мне, папа. Кевин — мой брат-близнец. Мы всегда с ним были вместе, я не могу отвернуться от него сейчас, когда нужна ему больше всего. — Он убил твою мать, Эллисон, — в мутных глазах отца стояли слезы, он смотрел на дочь, но видел перед собой тело жены с торчащей прямо из горла стрелой с красным оперением. Кто знает, может, эта картина теперь преследовала его постоянно. Эллисон ощущала себя словно замороженной с той самой ночи, когда Кевина увезла полиция — она не плакала, не билась в истериках, не ощущала давящей безысходности и тоски, не боялась спать или же оставаться в замкнутых помещениях. Кевин не причинил ей вреда, не поселил в ее душе страхов, нет, напротив — лишь больше укрепил ее в уверенности, что он никогда бы не сделал ей больно. Она не чувствовала ничего, кроме пустоты в груди — без Кевина мир потерял краски, стал безликим и тихим, таким же жалким, так те забытые тыквы на крыльце, щерящиеся подгнивающими вырезанными зубами: Хэллоуин давно закончился, остался лишь медный привкус чужой крови во рту. *** — Я думал, ты не придешь. Кевин глядит на нее, не мигая. В основном следы от синяков на его лице кажутся старыми, но есть и парочка свежих ссадин — похоже, в заключении ему приходится не сладко. Но Эллисон знает, волноваться не стоит, ведь Кевин всегда умел постоять за себя. — Папа не говорил мне ничего о записках, Кев. Я сама нашла их, а потом заставила его привести меня сюда. — Ты будешь приходить еще? — А ты этого хочешь? Кевин ничего не ответил, но его темный, затягивающий, похожий на водоворот взгляд сказал все за него. Это был жаждущий взгляд, и в то же время взгляд победителя: Кевин всегда знал, что нужен ей так же сильно, как и она ему. Возможно, она нуждалась в нем даже сильнее. Эллисон протянула руку и коснулась пальцев брата, покоящихся на столе, разделяющем их. Его пальцы были холодными, как и всегда — Кевин-ледышка, вот как она звала его, когда по ночам пробиралась в его спальню, чтобы скользнуть к нему под одеяло и прижаться к его прохладному, обнаженному телу. — Я никому не скажу, — Кевин не улыбнулся, но в его обычно бесстрастном голосе звучала та особая теплота, которую он берег только для сестры. Он сжал ее руку в своей, и это была стальная хватка собственника. — Ни о чем. Можешь не волноваться, я всегда прикрою тебя, ты же знаешь. — Я никогда и не сомневалась, Кев. Ты всегда делал для меня особенные вещи. — Ты для меня тоже одну сделай, Элли. Дождись меня, хорошо? — Да, — сказала она. — Конечно, Кев. Конечно. Через две недели Кристофер и Эллисон Арджент переехали в городок под названием Бикон-Хиллз, еще через пару месяцев они переехали снова, и снова, и снова… И так, пока след их не затерялся окончательно. До тех самых пор, пока Эллисон не забыла, что это она пустила ту стрелу в горло матери, чтобы помешать ей рассказать все отцу. До тех самых пор, пока история о том, как близнецы были любовниками, не стала напоминать ей глупую хэллоуинскую страшилку. В новой жизни у Эллисон Арджент никогда не было брата.