Неистовые люди

Кольцо, спустя 3 года после Высшего Пламени В главном зале управления Ковчега тихо и почти темно, только на пульте мигают огоньки, да Луна, которая виднеется в иллюминаторе справа, бросает светлый отблеск на пол помещения. Рейвен сидит, задрав ноги на приборную панель, и бездумно смотрит в окно, слегка покачиваясь в кресле. Уже далеко за полночь, и здесь, в самом сердце Кольца, удивительно тихо и спокойно, а тишину нарушает только писк мониторов и потрескивание электричества в панели. Однако, когда Мерфи входит в зал, он не сразу даёт Рейвен знать о своём присутствии, а останавливается в дверях, молча наблюдая за девушкой. С этого ракурса ему видна только её голова над спинкой кресла и носки потрепанных ботинок, покоящихся на столе. Рейвен кажется спящей, однако Мерфи видит, как едва заметно туда-сюда покачивается кресло, и слышит скрип потёртой кожи сиденья. Он знает, что Рейвен по ночам не спит, но раньше никогда не приходил так поздно в зал управления, потому что не хотел ни с кем разговаривать. Они — все семеро — Беллами, Рейвен, Эмори, Эко, Мерфи, Монти и Харпер — неукоснительно соблюдают график, похожий на земной, и у них есть время, когда все бодрствуют, и время, когда все спят, поэтому, по негласному закону, «ночью» каждый ложится на свою койку и пытается заснуть, даже если это не удаётся. Впрочем, в космосе нет дня и ночи, здесь всегда стоит глубокая, кромешная тьма, и Мерфи давно сбился со счета, сколько дней прошло с того момента, как Земля вновь перестала быть пригодной для жизни, однако Беллами и Рейвен тщательно следят за временем и каждое утро (или то, что они считают утром) напоминают об этом всем остальным во время очередного мерзкого завтрака из водорослей. Впрочем, Мерфи их не слушает. Прошла уже пара месяцев, как он расстался с Эмори, и теперь ему плевать на время. Он заперся в самом укромном месте Кольца, там, где нет часов и нет чёткого графика, но именно сегодня ночью что-то толкнуло его подняться и пойти в зал управления. Он не удивлён, что Рейвен не спит, однако поначалу раздумывает над тем, чтобы уйти, потому что совершенно не представляет, о чем с ней разговаривать. Рейвен лишила его главного, что держало Мерфи на плаву: она отняла Эмори, но не в любовном, конечно, смысле, просто спустя два года после Высшего Пламени Эмори вдруг стала проводить с Рейвен в три раза больше времени, чем с собственным парнем, и Мерфи до сих пор не знает, почему это так сильно его бесит. Он смотрит на макушку Рейвен, которая все так же покачивается в кресле, а потом переводит взгляд на разложенные на приборной панели бумаги. Интересно, что они с Эмори тут делают, когда остаются вдвоём? Они такие разные, и все же по какой-то странной причине сошлись и неплохо работают вместе. Судя по тому, с каким восторгом Эмори слушает Рейвен, ей действительно нравится то, чему она учится у гениального механика, и это, несомненно, пошло на пользу его бывшей девушке, ведь с тех самых пор она стала гораздо более общительной и научилась доверять Небесным Людям, а для землянки это было нелегко Мерфи вздыхает. Конечно, Эмори нравится Рейвен, а кому нет? Он бы тоже не отказался, если бы Рейвен его чему-нибудь поучила, но ему достаются только гневные взгляды и колкие шутки, на которые он отвечает столь же остро и грубо, и тогда Рейвен щурит свои красивые (просто неправдоподобно красивые) тёмные глаза и прогоняет его прочь, а Эмори только рада этому. Когда два месяца назад их отношения испортились окончательно, она даже не винила Мерфи, просто пожала плечами, едва он сказал, что хочет пожить отдельно, а потом собрала свои вещи и переехала в каюту Рейвен. Та, конечно, удивилась, но не стала возражать, и теперь Мерфи окончательно остался один. Он живёт в своём конце станции, в жуткой холодной комнате, где нет даже кровати, и порой кто-то из группы приносит ему еду, но это никогда не бывает Рейвен. Ей словно все равно, что с ним, и вот, спустя два месяца, он стоит в зале управления, смотрит на её затылок и не знает, развернуться ли ему и уйти, оставшись незамеченным, или втянуть Рейвен в очередной обмен колкостями. — Хороший вид, — наконец, говорит он, делая шаг вперёд, и Рейвен от неожиданности дёргается в кресле, а потом резко оборачивается. — Черт побери, придурок, ты меня напугал! — почти кричит она, снимая ноги с приборной панели. — Разве можно так подкрадываться к людям? — А чего ты боишься, Рейес? — тянет Мерфи, подходя ближе. — Тут все свои, знаешь ли… Рейвен нервно потирает лоб тыльной стороной ладони, и Мерфи видит, что она и вправду выглядит испуганной. Он встаёт почти вплотную к иллюминатору, в который до этого смотрела Рейвен, и опирается рукой на плотное стекло. Внизу виднеется серо-желтая поверхность Земли, похожая на гной или что-то настолько же мерзкое. Мерфи редко смотрит в иллюминаторы, впрочем, как и все они: никому не хочется вспоминать о том, что их дом погиб. — Чего не спишь? — раздраженно спрашивает Рейвен, видимо, овладев собой. Мерфи отводит взгляд от мёртвой планеты. Он вдруг замечает, что на левой ноге Рейвен нет скобы. Присмотревшись, он видит, что скоба лежит рядом с приборной панелью. Наверное, за день нога Рейвен устает от тяжести нескольких килограммов металла и пластика, и поэтому, когда никто не видит, она снимает свой протез. Почему-то сознание этого кажется Мерфи странно интимным, очень личным, будто он застал девушку за чем-то, чего не должен был видеть. — Не хочется. Я вообще мало сплю последнее время, — сглотнув, говорит он и отводит взгляд от ее ноги. — А я думала, ты только и делаешь, что спишь, — отвечает она, обхватывая себя руками, словно ей холодно. Мерфи потирает подбородок, заросший щетиной, и поворачивается спиной к иллюминатору. — И почему ты так думала? Рейвен удивленно взглядывает на него, видимо, пытаясь понять, что стоит за этим вопросом. В полутьме её глаза кажутся совсем чёрными, хотя он знает, что это не так. Чувствуя его пристальный взгляд, она нервно проводит рукой по гладко зачесанным на лоб волосам и опускает глаза. — А чем тебе ещё заниматься? Мерфи презрительно фыркает. — Понятно, очередной камень в мой огород. Вы все такие охуенно полезные, а Таракан Мерфи умеет только напрасно сжигать кислород. Так, Рейес? На лице Рейвен он видит что-то вроде удивления, смешанного с раздражением. Она чуть прищуривается, глядя на него снизу вверх. — Я этого не говорила. — Не говорила, так имела в виду. Это же ты у нас незаменимая, а теперь ещё Эмори смотрит тебе в рот и мечтает стать такой же. Ну, Беллами, понятно, всеми командует, Эко учит вас драться, про Харпер и Монти я молчу, они всегда при деле, и получается, один я веду себя как бесполезное дерьмо, правильно? Рейвен хмурится. Хотя в зале управления темно, Мерфи отчётливо видит утомленные круги под её глазами, видит острые плечи под изношенной футболкой и худые руки. Рейвен никогда и не была полной, но сейчас она совсем истончилась, словно почти не ела и не спала. Не то чтобы ему было до этого дело, но раньше он почему-то не замечал, как изменилась Рейвен за эти три года на Кольце. Впрочем, для этого нужно было на нее смотреть, а этого-то он как раз старался лишний раз не делать. — Ты сам выбрал это, — она дёргает уголком рта. — А Эмори… это что, все из-за неё? Мерфи вопросительно смотрит на девушку. — Ты же сам предложил ей переехать, разве нет? — быстро говорит Рейвен, и тут Мерфи понимает, что Эмори, скорее всего, рассказала ей о том, как они расстались. Чувство, которое он испытывает при мысли, что бывшая девушка обсуждала его с Рейвен, ему не нравится. И дело даже не в том, что он боится девчачьих разговоров, с этим он может жить, но почему-то ему хочется держать Рейвен подальше от их с Эмори дрязг. — Да, я предложил ей разъехаться, это правда, — сухо и лениво отвечает Мерфи. — И да, я придурок и просрал хорошие отношения, бла-бла-бла… Рейвен смотрит на него… с сочувствием? Стоп, только этого ещё не хватало. — Это ваши с Эмори дела, — вдруг говорит она, отворачиваясь к иллюминатору, и когда Мерфи видит, что она закусила губу, то вдруг понимает, что Эмори не обсуждала его с Рейвен. — Чем ты тут занимаешься по ночам? — спрашивает он, стараясь побыстрее перевести тему. — Все ещё пытаешься придумать, как нам вернуться на Землю? — Возможно, — презрительно отвечает она, но он слышит в ее словах сдержанный интерес. Рейвен, конечно, умеет скрывать свои чувства, но их так мало в этой космической тюрьме, что все шестеро уже научились читать друг друга, словно раскрытую книгу. — Так какой план? — спрашивает Мерфи быстро, надеясь, что желание поговорить о работе перевесит подозрительность и отчужденность Рейвен, и он не ошибается. Она пару секунд смотрит на него, прищурившись, словно прикидывая, стоит ли он того, чтобы тратить время на разговор. — Я уверен, что ты уже продумала пару десятков вариантов, — добавляет Мерфи миролюбиво. — Так расскажи, все равно делать нечего. Он знает Рейвен не хуже, чем она его, и стрела попадает прямо в цель. Когда она начинает говорить, то Мерфи едва сдерживает улыбку, потому что единственное, что способно привести Рейвен в хорошее настроение, это её любимая работа. Он слышит знакомую страсть в её голосе, в том, как она двигается, показывая что-то на мониторе, даже в ее покачивающемся конском хвосте, потому что девушка так увлечённо мотает головой из стороны в сторону, что её волосы перелетают с одного плеча на другое. И есть еще ее глаза… Чёртовы глаза Рейвен Рейес, который всегда все говорят за неё. Она может быть какой угодно стойкой, может посрамить своим спокойствием и силой духа даже скалу, но ее глаза никогда не лгут. Когда-то Мерфи думал, что тёмные глаза — это лучший способ скрыть чувства и злые помыслы, но это было до того, как он встретил Рейвен, потому что в её глубоких глазах скрывалось столько чувств и эмоций, что в них было опасно смотреть, не рискуя потерять голову. Мерфи вдруг спрашивает себя, о чем думала Рейвен долгими ночами, оставаясь одна в своей маленькой комнате, которую сейчас делит с Эмори. Скучала ли она по кому-нибудь конкретному? Может, по Финну? Или по этому придурку, Вику, который был похож на греческого бога, с его широкими плечами, светлыми волосами и обаятельным мальчишеским очарованием. В Аркадии ходили слухи, что у Рейвен что-то с ним было, и теперь Мерфи интересно, правда ли это. И вообще — как давно у неё последний раз был секс? Он хмурится, отбрасывая эти мысли. Что за чушь лезет в голову? Какое вообще ему дело до сексуальной жизни Рейвен Рейес? Ну да, она чертовски красивая девушка, и на неё приятно смотреть, но разве ему это нужно? Все равно Рейвен никогда не посмотрит на него в этом смысле, так зачем себя изводить? Просто у меня давно никого не было, думает Мерфи, почти не слушая Рейвен. Она что-то говорит, жестикулируя, и это настолько похоже на её обычную манеру разговаривать, что почему-то на душе у Мерфи становится тепло. Словно, спросив её о том, что она так любит, он каким-то образом сумел вытащить на свет старую добрую Рейвен, с которой был знаком ещё на Земле, когда они впервые там оказались. Рейвен прекрасна, когда она говорит о своей работе. Она прекрасна, когда занимается любимым делом. Она прекрасна всегда, но бывают моменты, когда это особенно очевидно, и сейчас один из таких моментов. Мерфи вдруг ощущает себя так, словно увидел что-то недозволенное. То, что не предназначалось для его глаз. То, на что он не имел права. — …и ты меня совсем не слушаешь, чёртов придурок… — заканчивает Рейвен, и Мерфи неожиданно слышит её слова. Теперь её тёмные глаза горят от ярости и привычного разочарования. Он так часто видел этот взгляд, что и забыл, насколько это больно. — Я слушал, — выдавливает он глухим голосом и тут же заставляет себя прибавить. — Просто когда ты сказала «конвенкциональный», я отключился. Глаза Рейвен сужаются, и она резко отворачивается к иллюминатору. Он видит напряженную линию её плеч и почти ощущает досаду, которая исходит от девушки. Наверное, сейчас она думает, насколько опрометчиво было тратить время на идиота Мерфи, рассказывая ему о том, в чем он ни черта не смыслит. Наверное, она ощущает нечто вроде разочарования, смешанного со смущением, но Мерфи говорит себе, что все идёт как надо. Ему вообще не следует здесь быть и вести с Рейвен такие разговоры посреди ночи. Ему нужно пытаться вымолить прощение у Эмори, потому что это единственное, что есть в его поганой жизни, и если Эмори бросит его, то не останется вообще ничего — только холодное одиночество в огромной консервной банке посреди бескрайнего космоса. Рейвен все ещё стоит у иллюминатора, глядя на потухшую мертвую Землю. Мерфи знает, что она слышит его дыхание и, наверное, всем своим существом ждёт, когда он уйдёт и оставит ее в покое. И Мерфи именно так и поступает. Он разворачивается и уходит. И больше никогда не нарушает покой Рейвен по ночам. Но это не значит, что он о ней не думает. Наши дни Итак, они ушли к чертовой станции. Все они. И Рейвен тоже. Она пошла у друзей на поводу, и теперь все полетело к черту, потому что станция будет запущена, и вновь начнётся цикл уничтожения и выживания, о котором все почти забыли за эти полгода спокойной жизни на Земле. Мерфи лежит на своей узкой, неудобной койке, глядя в потолок, и старается подавить бешеное чувство злости и отчаяния, которое не отпускает его со вчерашнего вечера. Утром, услышав, что все собираются к станции, он пришёл в такую ярость, что едва сдержался, когда Кларк пришла, чтобы позвать его с ними, и смог лишь процедить сквозь зубы, что не сделает и шага, потому что ему это неинтересно. Кларк ничего не ответила, лишь кивнула и ушла, плотно прикрыв за собой дверь, и тогда Мерфи бросился на свою кровать, окружённый оглушающей тишиной, и позволил горестным мыслям полностью захватить его разум. Значит, Рейвен все же согласилась сопровождать их, и теперь она запустит чёртову станцию, и весь мир полетит в тартарары, а ему, Мерфи, останется лишь наблюдать за этим и делать вид, что он не любит женщину, повинную в гибели всего живого. Мерфи со стоном вытягивается на койке и закрывает руками лицо. Его постоянная тоска по Рейвен не только не утихла за прошедшие сутки, а лишь усилилась до такой степени, что сейчас он готов вскочить и бежать настолько долго, насколько это нужно, чтобы догнать группу и посмотреть в глаза девушке, без которой больше не может жить ни минуты, но он упрямо заставляет себя терпеть, хотя каждая минута, кажется, длится целый час. Что ему теперь делать? Рейвен никогда не вернётся к нему, а быть рядом с ней, видеть ее рядом и не касаться, не разговаривать, не целовать просто невыносимо. Нет, он этого не перенесёт. Спать на той же кровати, которая все ещё пахнет Рейвен, вспоминать её поцелуи, гладкую кожу, прекрасные глаза, умеющие не только метать молнии, но и дарить величайшее счастье на Земле, он больше никогда не сможет, и это ясно как день. Выход один, и Мерфи, наконец, понимает, что ему нужно делать. Оставаться в этом бункере и видеть безмятежное лицо Рейвен, которая, конечно, найдет в себе силы, чтобы делать вид, будто они никогда были близки, он не будет. Видеть, как работает АЭС и все радуются благам цивилизации, словно дети, играющие с гранатой, он не будет тоже. Значит… Значит, нужно уходить. Сцепив зубы, Мерфи поднимается с койки и медленно, будто ему восемьдесят лет, начинает собирать свои вещи. У него их почти нет, так что это не занимает много времени, и вскоре старый армейский рюкзак уже наполовину полон, и остаётся лишь взять еды на несколько дней. В деревне Сангедакру он найдёт и крышу над головой, и посуду, и очаг, чтобы развести огонь, а вокруг в лесах полно дичи, так что ему остается лишь захватить побольше патронов, чтобы можно было сделать запасы на зиму, и топор для рубки дров. Из шкур животных он сделает теплую одежду, а остальное как-нибудь образуется само собой. В конце концов, Рейвен умна, и станция под её руководством проработает ещё много лет, а он, Мерфи, будет жить в одиночестве, как когда-то на Кольце, и не будет наблюдать за тем, как его друзья губят прекрасный мир, в который им удалось вернуться, чтобы вновь его разрушить. Из старого одеяла и подушки он делает куклу, которую укладывает на койку в форме спящего лицом к стене человека и накрывает вторым одеялом. Теперь любой, кто заглянет в отсек, решит, что Мерфи спит, а это даст ему минимум сутки (а может, и больше) времени, чтобы добраться до деревни и найти там надёжную хижину. А когда они все же обнаружат, что он ушёл, то обязательно придут, однако он скажет им, что отныне будет жить один, и вряд ли кто-то посмеет возражать или пытаться его уговаривать. Охотиться в лесах могут и Индра, и Гайя, и Эко, да и Миллер тоже, так что без него они точно не пропадут, а в остальном… он им не нужен. А ты сможешь жить один, спрашивает Мерфи сам себя и тут же решительно отвечает — да, смогу. То, что было у него с Рейвен, стало минутной передышкой, выходом в другой, полный счастья, мир, но ведь до этого он почти всегда был один и привык к этому. Даже Эмори в те времена, когда они были вместе, не давала ему того чувства целостности и покоя, которое дала, пусть и короткая, близость с Рейвен, но теперь хватит, хорошенького понемножку. Пора вспомнить, что он таракан, способный пережить все, включая ядерный апокалипсис, так что пора перестать притворяться, что ему доступно простое человеческое счастье и убираться из этого бункера, где каждый угол, каждая царапина на стене напоминает о Рейвен и о несбывшихся мечтах, так и не ставших реальностью. Немного поколебавшись, Мерфи оставляет часы отца на столике возле койки. Все знают, что это его самая любимая вещь, без которой он никуда никогда не выходит, и зоркая Кларк, конечно, заметит, что часов нет, так что придётся им пока полежать здесь, словно он и вправду спит на той койке. Он заберёт их позже, когда улягутся страсти и все смирятся с тем, что Мерфи отныне живёт отдельно. Да, это может подождать. Подхватив рюкзак, Мерфи выходит из отсека и идёт наверх, стараясь смотреть только себе под ноги. Он не хочет прощаться с этим местом и не хочет, уходя, смотреть на пустые коридоры, трещины в полу и потолке, и думать о том, что отныне этот бункер будет домом для всех, кроме него, и вспоминать, как он был здесь счастлив. Поднявшись наверх, Мерфи быстро берет запас еды на два дня, подхватывает на плечо винтовку, суёт в карман патроны и углубляется в лес. Все кончено. **** Какого черта я тут делаю? Рейвен уже не может подсчитать, в который раз за прошедшие два часа она задает себе этот вопрос. Они — все они — (почти все, поправляется она мысленно), растянувшись длинной цепочкой, идут вдоль озера по той самой дороге, по которой неделю назад Мерфи вёл её к станции. Да, все, кроме самого Мерфи, который так и не появился перед бункером, хотя это был первый раз за полгода, когда группа в полном составе покидала убежище. Вспоминая этот момент, Рейвен не хочет признаваться себе в том, насколько сильно она мечтала тогда, чтобы Мерфи вышел из бункера и хотя бы взглянул на неё, пусть его взгляд и был бы таким же ненавидящим, как накануне у костра. Ей было все равно, как Мерфи на неё посмотрит, лишь бы он сделал это. Никогда раньше она не испытывала такой тоски по другому человеку, никогда ещё ей не было так больно, а ведь она видела, как Финна убили на её глазах, но сейчас, хотя все живы и здоровы, ей кажется, будто грудь просто разрывается на части. Мерфи не вышел их проводить, и Кларк, которая в тот момент собирала вещи неподалёку и время от времени бросала на Рейвен задумчивые взгляды, подошла к ней, положила руку на плечо и тихо сказала: — Мы готовы, надо идти. И Рейвен, вскинув подбородок и расправив плечи, кивнула и так же тихо ответила: — Я готова. Хотя это была неправда. И вот они идут уже два часа, и Рейвен сознательно отстает, плетясь в конце цепочки, но не из-за ноги (боль сейчас хотя бы немного отвлекает её от горестных мыслей), а из-за того, что ей хочется побыть одной и подумать. Она слышит, как переговариваются остальные, видит белокурую шевелюру Кларк во главе отряда, но перед её внутренним взором неотступно стоит лицо Мерфи, а в ушах стоят его ледяные слова «мне теперь все равно». Неужели это правда? Неужели он действительно решил прекратить все, что едва зародилось между ними, из-за случайно вырвавшихся необдуманных слов? Как это возможно после всего, что случилось за эти несколько суток, когда они стали настолько близки, что, казалось, ничто в мире не способно их разлучить? Рейвен смотрит вперед и видит, что тропа начинает подниматься на склон холма, так что идти становится тяжелее. Она думает о том, что скоро они все окажутся на той скале, на которой Мерфи тогда поцеловал ее. Она будет стоять на том же самом месте, где была так счастлива, вот только человека, который подарил ей это счастье, рядом не будет. Возможно, он никогда больше и не взглянет в её сторону, потому что она сама разрушила все, что едва начало зарождаться между ними. Рейвен знает, что сейчас должна злиться на Мерфи, но никакой злости нет. Она понимает, почему он сделал то, что сделал, и ей хочется только одного — всё исправить, но как это сделать, она не представляет. Хуже всего то, что у неё нет никакого опыта в том, чтобы справиться с подобной ситуацией, потому что все, кого она когда-либо любила, либо уходили, либо умирали. И вот сейчас, едва судьба подарила ей шанс быть счастливой, как чёртова Земля с её игрушками, построенными людьми, снова лишает её любви и понимания. Будь прокляты эти Создатели, которые не могут оставить их в покое, будь проклято все, что человечество оставило после себя, так и не уяснив, для чего мы пришли в этот мир, думает Рейвен. Ее нога болит все сильнее, и в тот момент, когда она хочет остановиться, чтобы перевести дух, Кларк громко кричит: — Народ! Привал! Девочкам надо в кустики! Шутка Кларк сразу разряжает подавленную атмосферу, в которой шагала вся группа, и даже хмурая Рейвен невольно улыбается. Она видит, как все по очереди бросают рюкзаки на землю, как Джексон утирает пот со лба, а Кларк вместе с Октавией ныряют в кусты, растущие вдоль тропы. Морщась от боли, Рейвен опускается на какой-то камень и стягивает куртку, а потом рукавом вытирает пот со лба. Индра и Гайя раздают воду, которую несут в рюкзаках, и к Рейвен подходит Эко с двумя бутылками в руках. Она в одной только тонкой черной майке, куртка обвязана вокруг бедер, а на покрытых татуировками плечах виден свежий загар. — Держи, подруга, — говорит азгедка, протягивая Рейвен одну из бутылок. — Ты очень мало пьёшь, а это вредно на жаре. Рейвен криво улыбается и берет бутылку, сознательно избегая взгляда Эко. — Откуда ты знаешь про жару, ты же с Севера? — говорит она, отвинчивая крышку и делая глоток. Эко дёргает уголком рта. Карие глаза пытливо и с каким-то затаенным интересом смотрят на Рейвен, словно Эко знает что-то, чего не знает сама Рейвен. — Ты забыла, что я уже много лет живу там, где бывает чертовски жарко, — парирует Эко. — После холодов легче привыкнуть к лету, а вот как вы научились справляться с морозом, для меня загадка. Рейвен устало улыбается, вспоминая затхлый воздух Ковчега, который, казалось, был наполнен вековой пылью, так что каждый вздох давался с усилием, а любая изнурительная деятельность приводила к одышке и кашлю. Потом, когда она впервые вышла из капсулы и вдохнула пахнущий озоном и деревьями воздух Земли, Рейвен оценила разницу, однако вместе с чудной свежестью в лёгких пришёл и невыносимый холод, которого на Ковчеге не было. — Да, ты права, это было сложно. Я не сразу привыкла к тому, что на Земле настолько холодно, и поначалу вообще не знала, как одеваться. На Ковчеге мы всегда ходили в одном и том же, а тут пришлось утепляться, а ещё привыкать к тому, что трескаются губы и кончики пальцев. Брр… Эко кивает и некоторое время смотрит на озеро, над которым кружит одинокий коршун. Пахнет озерной водой и пылью, которая покрывает тропу. Солнце печёт уже достаточно сильно, и Рейвен с тоской смотрит на озеро. Она никогда еще не купалась, хотя друзья неоднократно уговаривали её попробовать, но, для того чтобы войти в воду, Рейвен должна была снять скобу, а без неё она почти не могла ходить. И все же в глубине души Рейвен мечтала хоть раз ощутить, каково это — плавать в воде (похоже ли это на выход в открытый космос?), однако она никогда никому в этом не признавалась. — Так что там с этой станцией? — спрашивает Эко, переводя взгляд на Рейвен. — Мы ничего и не поняли, а Кларк не очень-то захотела объяснять. — А, значит, тебя подослали остальные? — Рейвен глубоко вздыхает и кладёт полупустую бутылку в рюкзак. — Не спорь, это же очевидно. Эко подходит ближе, а Рейвен ловит на себе заинтересованные взгляды остальных. Джексон, Миллер и Джордан стоят втроём на самом краю тропы и о чем-то переговариваются, а женщины сидят кружком на земле и делают вид, что не замечают, как Эко пытается выведать у Рейвен подробности их похода. Недостает только Кларк и Октавии, которые до сих пор не вернулись из кустов. — Нет, просто у вас какие-то секреты от нас, — Эко пожимает плечами. — Сначала ты с Мерфи находишь станцию и ничего не говоришь, потом Кларк ведёт себя так, будто знает что-то, чего не знаем мы… — Нет! — громко перебивает её Рейвен, и Эко даже отшатывается. — Все не так, — тише добавляет Рейвен. — Никто ничего не скрывал, просто… Мы не были уверены, что вы должны об этом знать. Это же так опасно, разве ты не понимаешь? — Я давно поняла, что все, что вы создавали на Земле до нас, чертовски опасно, — хмыкает Эко. — И я скучаю по временам до Небесных Людей. Да, мы все время воевали, но по крайней мере, на нас не обрушивался Небесный Огонь и ничего не взрывалось. Рейвен понимающе улыбается. Она знает, что Эко права: везде, где бы ни появились Небесные Люди, как их назвали земляне, они несли только хаос и разрушение. — Но все же мы должны знать, с чем имеем дело, — добавляет Эко и хлопает Рейвен по плечу. — И поэтому надо увидеть эту штуку. Поморщившись, Рейвен с трудом принимает вертикальное положение. Её нога болит все больше, но теперь нет Мерфи, чтобы донести её до станции, и она должна быть сильной. Ей не на кого рассчитывать, кроме самой себя. Она видит, что Эко с сочувствием смотрит на её левую ногу, но землянка не делает попытки помочь Рейвен, потому что слишком хорошо знает, какую реакцию вызовет её помощь. Остальные, увидев, как Рейвен направляется в их сторону, тоже начинают вставать с земли, а вернувшаяся Кларк, озабоченно вздохнув, что-то шепчет Октавии. Нет никакого сомнения, что речь идёт о Рейвен. — Ну, что, все готовы? — преувеличенно бодро спрашивает Кларк, и группа потихоньку начинает двигаться вперёд по тропе. Рейвен сначала идёт рядом с Индрой и Гайей, а потом отстает и вновь оказывается замыкающей. Глядя себе под ноги, она ловит ухом разговоры своих друзей, и все они сводятся к одному: к проклятой станции. — Почему мы никогда не ходили в эту сторону? — чей-то голос прерывает мысли Рейвен, и она отрывает взгляд от земли. Это Эмори, которая стоит, поджидая её посреди тропы, в то время как остальные ушли вперёд метров на двадцать. На лбу Эмори блестит пот, но на лице играет лёгкая улыбка, которая всегда появляется там, стоит землянке увидеть Рейвен. За прошедшие годы Эмори привязалась к своему учителю-механику настолько сильно, что порой, когда Рейвен замечает это, ей становится неловко. — Что? — спрашивает Рейвен хмуро, не отвечая на улыбку Эмори. Она до сих пор не знает, как ей разговаривать с бывшей девушкой того самого человека, мысли о котором причиняют ей столько боли. Да, Мерфи и Эмори давно расстались, и Рейвен знает, что теперь между ними нет ничего, кроме дружбы, но ей все равно не по себе, когда тёмные глаза Эмори смотрят на неё, будто та каким-то образом догадывается, что у Рейвен есть чувства к Мерфи. На Кольце они замечательно работали вместе, и Эмори оказалась прилежной ученицей, так что для Рейвен ее присутствие и помощь в зале управления стали в некотором роде необходимостью и даже потребностью, но потом они спустились на Землю и Эмори с Мерфи сошлись вновь, а Рейвен старалась построить отношения с Шоу, и в конечном итоге Мерфи с Эмори были вместе до самого конца. Они расстались лишь после Вознесения, когда все было кончено, но Рейвен никогда не стремилась выяснить причину, по которой это произошло. Она знала то, что знали все — в один прекрасный день Мерфи снова собрал вещи и переехал в пустой отсек в мужской части бункера, а Эмори делала вид, будто все идет своим чередом. Глядя на землянку, нельзя было догадаться, что она только что рассталась с парнем, которого якобы любила, и Рейвен была этому немного удивлена, однако отношения Мерфи и Эмори очень быстро пришли в норму, а после они и вовсе стали хорошими друзьями. Порой, видя их, работающих бок о бок, Рейвен старалась уловить в общении Мерфи и Эмори следы былой любви, но они всегда оставались в рамках дружбы — шутили, смеялись и касались друг друга без единой капли напряженности или смущения. И все же в эти последние недели, каждый раз, когда Рейвен разговаривала с Эмори, она все время ощущала неловкость, будто бы это она стала причиной разрыва между землянкой и Мерфи, и она подозревала, что виноват в этом именно Мерфи, который сказал ей тогда на скале, что любит её с первого дня их встречи, и она соврала бы самой себе, если бы сказала, что не думала о тех его словах гораздо больше, чем могла себе позволить. Значит, все эти годы он был с девушками (в частности, с Эмори), но мечтал о ней? Значит, пока он обнимал и целовал Эмори, то представлял в своих объятиях её, Рейвен? Могло ли это быть правдой? И почему, думая об этом, она ощущает себя виноватой? Ответов нет, и никто не может их дать. Рейвен больно прикусывает внутреннюю часть щеки и заставляет себя идти быстрее. — Я говорю, почему мы никогда не ходили в эту сторону? — весело спрашивает Эмори, когда Рейвен подходит к ней, пряча глаза. — Разве это не странно? Рейвен пожимает плечами и продолжает шагать вперёд, словно не хочет разговаривать, но землянка, несколько раз запнувшись на камнях, быстро подстраивается под её неровный шаг. — Я сюда тоже не ходила, пока Мерфи не показал мне, — наконец отвечает Рейвен, надеясь, что её голос не дрогнет, когда она произнесет роковое имя, и нельзя сказать, что ей это удаётся. Эмори несколько секунд молчит, а потом задумчиво замечает: — Вот в этом весь Джон. Получается, он ходил сюда и все знал, но нам ничего не сказал? Рейвен лишь дёргает плечом. Её нога болит уже почти невыносимо, и это не связано с трудностями дороги. Она давно заметила, что чем сильнее она нервничает, тем острее реагирует на это её тело, в частности, поврежденная спина и бедро. — А тебе он почему сказал? — спрашивает Эмори, и Рейвен кажется, что в её голосе слышится нечто вроде подозрения. Будто Эмори действительно догадывается, что Мерфи и Рейвен не просто сходили к станции, а между ними произошло нечто такое, о чем никто не должен был знать. — Я вынудила его, — помолчав, отзывается Рейвен. — Он принёс мне детали для генератора, которые нашёл на станции, но соврал, что принёс их из деревни СангедаКру, а я не поверила. Эмори хмыкает. — Тебя не проведёшь, — с любовью говорит она, искоса взглядывая на Рейвен. — Ты всегда была самой умной из нас. Мерфи тоже так сказал, хочется ответить механику, но она сдерживается. Эмори не должна ни о чем догадаться, тем более, что догадываться больше не о чем, они с Мерфи отныне чужие друг другу люди, и можно жить дальше, делая вид, будто ничего не было. — Эй! — крик Кларк доносится до них, и Рейвен вскидывает голову. Группа уже добралась до подножия холма, и теперь все стоят, глядя на приближающихся Эмори и Рейвен. — Куда нам идти? — кричит Кларк, забравшись на один из плоских валунов, которые усеивают склон холма. — Туда, — отвечает Рейвен и показывает рукой наверх. Её взгляд падает на тот самый камень, возле которого она сидела, когда поняла, что не может больше идти. Камень, у которого Мерфи впервые обнял её, а потом массировал её ногу, чтобы она смогла подняться на холм, а потом… Рейвен заставляет себя смотреть только вверх, на вершину холма, а не на этот проклятый камень. Она не будет вспоминать, как увидела слезы на глазах Мерфи, после того как он признался, что любит её, и как она, не выдержав, подошла к нему вплотную и поцеловала. — А ты сможешь подняться? — озабоченно спрашивает Эмори, и Рейвен презрительно фыркает. Она рада, что может отвлечься от тяжёлых воспоминаний. — Постарайся не отставать, — отвечает она, и землянка смеётся. Вместе они некоторое время карабкаются по склону вслед за группой, а потом достигают вершины, где уже отдыхают остальные, и так же, как они в тот раз с Мерфи, падают на землю, чтобы прийти в себя. Солнце уже в зените, и пот заливает глаза, так что Рейвен извлекает из рюкзака бутылку с остатками воды и выливает прохладную жидкость себе на голову. — Долго ещё? — спрашивает Кларк, когда её дыхание приходит в норму, и приподнимается, чтобы сесть. — Нет, — отвечает Рейвен, бросая взгляд на тропу и тяжело сглатывая. — Уже недолго.