Брешь

      Прости, если не застанешь дома. Мне захотелось развеяться, я скоро вернусь.       Пишу записку и уже чувствую энергетику твоего негодования и волнения. Как ты это делаешь?       Не выматывай себя. Ты нам живой нужен.       Я кое-что оставила тебе на столе. Надеюсь, получилось вкусно. А получилось вкусно! Спорим, не успеешь доесть до того момента, как я вернусь?       Расскажу обо всём позже. Люблю тебя.       Роуг.       Реми привычно тихо положил ключи на комод под зеркалом, будто боясь разбудить ту, которой не было дома. Повесил плащ, зацепил со стола на кухне профитроль и расплылся в улыбке. Если под «кое-что» Роуг подразумевала целую гору сладостей, то спор он проиграет. Семьдесят штук класть в один рот как-то слишком, да и не сболтнуть бы чего лишнего, имея целую кулинарную энциклопедию в голове. Несладкие профитроли были специально выложены в основании горы — их Роуг полюбила особенно сильно в последнее время. Немного с красной рыбой, несколько с креветками и творожным сыром, а венчали всё великолепие крем и шоколад.       Развеяться… О, ma chère…       Он застыл у окна и всмотрелся в ночные огни. Может, она права? Слишком зациклился. Сам же до смерти не любил это чувство: когда нечем дышать от внимания.       Только сердце отчего-то дрогнуло. Реми не мог понять, чего именно жаждал найти в любимой им ночной темноте. Сегодня она выглядела чужой. В каждом звуке: шуме дорог, шорохе листвы, дождевых каплях или людских шагах от него пряталось нечто, чем ни он, ни кто-либо ещё, не мог всецело владеть. Время. Так утекали сквозь пальцы минуты, погружая в какую-то дикую безысходность.       Он схватил телефон и уже собирался набрать Роуг, но тут заметил пропущенный вызов от Бобби Дрейка.       Два года назад.       Последним, что Реми увидел перед тем, как свет померк окончательно — предательство любимой девушки. Впрочем, он и не ожидал, что кому-то на самом деле нужен в этой школе для одаренных.       Почти не жаль. Главное, Роуг сделала свой выбор.       Переливы множества огней, ледяные скульптуры, большой каток — Бобби особенно расстарался.       Реми понимал его отчасти. Кому в его возрасте не нравилось женское внимание, постепенно поглощающее с головой, подстегивающее желание усидеть на двух стульях сразу? Уже не верится: начиналось всё так невинно.       Китти Прайд… Было в ней что-то, чего Бобби не видел. А если и видел, то нагло пользовался тем, что мог её касаться. Она его ждала часами на катке и верила: он придет. И он приходил. От Роуг.       В то время Роуг особенно боялась своих способностей. Носила максимально закрытую одежду, чтобы никому не навредить случайным касанием. Возможно, из-за её недоступности Бобби так сильно к ней привязался, а затем решил — одно другому не мешает.       Роуг не единожды видела их с Китти на треклятом катке из окна. Робкие касания, горячие поцелуи над тоненькой корочкой льда. Бобби знал, все знали. И ему это нравилось.       Роуг же молчала. В какой-то момент игра увлекла всех троих. Роуг продолжала играть даже когда встретила Реми и внутренне ликовала, наблюдая за тем, как самолюбование имени Бобби Дрейка начинает сыпаться.       В день, когда вскрылись все карты и точки встали на места, никто ни с кем не ругался. Бобби позвал всех на каток, устроил бой снежками. Во всеобщем веселье умело терялась вражда.       Реми вовремя поймал себя на мысли, что его всё глубже провоцируют на драку. Бобби стрелял в него исподтишка никакими уже не снежками, а ледяными осколками.       Забавный способ впечатлить девушку. Только какую именно?       — Айсмэн хочет поиграть с Гамбитом? — окликнул Реми.       — Почему бы не решить сейчас? — пожал плечами Бобби. — Признайся, Роуг не первая и не последняя в твоей карточной колоде.       — А если она не в колоде?       — Надо же, первый честный ответ за всё время, — саркастично улыбнулся Бобби.       — Не уверен, что ты правильно понял эту фразу, — отзеркалил Реми.       Карточная колода. Пятьдесят две покерные карты. Они действительно символизировали для него тех, кого он когда-либо знал и любил. Тех, кого потерял, и тех, кто просто оставил после себя светлые воспоминания. Карты защищали его. Роуг не было среди них. Роуг была у него в сердце, и это он её защищал.       — Думаешь, тебе здесь кто-то верит?       Сказать честно, Реми впервые видел его таким.       — Не поздновато ли для переходного возраста?       Не хотелось с ним драться, только куда уж там, если даже его собственные способности не могли охладить азарт. Совсем рядом вскрикнула Китти, и тут же рухнула одна из ледяных колонн. Ороро пыталась помочь, но Бобби решил воспользоваться поднявшейся пургой.       Ветер заглушал голоса, Реми особо и не вслушивался, ощущая, как кровь становится живым огнём, как кинетическая энергия рвется сквозь поры. Во взгляде заиграло алое смеющееся пламя.       Дьявол. Всегда одно и то же. Где бы он ни был, всегда находился некий рыцарь, стремившийся «вывести его на чистую воду».       Реми выпустил очередную карту, из последних сил пытаясь не причинить сильного вреда, но для Бобби, казалось, всё было слишком всерьёз.       И закончилось так же быстро.       — Остановитесь! Хватит!       Реми успел толкнуть Роуг в снег перед тем, как совсем рядом раздался очередной взрыв.       Снег заливала кровь. Всё вокруг виделось алым и стремительно гасло. Реми видел Бобби, лежащего в ледяных руинах, и Китти, которая обнимала его за голову.       Роуг… Роуг тоже была рядом. Роуг сделала свой выбор.       Он коснулся повязки на глазах и угадал в ней шарфик Джубили. В горле завязался жгучий ком.       — Пойдем потихоньку. Я помогу, — прошептала она и потянула.       Он старался не думать о Роуг. Считал собственные шаги. Каждую ступеньку, каждый поворот. Пять, семь, десять, двенадцать, направо, третья дверь налево… Джубили подсказывала.       Запомнить, нужно запомнить. Как когда-то просчитывал в плену на острове Страйкера каждый свой шаг.       Весь вечер не проронил ни слова. Кроме того раза, когда спросил у Китти о состоянии Бобби. Это же была она? Кто ещё мог сверлить его взглядом с такой ненавистью?       Плевать на рекомендации. Он здесь не останется. С него хватило по горло этого места!       Реми опустился на скамью во дворе и уронил голову на руки.       Темнота. Ничего. Должно быть, сейчас ночь. Прости, Ороро, я всё испортил.       — Гамбит не любит торжеств?       Чужое касание заставило дёрнуться.       — Пойдем. Всё нормально.       — Зря ты меня сюда притащил. Мне здесь не место.       — Будто бы мне здесь место, — усмехнулся Логан и вложил ему в руки бутылку.       — Это же школа, — попробовал пошутить Реми, распознав в напитке довольно приличный бурбон.       — Надо знать, где искать.       Реми улыбнулся, представив, какое сейчас у Логана выражение лица. Было в нём что-то лисье, было. Те же хитрость, упрямство, верность. Последнее держало в этих стенах их обоих.       — Пойдем. Если хочешь, могу завтра отвезти тебя куда-нибудь.       — Мне не нужна помощь.       — А я не помогаю.       Реми печально усмехнулся и покачал головой. Бурбон горячил кровь. Знал бы Логан, как сильно ему ненавистно всё это: говорить не с ним, а с темнотой, создавать видимость твердых шагов и ясного рассудка. Он никого и никогда не просил о помощи, а случившееся обязывало кого-то вроде Джубили её оказывать, не спрашивая.       — Я хочу побыть один, — Реми глотнул из бутылки и отставил, хотя собирался протянуть Логану. Просто забыл, с какой он стоит стороны.       — Не будь жесток к ней, — сказал Логан. — Роуг просто запуталась. Она чувствует вину, но… упрямая, как ты. Прости, не моё дело.       — Я не готов о ней говорить.       Кое-как добрел до входа, миновал высокую лестницу, поймал чей-то смех из гостиной.       Больше всего на свете не хотелось ошибиться комнатой, благо, ключ подошёл с первого раза. Коснулся выключателя на стене. На минуту почудилось: сейчас глаза привыкнут к темноте или он нажмёт кнопку и увидит залитую светом комнату. Но теперь в свете не было никого смысла.       Реми глубоко вздохнул и медленно выдохнул: уснул бы и не просыпался.       В груди зрела тревога, природу которой он пока не понимал. Сон пришел так же быстро, как и улетучился — Реми всегда спал очень чутко, но этого сна даже не заметил. Подошёл к окну и раскрыл настежь, впуская влажный прохладный воздух.       То ли обострённое недоверие сыграло свою роль, то ли за ним действительно наблюдали. Причём напряжённо, даже боязливо — это чувствовалось и считывалось эмпатией. Словно грозовые тучи зависли над застывшим лесом, и лес этот ждал прихода урагана уже сутки.       В груди дрогнуло, но сразу же отпустило: Роуг не стала бы играть с ним сейчас в молчанку. И таких пряных духов у неё нет.       — Китти?       — Ты меня видишь?       — Интуиция. Чего ты хочешь?       — Тебе правда не всё равно, как себя чувствует Бобби?       Реми промолчал, ожидая ответа на свой вопрос. Уверенные шаги стихли примерно в полуметре от него.       Китти аккуратно коснулась воротничка его рубашки, слегка потянула.       — Хочу спросить. Что такого есть в Роуг, чего нет во мне? Почему вы с Бобби за неё так грызётесь, будто она — последняя женщина на Земле?       — Бобби вынудил меня ответить, я не хотел, чтобы так вышло.       — Я уже слышала, — эта фраза Китти прозвучала громче всех остальных. — Хочу понять другое. — Ладонь, сжимающая ворот рубашки, скользнула к пуговицам и расстегнула две из них. Прошлась по солнечному сплетению и замерла. — Почувствовать.       — Китти, не надо.       — Почему? Если я не вышла лицом, так ты меня не видишь. Или видишь? Хочешь, я буду такой же недотрогой?       — Я хочу, — он мягко коснулся её щеки, — чтобы ты ушла.       — Почему?       — Ты собираешься сделать то, о чём пожалеешь, если ещё не жалеешь. Бобби играет тобой, Роуг и всеми, кем хочет. Ты думаешь, он не любит тебя, а он просто ещё не дорос до этого чувства в принципе.       Китти точно хотела ответить, слова её зацепили, но, едва отшатнувшись, подошла ещё ближе. Он представлял её лицо: растерянное от собственной смелости и готовности сделать несвойственное. Не раз замечал полную тоски улыбку, когда она наблюдала их с Роуг вдвоём.       — Ты так крепко любишь её. Чего ей ещё надо? — с досадой произнесла она. — А может… дело только в том, что я скучнее даже любой из твоих клубных девок?       — Ты — не клубная девка и не вздумай себя с ними равнять или ставить ниже. Я не собираюсь перед кем-либо отчитываться в том, кого и почему люблю.       — А что если она тебя не любит? Если тоже, как Бобби, не способна любить? Скажи, раз такой прожженный.       — Я не был бы с ней серьёзен, если бы это было так. По той же причине я серьёзен с тобой сейчас. Ты хочешь отомстить Бобби, причинить боль Роуг, но на деле испытаешь её сама и более сильную. Ты, — он вздохнул и взял её за руки, — красивая. И если это Бобби научил тебя себя не уважать, то я не жалею о случившемся.       Китти исчезла так же внезапно, как появилась. Запах пряных духов въелся в воздух.       В последний раз они общались, когда Реми поправился — она буквально подлетела к ним с Роуг в коридоре.       — Гамбит! На пару слов. Прости за тот раз, я была не в себе, — протараторила она и протянула руку. — Мир? Мне действительно ужасно стыдно.       Роуг смутилась, ничего не понимая. Китти один раз обернулась, уходя, и взгляд этот ей не понравился.       — Стыдно? За что? Что значит «не в себе»?       — Язык без костей, вот что это значит, — покачал головой Реми.       В тот же день он ей всё рассказал. Никаких больше тайн и недомолвок. Взгляд Роуг буквально наэлектризовывал пространство маленькой комнатушки желанием мести. Она прищурилась, сложила руки на груди, на алых пухлых губах застыла коварная полуулыбка. И чёрт… как же она ему нравилась такой!       — Что?       Реми мягко привлёк её к себе, вдохнул аромат помады и краски для волос. Он чувствовал, как она расслабляется в его руках, как дрожит и жадно прижимается.       — Меня тоже прости. Мне очень стыдно, — прошептала она ему в грудь.       — За что простить, ma chère?