***
– Хана, давай я позову врача, – голос Ыны звучал встревоженно. Она заботилась, и в любой другой день, момент, мгновение я была бы благодарна ей за это. Сейчас хотелось, чтобы меня оставили в покое. Желудок скрутило новым спазмом, но даже желчь уже не выходила. Пустота. Пустота в душе и в сердце. Я сидела на коленях перед унитазом и вытирала щеки тыльной стороной ладони. Слезы текли из-за тошноты, только из-за нее. Я просто что-то не то съела на завтрак. Тот сэндвич-омлет был подозрительным. Перед глазами всплыло красивое лицо Хисына. Очередной спазм толкнул меня ближе к унитазу в попытке очистить желудок, но безрезультатно. – Я пошла за врачом, – Ына стукнула по дверце кабинки, привлекая мое внимание. – Не надо, – слабо прохрипела в ответ. Все тело колотило от слабости и отравления, даже слова требовали больше сил, чем их было. – Тебя рвет, это нельзя игнорировать. Тебе нужно принять какой-нибудь сорбент. От которого мой желудок избавится в ту же секунду. И который совершенно бесполезен. Дело не в сэндвич-омлете. – Хорошо, – проще было сдаться. Послышался звук удаляющихся шагов, после чего хлопнула дверь, оставляя меня в полной тишине. Я устало села на пол, прижимаясь спиной к стене и вытягивая ноги, насколько это позволял небольшой размер кабинки. Хисын. Он не изменился. Хотя, было бы чему меняться – мы не виделись всего лишь год. Все такое же красивое узкое лицо, губы в форме сердечка с пухлой нижней, прямой нос с немного задранным вверх кончиком, что ничуть его не портило, большие миндалевидные глаза. Он выглядел как милый, добрый парень. Идеальный тип многих девушек. Практически айдол. По крайней мере, внешность соответствовала. Только нутро гнилое. Он заступает на месячную стажировку, и если все пройдет гладко, станет нашим новым членом команды вместо Ханы-щи. Мы не так много пересекались по учебе, хотя изредка все же были общие предметы. Преподаватель корейского и журналист совпадали в некоторых требованиях к квалификации. Но легко было затеряться в аудитории, где помимо тебя еще сто студентов. Как не пересекаться, когда в кабинете всего тринадцать, теперь четырнадцать человек? И он пришел на мою должность. Мы с дядей это обсуждали – я должна буду постоянно находиться в паре с новым ассистентом, чтобы качественно передать ему все дела. Столько лет прошло. Я думала, что смогла забыть. Смогла восстановиться. Смогла оставить прошлое в прошлом. Почти. Кроме недоверия к мужчинам. К красивым мужчинам. Но вот приходит Хисын – и все летит к чертям. Желудок скрутило очередным спазмом, и я резко нависла над унитазом, но опять – ничего. Ничего не осталось. Хлопнула дверь туалета, и раздался голос Ыны: – Хана, со мной доктор Кан, открой. И я открыла, потому что не могла сказать правду даже Ыне.***
– Хана, ты какая-то бледная, у тебя все хорошо? – Хисын улыбнулся мило и даже встревоженно. Сидящий напротив меня Минхо встрепенулся и смерил парня подозрительным взглядом. Так как я ничего не рассказывала приятелю, его реакция была не совсем понятна. Мужская конкуренция? Слабо, тут что-то другое. – Да, – ответила, не глядя на него. Мы сидели за компьютером, и я объясняла, какие задачи сейчас находятся в моем управлении. Вводила его в курс дела по распоряжению дяди. Тэхён после разговора с менеджером как-то виновато посмотрел, но подходить не стал, поскольку мне уже вручили Хисына. – Ты все такая же немногословная, как в универе, – парень уперся подбородком в кулак, глядя на меня. – Только стала еще красивее. К горлу подступила тошнота. – Ты бы хоть накрасилась поярче, да одежду надела посексуальнее. Скажи спасибо, что на такую тебя вообще посмотрел. Экран телефона засветился, и я взяла его так, чтобы Хисыну ничего не было видно. «Он твой знакомый? Ты поэтому такая напуганная?» Я заблокировала телефон, кинула быстрый взгляд в сторону выглядывающего из-за монитора Минхо и еле заметно кивнула. Не думала, что настолько все написано на лице. Казалось, что я уже научилась по большей части прятать эмоции. Но, видимо, в критичной ситуации вернулись старые шаблоны поведения. – Тут предусмотрен перерыв на кофе? Я бы выпил что-нибудь горячее, – вернул мое внимание Хисын. Я начинала раздражаться, вспоминая наши недо-отношения. Мы делали только то, что хотел он, как хотел он, тогда, когда хотел он. Все вертелось вокруг Хисына. А я вела себя как влюбленная дурочка и делала все для него, только секс случился не сразу – все же это был мой первый раз, было страшно и волнительно. И он вел себя так благородно, понимал и не настаивал. Не настаивал потому, что трахался в это время с другими. И потому что я была для него лишь дурацким недоспором с друзьями. Не знаю, что было бы хуже. Если бы они в самом деле на меня поспорили. Или то, что парни просто задели его самолюбие, и Хисын таким образом доказал свою неотразимость. Просто так. Даже без видимости вынужденности это сделать. Просто оброненная кем-то фраза. Поздно тогда проснулась совесть у Мингю. Поздно он мне рассказал, почему Хисын начал за мной ухаживать. Поздно. Лишь на выпускном, когда напился. – Ты можешь подняться на двадцатый этаж, там из лифта прямо и через три двери направо... – Хана, я заблужусь, – обаятельно... до сих пор обаятельно... но в горле застряло ощущение тошноты... улыбнулся парень. – Покажи, пожалуйста, а потом я сам. Он точно так же, как почти четыре года назад, говорил мило и дружелюбно. Он умел это – производить впечатление приятного и очаровательного молодого человека. И за этим внешним лоском никто не замечал его непроходимый эгоизм и даже эгоцентризм. Я заметила слишком поздно, когда он перестал звонить и писать, и мне пришлось разыскивать его по универу, по памяти восстанавливая расписание «своего парня». Нашла, к собственному сожалению. Я молча встала и направилась на выход из кабинета, справедливо полагая, что Хисын не будет отставать. Говорить с ним не хотелось, хотя тем у нас было много. Скорая поездка на шоу Грэма Нортона. Хотя вряд ли он туда полетит, но подготовку ему придется контролировать вместе со мной. Рождественское шоу на CBS. Проблемы с арендой квартиры для физиологов. Релиз новой песни. Перестройка расписания вокального класса Чимина. Им, конечно, занимается Минхо, но мне надо будет принять результат. – Рад тебя видеть, Хана, – нарушил тишину Хисын. Странно, что он помнит мое имя. Сколько у него было до? Сколько – после? Или помнит, потому что я была самой долгой? Ломалась почти месяц. Я промолчала. – Хана-щи. Слишком много моего имени за это утро. Я нажала на кнопку вызова и только после этого обернулась через плечо. По коридору в сторону лифта как раз шли Тэхён с Чимином, у которых по расписанию были занятия в тренажерном зале. Как мне когда-то рассказывал дядя, HYBE решили, что проще оборудовать свой и самим нанимать тренеров, чем выставлять артистов на витрине городских залов. – Доброе утро, – я растянула губы в улыбке, приветствуя Пака, так как с ним сегодня еще не виделась. – Доброе утро, – искренне улыбнулся он в ответ. Лифт подъехал, и мы, пропустив выходящих на этаже сотрудников, зашли внутрь вчетвером. – А с тобой?.. – бросил намек Чимин, с любопытством разглядывая незнакомого ему парня. – Чимин-щи, позвольте представить Хисына-щи. Он сейчас проходит стажировку, и если все пройдет хорошо – станет ассистентом менеджера вместо меня. Тэхён все время, с момента встречи в коридоре, вел себя и выглядел весьма нейтрально. Холодно и отчужденно. Так, как умел делать только он. Но на этих словах мужчина повернулся в мою сторону и нахмурился, бегая взглядом по лицу, словно искал там ответ на невысказанный вопрос. Чимин же сразу уточнил: – Ты увольняешься? Но почему? Мы стояли так, что пока я говорила с участниками группы (точнее, с одним из них), Хисын пропал из поля зрения, оставаясь где-то слева. Но даже не видя его, я почувствовала ауру напряжения. Слова Чимина можно было интерпретировать по-разному: от «Неожиданно, не знал об этом» до «Ты лучше этого парня, не уходи». И бывший (какой, нахрен, бывший) и его болезненное самолюбие считали в словах артиста уничижительный подтекст. Хотя я, зная Чимина, ставила скорее на искреннее удивление. – Хана, а ты не рассказывала? – Хисын влез в разговор, не желая оставаться в стороне. – Она работала в компании временно, – дядя поделился этим? – Кажется, вы давно знакомы, – растерянно хлопнул ресницами Чимин. Я покосилась на Тэхёна, но он уже вернул себе маску невозмутимости и смотрел вперед. Двери лифта открылись на двадцатом этаже, и мы с Хисыном были вынуждены выйти, чему я только порадовалась, так как не хотела признаваться даже в том, что мы учились в одном университете. Словно это позорное клеймо. – Да, мы встречались, когда учились, – все же вбросил Хисын до того, как я успела попрощаться с артистами, а лифт успел уехать. Я ждала, что Тэхён после этого посмотрит на меня. Но от слов парня меня передернуло, и я закрыла глаза, возвращая себе душевное равновесие, так что реакцию мужчины увидеть не смогла. Тошно. Тошно и противно. Доносящиеся со стороны кафетерия ароматы заставляли желудок болезненно ныть. Но он был слишком пуст, и избавляться было не от чего. Приходилось терпеть отвратительное ощущение гнилистости и тошнотворной переполненности. Двери лифта закрылись. – Хана, идем, – Хисын положил руку мне между лопаток как в те времена, когда мы якобы были вместе. Все тело сотрясла крупная дрожь отвращения, захотелось тут же помыться, прямо так, в одежде, потому что снимать ее... нет. Мне хотелось надеть на себя еще тысячу слоев кофт, блузок и жакетов. Платьев, юбок и брюк. Хотелось, чтобы я могла не чувствовать ладонь Хисына на коже даже после того, как он убрал руку. Мерзко. Меня преследовало это ощущение, чувство и мысль. Ноги не слушались, а колени словно стали деревянными и отказывались сгибаться. Я с трудом переставляла ноги, и недолгий путь до кафетерия превратился в настоящую пытку. – Хана, ты опять побледнела. Кажется, тебе все утро нездоровится. Я не видела лицо Хисына, потому что смотрела только вперед. Но по голосу слышала, что он опять улыбается. Уверена, мило. Двуличный. Носит маски, обманывая ими людей, но я уже не поведусь. Я знаю, что прячется за пластиком его улыбки. Кафетерий оказался полупустым, так как сейчас был разгар первой половины рабочего дня, и большинство сотрудников сидело на своих рабочих местах. Но на входе так неудачно встретилась никто иная, как Чхэён. – Оу, Хана, привет! Смотрю, ты с новым... ммм... сотрудником, – многозначительно улыбнулась девушка, поглядывая на Хисына с неожиданным интересом. – Иди на хуй, – опустошенно обронила я, огибая девушку по дуге и проходя в воняющее едой и кофе помещение. – Что? – голос визажистки звучал шокировано, без грамма злости или возмущения – настолько девушка растерялась. Но я не стала ничего отвечать или пояснять. К черту ее. – Как ты грубо с ней, Хана, – усмехнулся Хисын. Эта его чертова манера постоянно обращаться по имени. Я потом вычитала в интернете, что это один из способов установить доверительные отношения. И да, я велась на это, когда он ухаживал. Мое имя, произнесенное его голосом, было самым прекрасным на свете. Сейчас хотелось, чтобы он заткнулся. – Иди на хуй и ты, Хисын. Мне вдруг стало все равно. Уволят? Пожалуйста. Испорчу репутацию дяди? Его проблемы. Хватит. Чхэён сама напросилась. Если что – Ына подтвердит. С Хисыном у меня долгая история, еще до работы, так что имею право послать и его. Нашли девочку для вытирания ног. – Все, ты знаешь, где купить кофе. Буду ждать тебя внизу, в кабинете. Окинув парня презрительным взглядом, я развернулась и покинула кафетерий, в глубине души все же надеясь, что Чхэён успела уйти с этажа.***
Рабочий день, проведенный бок о бок с Хисыном, совершенно меня измотал. Необходимость все время держаться, держать лицо, вести себя нейтрально... я была без сил. Все, что мне хотелось – лечь и разрыдаться. И оставался последний рубеж – дорога до дома. Мне не хотелось реветь на глазах у сотен незнакомцев, среди которых могли бы затесаться коллеги. Приложив пропуск к валидатору, я прошла через турникет. До двери выхода из здания оставалась каких-то пара метров, когда дорогу преградил водитель Тэхёна, не замеченный мною до этого. – Хана-щи, позвольте проводить вас к машине. – Что? – уставший, измученный мозг не сразу понял поступившую информацию. – Тэхён-щи ждет вас, и попросил проводить до машины. «Если вы не против» – цитирую. Опять. Опять он не интересуется ни моими планами, ни желаниями, ни мыслями. И эта гребаная приставка «если вы не против» совершенно ничего не меняет. Мне стало горько и обидно. У него же есть мой номер! Ну напиши ты одно сообщение, спроси! Зачем весь этот цирк?! Я почувствовала, как на глаза набежали слезы. Пришлось задрать голову, чтобы не дать им пролиться. – Хана-щи?.. – в голосе водителя отчетливо звучала тревога. – Ведите, Хёншик-щи. Мужчина с сомнением покосился на меня, но все же направился в сторону парковки. Я шла на шаг позади и старалась взять себя в руки, меньше всего мне хотелось реветь при Тэхёне. Потому что пришлось бы тогда объяснять больше, чем я пока была готова. Все же было стыдно за ту ситуацию. Я чувствовала себя грязной, и боялась, что он сочтет так же. А еще требовались силы и выдержка, чтобы сказать Тэхёну, что так нельзя. Нельзя распоряжаться мной и моим временем без моего согласия. И я боялась, что если начну реветь – успокоиться сегодня уже не смогу. Большой агрессивный внедорожник стоял в самом начале парковки, так что далеко идти не пришлось. Водитель открыл заднюю пассажирскую дверь, помог забраться внутрь, но вопреки ожиданиям отошел в сторону, а не сел на свое место. Раз. Два. Три. Набрав в легкие воздух, я наконец-то посмотрела на Тэхёна. Он выглядел нейтрально. Этот его нечитаемый взгляд... Я не выносила ситуации, когда не могла понять чужие эмоции. Мне нужно было видеть настоящие мотивы человека. Затошнило. Конечно, никакие лекарства доктора Кана не помогли, но я не стала расстраивать Ыну и сказала, что стало лучше. Но тошнота преследовала весь день. И сейчас, глядя на ничего не выражающее красивое лицо Тэхёна, я почувствовала, как пустой желудок готов вывернуться наизнанку. – Хана, ты увольняешься? – даже его голос был нейтральным. Нечитаемым. Я не понимала, что он чувствует. Злится? Расстроен? Обижен? Или ему и правда все равно, и это не просто маска? Что происходит? В руках появилось странное ощущение, которое невозможно было передать словами. Они словно заморозились, но при этом их распирало, разрывало изнутри непонятным давлением. Я пару раз сжала и разжала кулаки, пытаясь вернуть нормальное состояние. Дыхание участилось в попытке удержать желудок на месте. – Если Хисына примут, то да. Лоб сдавило обручем, а зрение вдруг упало, сделав очертания предметов чуть расплывчатыми. Я заморгала в попытке восстановить картинку мира, но это не помогло. – Хисын... твой бывший, который приходит на должность вместо тебя. Мысль, выданная Тэхёном, не имела никакого явного посыла. Я не понимала, что он хочет этим сказать, и чувствовала какой-то подтекст. Но мужчина все так же смотрел на меня без единой эмоции, хотя с плывущим зрением рассмотреть его лицо в темноте салона оказалось проблематично. – Тэхён, что ты хочешь сказать? – я тряхнула головой, то ли пытаясь скинуть невидимый обруч, то ли сдвинуть мысли в бездумном стремлении найти ответы. Мне было очень плохо. Физически, морально. Тэхён пугал. Я снова сжала руки, но неприятные ощущения никуда не уходили. – Хана... ты молчала. Не говорила, что работаешь временно. Что увольняешься. Тут вдруг появляется твой бывший, который устраивается на твое место. С которым ты хорошо общаешься. При этом меня ты держишь на расстоянии. Играешь. То притягиваешь, то отталкиваешь. Поставила условие с тремя месяцами. Как мне все это понимать? – маска Тэхёна пошла трещинами, и сквозь нее прорвался гнев. На секунду мне стало легче. Я увидела его эмоции. А потом меня окончательно повело, мир вокруг закружился в безумном вальсе, и я с трудом цеплялась за ускользающую реальность. – Тэхён, пожалуйста, давай поговорим потом, в другой раз. Сейчас... не могу... – я часто заморгала в надежде, что это поможет вернуть все вокруг на свои места. – Нет, Хана, мы поговорим сейчас. Я специально час ждал на парковке, пока ты закончишь работать. Я уже не видела лица мужчины, только ориентировалась на его голос, полный плохо сдерживаемой злости. Судорожно сплетя пальцы, принялась теребить их, прогоняя странное замороженное ощущение. – Тэхён, не сейчас, пожалуйста, давай в другой раз. Я не могу... – Хана, – я ненавидела свое имя, – что не можешь? Сказать правду? Мы же договаривались, что ты будешь прямо сообщать, что не так. Стало ужасно душно. Я попыталась просунуть пальцы между шеей и шарфом, чтобы хоть немного ослабить давление, чтобы было не так жарко, чтобы глотнуть хоть каплю воздуха. – Я скажу. Не сейчас. Скажу. – Почему не сейчас? – сквозь злость прорезалось новое чувство, но я уже ничего не соображала. Мне надо было на воздух. Я судорожно, наощупь, нашла ручку и, щелкнув замком, толкнула дверь. Парковка была под зданием, и хоть снаружи оказалось немного прохладнее, чем в машине, воздуха все равно не хватало. – Хана, если ты сейчас уйдешь... Я вышла из машины и тревожно обняла себя за плечи. Где выход? Где указатели? Задыхаюсь. Стянув с себя шарф, я принялась расстегивать верхние пуговицы рубашки. На глаза попалась зеленая табличка с указанием выхода справа. Направо. Оттягивая ворот рубашки, я двинулась в указанном направлении. Сзади раздался звук мотора, после чего мягкое шуршание шин. Где же выход? Где он?!