Утерянное

Выходцу из Могилы не за чем разговаривать с самим собой, чтобы услышать речь. И все-таки в некоторые моменты, когда грусть накатывает на него волнами, даже Келебримбор не особо вмешивается в ход его размышлений. В такие минуты Талион один. — Как же она там пела? — глухо стонет он, стоя как можно дальше от враждебных крепостей. Острая боль потери, перерастающая в ненависть к врагам, в такие минуты взрывается в нем как подстреленная бочка с грогом. Хоть закрывай глаза, хоть не закрывай, он не может вспомнить начало мелодии. Иорет всегда выдумывала песни, которые ему нравились. Она мурлыкала их в доме, за работой, просто так, когда сидела, смотря вдаль. Талион всегда приносил ей в такие минуты цветы… Ему не понять, что движет его врагом, ему понятно только то, что движет им самим. Ему невыносимо без Иорет и он не может остудить горечь, что им владеет. — Да как же ты пела… — размышляет он, смотря на грязь кругом и пытаясь сосредоточиться. Но перед глазами только улыбка Иорет, ее поступь и, конечно же, смерть. Он стал собственной тенью без возможности понять, что вспоминать и как преподносить для себя.