Сон разума

Бабушка сходит с ума… И это не образное выражение с негативной эмоциональной окраской, нет, это печальная констатация факта. Одутловатая задерганная участковая, которую я вызвала на дом, ещё надеясь на чудо, посмотрела анализы, УЗИ сосудов шеи, МРТ головного мозга, подняла на меня глаза смертельно уставшего человека и заговорила тихо, почти без всякого выражения, короткими рублеными фразами: – Сосудистая деменция. Что вы хотите, ей почти девяносто! Радуйтесь, что она у вас сохранная: гигиену соблюдает, по квартире ходит, агрессию не проявляет. Другие-то на родных бросаются и вредничают: то сахар в суп, то соль в чай. – И что теперь делать? – Лекарство выпишу, для стимуляции мозгового кровообращения, выкупите. По-хорошему, вам бы к психиатру на учет встать… Да, по-хорошему, надо на учёт… Но есть одно НО! Огромное такое НО! Бабушка долгие годы работала в Городском управлении здравоохранения и прекрасно помнит по фамилиям врачей всех районных поликлиник. Вот ела она сегодня утром или нет, не помнит, а врачей помнит. В том числе, конечно, и психиатра из местной поликлиники, который как раз пришёл в тот год, когда она на пенсию вышла. Бабушка сидит в кресле перед телевизором, наши разговоры ей до фонарика, она теперь и слышит плохо. Увидела, что участковая ушла, спрашивает: – Она рецепты хоть на лекарства выписала? – Да, ба, выписала. – Покажи! Я выкладываю перед ней несколько листочков с рецептами, в том числе и на ноотроп. – Это есть, это есть, это тоже куплено. И что приходила, спрашивается? Так, вот это не нужно,– откладывает она один из рецептов. Ну, кто бы сомневался, ноотроп и есть. – Ба, если врач лекарства выписал, значит, они все нужны. – Я медик, я лучше знаю, что мне нужно, а что нет! Сказала, это, – она для наглядности потрясла рецептом, ‒ не покупаешь! – Поняла. Не нервничай. Она возвращает своё внимание к экрану, где мелькают кадры очередной части сериала «След». Спорить с ней бесполезно, только на скандал нарвёшься. Я и не спорю… *** Как так получилось, что мы её упустили? Почему не заметили тех изменений, которые с ней произошли? Сложно так сразу ответить на эти вопросы, но можно попытаться восстановить хронологию событий. Как говорится, «ничто не предвещало»… Ба всегда была эксцентричной: любила яркие наряды, броские украшения, шумные компании, благо она жила отдельно в своей роскошной трехкомнатной квартире. В её компанию входили такие же, как она бывшие советские функционеры, «видные партийные и комсомольские деятели». Вместе они ходили на концерты, плавали на теплоходах, отдыхали в санаториях. Тогда для меня она была «бабушкой выходного дня»: приходила по воскресеньям пару раз в месяц, водила в кафе или кино, - и на этом её миссия по воспитанию, к счастью, заканчивалась. Подарки на день рождения и новый год дарила всегда шикарные – не унылые кофты и туфли, как другая бабушка, а импортных кукол, модные конструкторы, а позже и игры для «Денди». И так продолжалось долгие годы. Я росла, но бабушка не менялась. Она всё так же неожиданно появлялась в моей жизни и так же неожиданно исчезала, правда, со временем подарки стали более девичьи: швейная машинка, фен, украшения, путевки за границу. Все изменила пандемия. Бабушка первой в нашей семье сделала себе прививку и не уставала стыдить нас за наше медицинское невежество и трусость. Она освоила технологию заказа продуктов через Интернет-доставку и очень этим гордилась. Две волны коронавируса мы пережили спокойно, а потом бабушка заболела... Нет, у неё не было температуры, воспаления легких или ещё каких-то ужасных ужасов, просто страшная слабость и полная апатия, ну и обоняние пропало, да. На семейном совете было решено, перевезти её после больницы на реабилитацию к Полине, младшей дочери, которая жила в часе езды на машине от нашего областного центра в небольшом поселке городского типа и только-только вышла на пенсию. Сосновый лес рядом, живописная речка, собственный огород и прекрасно оборудованный ФАП – всё это, как мы думали, должно было способствовать скорейшему выздоровлению нашей «ба». И правда, физически она довольно быстро восстановилась, только вот Полина стала жаловаться на всё более тяжелый характер: бабушка моментально заводилась, разражалась, могла в запале наговорить гадостей. Честно сказать, она и раньше так делала, но теперь это стало повторяться каждый день. Танюшка, Полинина дочка, которая училась, по семейной традиции, в колледже на фельдшера, всё чаще стала на выходные оставаться у нас, Володя, муж Полины задумал благоустраивать гараж и пропадал там каждую свободную минуту, так что всё бремя общения с бабушкой легло на Полину. И однажды рвануло… Полина позвонила мне полпервого ночи, её голос в трубке дрожал от слез и негодования: – Лёка, я так больше не могу! Не могу! Не знаю, что делать! Как так! Мама сказала, что мы всё это затеяли, чтобы пользоваться её деньгами, а сами голодом хотим её заморить, чтобы нам потом квартира досталась! – Поля, что случилось? Не просто так ведь она тебе всё это высказала? – Я ей шоколадку не дала, потому что у неё вчера сахар скакнул до двадцати трёх! А сегодня она мерять его не захотела, разозлилась, тарелку с кашей швырнула и потом наговорила всего… – Поля, корвалолу на ночь выпей и ей дай. – Да не пьет она теперь ничего и не ест! Боится, что отравим! – Поля, я завтра приеду, и мы спокойно все вместе поговорим. – Приезжай обязательно, может, она тебя как любимую внучку послушает. Полина положила трубку, а я так и осталась стоять в темном коридоре, не понимая, что это только начало. На следующий день с утра поехала в поселок к Полине. Бабушка была рада, но ворчать не перестала. Сошлись на том, что Полина будет пробовать еду из её тарелки. Пенсию с карточки будут снимать и каждый месяц передавать ей лично в руки. Перемирия хватило на три месяца, но как только сошел первый снег и по трассе стало можно проехать с нормальной скоростью, после очередного безобразного скандала со взаимными обвинениями, Володя привез ба домой. Конечно, я прибежала. Бабушка была потерянной и никак не могла сообразить, как включить электрическую плиту, чтобы поставить чайник. Возможно, в другое время я бы обратила внимание на то, что мне пришлось повторить и показать одно и то же действие пять раз. Но я сама была в эмоциональном раздрае после расставания с бывшим, и окружающий мир воспринимался будто бы через матовое стекло. Первый раз я испугалась в воскресенье, когда принеслась проведать, как ба себя чувствует после возвращения. С порога увидела стол в гостиной, который был накрыт по всем правилам столового этикета со скатертью, двойными тарелками и матерчатыми салфетками. На тарелках лежала заветренная мясная и сырная нарезка. «Гостевой» диван был разложен. Бабушка нашлась на кухне. – Привет, ба! – обняла я её сразу же после того, как вымыла руки с улицы. – Это что у тебя за Сабантуй? – Так Люська с Пашкой приехали, представляешь, даже не предупредили, просто заявились ночью и всё! – эмоционально воскликнула бабушка. – Хорошо ещё Карина (бабушкина соцработница) нанесла мне всего. Вот, что было, то на стол и поставила. Холодок скользнул у меня по спине, ведь и Людмила, старшая бабушкина сестра, и Павел, её муж, уже больше десяти лет лежали под одной могильной плитой на скромном деревенском кладбище у села, бывшего им когда-то родным. – Ба, а куда они утром делись? – спросила я, чтобы не пугать теперь её. – Да не знаю, наверное, обратно в свою деревню укатили! И ведь не сказали ничего! Как только из квартиры вышли? Ты им ключи не давала? – Нет, не беспокойся, не давала. Потом мы вместе убрали со стола, сменили постельное, запустили стиральную машинку. Я сварила щи, отдраила квартиру, вымыла бабушку и снова унеслась домой. Но рассказы о её «странных» гостях стали звучать всё чаще: вроде как сосед сверху тыкал в окно цветами, извиняясь за то, что окурки падали на подоконник, и это при том, что бабушка живет на восьмом этаже. То у неё завелся какой-то двухвостый зверек, который повадился таскать монетки и нагрёб себе целую кучу мелочи в пустой цветочный горшок. То соседская девочка подходила к двери и дышала прямо в замочную скважину. То потом ещё приезжала Полина с мужем, и они пускали через дверь какой-то газ из машины, и бабушка говорила, что проваливалась в сон, а когда просыпалась, то из холодильника исчезала часть продуктов и то, что оставалось от пенсии. Деньги стали её навязчивой идеей. Пенсия у неё, и правда, хорошая. После возвращения ей всё казалось, что придёт Полина и деньги отберёт. И бабушка стала прятать их в самых неожиданных местах: в коробках из-под лекарств, за мебелью, под матрацем, в пустых кастрюлях и чайниках. На все мои уговоры, что она дома одна, и никто кроме меня и Карины к ней не ходит, она только качала головой и говорила: ‒ Ты не представляешь, какие это наглые, страшные люди! Им нет ничто через дверь пройти или стену! Несколько раз я оставалась у неё ночевать, но при мне ничего такого «мистического», естественно, не происходило. А потом она стала меня спрашивать, и мне опять стало страшно: – Лёка, ты, правда, думаешь, что это мне просто снится всё? Мне кажется, я с ума схожу, потому что помню, как ночью Лёшеньку маленького мыла. Прямо видела ванночку оцинкованную, новую совсем, уточку его резиновую жёлтую. Без неё он никогда не купался, мыло земляничное, любимое. Но ведь Лёшенька вырос – в Москве живет. Не звонит мне совсем. Наверное, его «колода» запрещает с матерью общаться?! Ты как думаешь? – Ба, думаю, нам надо чаю попить, я пирогов принесла с черникой. – Хочу пирогов, не ела вчера. – Ела ба, ела, я вчера в обед прибегала, мы вместе ели, а вечером Карина приходила – она тебе макароны по-флотски сварила, вы ужинали. – Не помню про макароны. Мы идем на кухню, я завариваю чай и смотрю с восьмого этажа на детский сад и школу, что расположены совсем рядом. Разогреваю в сковородке пирог, разрезаю его и подаю на тарелке. Наливаю бабушке в чашку чая, подставляю блюдце. Сажусь рядом, легко обнимаю её за плечи и говорю: – Ты только не бойся и не стесняйся. Ничего страшного. Спроси, что забыла, я тебе напомню. Хотя знаешь, если ты что-то не помнишь, значит, это не так уж и важно. Ты же помнишь нас: Лёшу, Полину, Карину, моего отца, меня, подружек своих, героев твоего любимого сериала. Кстати, что там было в последней серии? И бабушка с азартом начинает мне пересказывать, как алкоголичка Петровна увидела, что местной начальнице ЖЭКа Арине какой-то мужик подарил цветы, а через пару дней её нашли убитой в собственной квартире. Мне кажется, я слышала эту историю уже раза три, но при каждом повороте сюжета я охаю и удивляюсь, ведь сейчас это почти моя ба с искрящимися глазами и бойкой речью. Чай остыл, а мы всё сидим, болтая в наступающих сумерках. Я знаю, что дальше будет только хуже, но это будет потом. А сегодня ба счастлива. И я тоже.