Тонкая грань

      Откровенно говоря, Кафка, знакомясь в перерывах между миссиями с новыми романами, не совсем понимает, почему не лишенные фантазии и умеющие, по идее, играться со словами приверженцы пера постоянно так и норовят сравнить возвышенные чувства с каким-нибудь полетом в небесах. На самом деле во время полета земля и небо непрестанно меняются местами, ветер неприятно свистит в ушах, а коварная гравитация со стопроцентной вероятностью превратит человека в кровавый блин при столкновении с негостеприимной земной твердью. Что в этом может быть такого красивого или приятного?       Кафка просто не понимает, в чем состоит разница между полетом и бесконтрольным падением.        Сбегая от озадаченной Стеллы из Комиссии по предсказаниям с их Матрицей предвидения и недружелюбно настроенной Верховной провидицей Лофу, Кафка на секунду закрывает устремленные к облакам пустые глаза, стараясь почувствовать хоть что-то из того, о чем авторы пишут в своих книгах, описывая полет.       Что же, как ожидалось, не стоит верить любителям вольно обращаться с метафорами: Кафка не ощущает свободы. Не ощущает радости. Не ощущает вдохновения. Не ощущает ни-че-го. Она просто падает с большой высоты и, если не исхитрится через несколько секунд зацепиться своими нитями за какой-нибудь выступ и плавно затормозить, то умрет. Кафка лениво подмечает про себя, что страха от понимания этого она тоже не в состоянии ощутить.       Блэйд падает рядом — Кафка не смотрит по сторонам, но она это знает. Потому что бедняжка Блэйдик прыгнет за ней даже к Нануку в логово и со всеми Лордами Опустошителями сразится, чтобы вытащить напарницу из любых неприятностей, ведь он не может без её, Кафки, помощи осуществить свою месть, оставаясь при этом в относительно здравом рассудке для того, чтобы насладиться ею сполна напоследок. Как и своей смертью. Именно поэтому где-то в глубине души гордый мечник презирает молодую женщину всем своим сердцем, желая отдать однажды на растерзание своему личному монстру, ведь он уже не может без неё жить. На его несчастье, тому самому пораженному Марой безумному монстру она слишком нравится — потому что совсем его не боится, тем самым только лишь раззадоривая и возвращая подобие красок давно опостылевшей жизни, многое спускает ему с рук, но будучи в состоянии в любой момент усмирить. Потому что холодными ночами порой позволяет делать с собой всё, что вздумается.       Они оба, — и Кафка, и Блэйд, — находятся в перманентном свободном падении, вообще-то.       Чуть позже Кафке становится искренне любопытно: а то, что происходит между её бывшей воспитанницей и заклятым приятелем Блэйдика — это ли не тот самый романтизируемый полет? Когда она призывает Стеллу на помощь, чтобы суметь защитить мечника и вернуть его в сознание, в глубине настороженных глаз девушки сияет нечто такое, что Кафке хочется сыграть нежную, но грустную мелодию с нотами торжественности на своей невидимой скрипке, как при неизбежном расставании с кем-то или чем-то дорогим: Стелла нашла свое место в этой огромной Вселенной и тех, кому может без колебаний доверить свое сердце. Как и предсказал Элио, отрывая девушку от воспитавших её Охотников. Наверное, Кафка должна была ощутить полет в тот момент, видя, как любовно выращенный ею птенчик уверенно расправил свои крылья?       Но нет, её падение будто бы только ускоряется.       Кафке кажется, что она вот-вот разобьется, когда Блэйд вдруг решает остаться на Лофу Сяньчжоу ради встречи с каким-то очередным старым знакомым. Элио ничего не говорил перед этой миссией о том, вернется ли он к Охотникам и вообще молчал о том, какое будущее мечнику уготовано после успешного разрешения проблем на корабле Альянса. А ведь Кафка почему-то спрашивала, искренне интересуясь судьбой своего драгоценного напарника. Наверное, она уже тогда знала для себя верный ответ.       Комедия и трагедия в том, что даже так ей совсем не страшно. Предавали и оставляли её, даже не попрощавшись, без сожалений покидала и предавала других людей она — ничего нового, рутина всех уроженцев Нового Вавилона.       Тем не менее, перед тем как покинуть Лофу, Кафка встречается с Блэйдом на крыше одного из самых высоких зданий. Они ни слова не говорят, просто обнимаются, прижимаются друг к другу, как обреченные танцоры — и бесстрашная Кафка увлекает проклятого дефективным бессмертием Блэйда на самый покатый край, а затем они одновременно от него отталкиваются, на секунду зависая в воздухе, прежде чем устремиться к темной поверхности земли.       Никто из них не умрет — не сегодня. Никто из них и не боится умереть — да хоть завтра.       Они просто больше никогда не увидятся вновь.       Кафка весело смеется, адреналин будоражит кровь — это её личный способ сказать драгоценному напарнику: «Прощай». Даже на губах мечника, словно ведущего её в танце под холодным светом фальшивых звезд, возникает едва заметная горькая усмешка.       Для Кафки не существует никакой разницы между полетом и падением, однако на несколько секунд ей кажется, будто она парит.