Ветреные драбблы

Не вернешь (Нихат Асланбей)

Девица оказалась совершенно не в его вкусе: маленькая, щупленькая, вертлявая, да к тому же еще и светловолосая, точнее, крашеная блондинка. Нихат выругался про себя: что ж такое-то, и здесь не везет, ведь просил же у хозяйки темноглазую брюнетку! Но у этой старой грымзы, видимо, слепота пополам со склерозом! Разумеется, толку с этой девкой, можно сказать, никакого не вышло, хотя она и старалась изо всех сил. В довершение безобразия она надушилась какой-то едкой вонючей дрянью, от которой хотелось чихать, и Нихат постарался как можно быстрее отделаться от этой идиотки. — Господину нравится Мелек, верно? — томно прикрыв глаза, проворковала эта дура, впившись ногтями ему в плечи. — Второй такой у нас нет, все так говорят! — зашептала она ему на ухо. — Пусть господин потом замолвит словечко мадам, хорошо? Ну, не будь таким букой, пупсик, Мелек знает, как сделать, чтоб тебе стало очень хорошо! — Да заткнись ты уже! — раздраженно мотнул головой Нихат и толкнул девку на подушки. — Делай свое дело молча, поняла? Рот открывать станешь только когда скажу! — ко всему прочему, и не сказать, чтобы она была прям уж такой профессионалкой. Бывало, он встречал и получше… Когда наконец-то все закончилось, Нихат быстро поднялся с постели, оделся, бросил девке пару смятых купюр: — Хватит с тебя! — буркнул он на прощанье и ушел, хлопнув дверью. С «мадам» разбираться не стал, хотя так и тянуло устроить скандал и надавать как следует по наглой физиономии. Впрочем, к чему связываться с мерзкой ведьмой, проще перестать ходить в этот бордель, благо, в здешних местах он не единственный. Хорошо бы, конечно, пропустить пару стаканчиков чего-нибудь покрепче, подумал было Нихат, но потом придется звонить этому увальню Ферхату и терпеть его вздохи и укоризненные взгляды. Хотя на самом деле, если уж говорить прямо, Ферхат — практически единственный, от кого Нихат согласен был терпеть нравоучения, упреки и осуждающие взгляды. Просто он был рядом столько, сколько Нихат себя помнил. А во время учебы Нихата за границей, помнится, не раз вытаскивал своего непутевого хозяина из пабов, когда тот, перебрав горячительного, ввязывался в скандалы и драки. Ферхат уводил его какими-то хитрыми, невесть откуда известными ему маршрутами по полутемным переулкам, чтобы не застукали полицейские, и никогда не выдавал отцу и мамаше. У Нихата не было брата, но если бы был, ему хотелось, чтобы он был именно таким. Дома Нихата встретила мертвая тишина: прислуга еще не встала, жена и сын — тем более. Старшие же дети учились за границей, и с тех пор, как они уехали, дом и впрямь будто осиротел, потому что с утра пораньше больше не начинались извечные споры Мехмета с Ахметом на тему, где последний разбросал свои вещи, и почему не может найти свои учебники. Да, собственно, сыновья ведь уже совсем взрослые, и потому иногда становилось жаль, что они не носились больше с громким смехом по двору, играя в пиратов, ковбоев, султанских янычар и невесть кого еще, а жена не отчитывала их за шалости. Все это осталось далеко в прошлом, и почему-то от этого было немного грустно. В гостиной было темно, потому что прислуга не раздвинула еще шторы, и Нихат без сил упал на диван и закрыл глаза. Можно было пойти в спальню, но… зачем? Нихат уже довольно-таки долгое время засыпает один в холодной постели, и от этого ему так тошно, что легче сдохнуть. А еще хуже, что он прекрасно понимает: выхода из этого заколдованного круга попросту нет. — Нихат!.. — он проснулся от мягкого и такого знакомого прикосновения к своему плечу. — Что с тобой, тебе плохо? С трудом разлепив со сна глаза, Нихат потер их тыльной стороной ладони и улыбнулся, увидев свою жену: — Если для того, чтобы ты беспокоилась обо мне, надо чувствовать себя плохо, то мне хуже некуда, — ответил он, чуть приподнявшись. Шею нестерпимо ломило, она была будто деревянная, а голова так и вовсе раскалывалась. — Ох, Нихат, — вздохнула Азизе, — ты опять всю ночь где-то пропадал? Ты хоть понимаешь, что стремительно катишься в пропасть, ну сколько можно тебе повторять?! — Не надо, Азизе, — он сжал ее ладонь, а потом приложил ее к своей щеке, — лучше ничего не говори больше, ладно? Просто посиди рядом! Хотя бы это сделай для меня, прошу тебя! — Нихат, — проговорила она спустя пару минут, — мне надо идти. Нужно проверить, приготовила ли Бегюм завтрак, а то скоро Али проснется. А потом мне нужно ехать в офис. Он кивнул, с тоской глядя на нее, и осторожно прикоснулся к ее руке губами: — Иногда мне снится, что ты все же меня простила, и тогда я не хочу просыпаться! — тихо произнес Нихат. — Можно я тебя обниму? — вдруг робко попросил он. — Нихат… — устало закатила глаза Азизе. — Мы же с тобой давно уже все обсудили! — Я чуть-чуть! Всего один раз, только один, пожалуйста! — лихорадочно зашептал он, прижав ее к себе. — Милая ты моя! — еле слышно произнес он, уткнувшись ей в шею и вдыхая сладковато-цветочный аромат ее духов. — Почему, скажи, ну почему никто с тобой не сравнится?! Никто и никогда, Азизе! — Все, Нихат, перестань! — покачав головой, проговорила Азизе, высвобождаясь из его объятий и поднимаясь на ноги. — Иди лучше к себе и приведи себя в порядок, а мне уже пора. Извини! Закусив губу, Нихат посмотрел ей вслед и вновь глубоко вздохнул. Ему хотелось бы забыть о том, что случилось тогда, той ночью, после которой его жена до сих пор делает вид, будто он пустое место. Впрочем… честно признаться, иногда Нихату кажется, что он таковым и является. Правда, иной раз, особенно когда случается ему немного перебрать в любимом баре (а полюбил он коротать там вечера именно потому, что Азизе перестала замечать его), он приезжает домой, начинает колотить руками и ногами в дверь комнаты своей супруги и грозит ей всеми карами, пусть только выйдет. Заканчивается же все тем, что является Ферхат в компании кого-нибудь из охраны и помогает ему дойти до своей спальни. Иногда Нихат представляет себе, что выломает эту чертову дверь, войдет в комнату Азизе, схватит ее за плечи и, глядя в глаза скажет, что сейчас она ему сполна ответит за унижения! Потом он швырнул бы ее на постель, разорвал одежду, и… А потом у Нихата внутри все предательски холодеет, потому что он вспоминает взгляд жены, когда однажды она сказала ему, что он сам похоронил все то хорошее, что у них было, и еще — Нихат может сделать с ней что угодно, но если только он решится на подобную мерзость, она покончит с собой, но перед тем, как уйти, перережет ему горло. Нихат отшатнулся, услышав это, потому что… как ни стыдно было самому себе признаваться, ему стало не по себе, когда он увидел этот холодный и безжалостный взгляд. Ей и впрямь нечего будет терять, а если даже и не хватит духу убить его, то простить подобное она уж точно никогда не сможет. А ему очень нужно было заполучить ее прощение, потому что жизнь без нее сделалась совсем уж беспросветной. И что только на него нашло тогда?.. Если бы можно было повернуть время вспять, Нихат вел бы себя иначе.

***

Нихат понял, что именно рядом с этой женщиной он хочет провести всю оставшуюся жизнь, когда впервые увидел ее улыбку. Он отвез ее к врачу, чтобы тот помог избавиться от болей в спине, и когда лечение дало свои результаты, она поблагодарила его и вдруг — улыбнулась. У него сердце ёкнуло, когда он увидел, как блестят ее глаза, и именно с той самой минуты Нихат решил, что ни за что не упустит ее. После того, как этот ублюдок Мерт пытался самым наглым образом приставать к ней, Нихат выгнал его из дома. После этого он сразу же признался ей в любви и попросил остаться с ним, сделаться его женой и хозяйкой дома. Азизе попросила дать ей время подумать, а Нихат был вынужден уехать на пару недель по делам, потому что отец слег, а нужно было срочно заключить несколько важных контрактов. Когда он вернулся домой, то узнал, во-первых, что отец уже чувствует себя лучше, а во-вторых, его сестрица приехала на каникулы, значит, отдохнуть как следует не получится. Кроме того, ему не терпелось увидеть наконец Азизе, потому что он соскучился по ней. Правда, ни в прачечной, ни в гладильной, ни на кухне он ее не нашел и не на шутку забеспокоился, подумав было, что она все же уехала, так и не дождавшись его возвращения. Полдня Нихат провел у отца, рассказывая ему о том, как прошло заключение новых контрактов, после повидался с сестрицей и даже успел с ней поцапаться, потому что Фюсун начала предъявлять ему претензии, мол, он обязан повлиять на отца, чтобы выделял ей больше денег на карманные расходы. Нихат заявил, что хватит, дескать, с милой сестрички и того что есть, выставил ее из своей комнаты и вышел на балкон. И тут он наконец-то увидел Азизе, которая как раз вошла во двор с корзиной, полной овощей. — Азизе! — окликнул ее Нихат. — Постойте, я сейчас к вам спущусь! — Вы вернулись, Нихат бей? — улыбнулась Азизе. — А я уж подумала, вы теперь долго не приедете. И ваша сестра так сказала. — Нашли тоже, кого слушать! — фыркнул он. — Просто так уж вышло: мне пришлось немного задержаться. Дела… — Я хотела с вами поговорить, — сказала она, взглянув ему в глаза. — Только вот мне овощи надо отнести, — она чуть приподняла корзину, которую держала в руках. — Бегюм просила купить на ужин. — Тогда давайте встретимся на той нашей скамейке, — предложил Нихат. — Скажем, через час. — Хорошо, — кивнула она. Когда Нихат пришел через час на скамейку в самом дальнем углу внутреннего двора, где когда-то в детстве он любил прятаться от родителей, Азизе уже ждала его. — Я, признаться, забеспокоился, когда не нашел вас по приезде, — признался Нихат, взяв ее за руку. — Подумал, что не дождались меня. — Но я же обещала вам, что никуда не уеду, — тихо проговорила она. — Я очень рад! — воскликнул он, прижав ее руку к сердцу. — Как же я соскучился! Ты себе представить не можешь, как я испугался, — прошептал он, — когда подумал, что больше тебя не увижу. Я же говорил: ты для меня — смысл возвращаться в этот дом. И если бы ты позволила… — Я согласна, Нихат бей! — подняв на него взгляд, уверенно проговорила она. — Если, конечно, вы еще не передумали… — Азизе! — просиял Нихат. — Ты… — он взял ее за руки, поцеловал их, а потом, осмелев, обнял ее. — Ты не раскаешься, — прошептал он ей на ухо, — вот увидишь, мы с тобой будем счастливы. Я обещаю тебе, что помогу забыть о твоем горе… Ведь их, твоих сестру и брата, не вернешь уже, но надо жить дальше! Вот увидишь, я все сделаю, целый мир тебе под ноги брошу, ты только будь со мной, не оставляй меня! — Я вам очень благодарна, Нихат бей, — ответила она, — и я обещаю, вы никогда не пожалеете, что выбрали меня. Я стану вам примерной женой, клянусь! В тот же день Нихат заявил, что больше Азизе не должна стирать, убирать, гладить и заниматься другой тяжелой работой, потому что она больше не служанка, а его невеста и будущая жена. Азизе поначалу смущалась, но потом все же вынуждена была согласиться с ним. Единственное, о чем она попросила — это помогать Бегюм на кухне и, как раньше, заботиться о его отце. Отец, вопреки ожиданиям Нихата, согласился с его выбором и заявил, мол, раз эта женщина нужна его сыну и сможет сделать его счастливым, то он не имеет ничего против. Честно признаться, его это обрадовало, хотя ему и было все равно, как отец отнесется к этому. Прислуге же Нихат попросту пригрозил: если кто вздумает косо взглянуть на его невесту — вылетит из дома, как пробка из бутылки. — Всех касается! — в упор взглянул Нихат сначала на Бегюм, а после на Ферхата. — Если же кому-то что-то не по душе, думаю, нет необходимости показывать, где дверь! — Все понятно, хозяин! — кивнул Ферхат. — Вы не беспокойтесь, Нихат бей, — отозвалась Бегюм, — и остальным, если будет нужно, внушим. Поэтому и вы, и Азизе можете… — Не Азизе, Бегюм, — повысил голос Нихат, — а Азизе ханым! Учти это, будь добра, и сохрани тебя Аллах еще раз оговориться! — Я… я все поняла, господин! — робко улыбнувшись, проговорила Бегюм. — Вот и отлично! Потом Нихат возил Азизе по магазинам, покупал ей новые платья, костюмы, туфли, дарил украшения и всякие милые женские безделушки, вроде расчесок, заколок для волос, сумочек и кошельков. Азизе, как ему казалось, преобразилась и сделалась еще красивее, он смотрел на нее, любовался, не мог дождаться и предвкушал тот день, когда она наконец-то станет его женой. — Тебе нравится? — спросила его один раз Азизе, стоя перед зеркалом, дабы удостовериться, хорошо ли сидит новое платье. — Очень! — честно ответил Нихат. — Правда, — прибавил он, приблизившись к ней вплотную, — я бы с гораздо большим удовольствием снял его сейчас с тебя! — Нихат! — мгновенно вспыхнула она. — Ты что, тебя же услышат! — Да и пускай! — беспечно отозвался он, погладив ее по плечу и наслаждаясь при этом взглядами и улыбками, коими одарила их молоденькая продавщица, и пылающими щеками своей невесты. Когда она смущалась и краснела, то делалась еще красивее. Потом Нихат частенько подшучивал над ней подобным образом: не стесняясь, говорил ей какую-нибудь непристойность, а потом наслаждался, как она вспыхивала и робко возмущалась, мол, как же Нихату не совестно говорить такие вещи, да еще при условии, что его могут услышать. Его вообще забавляло, что она всякий раз выказывала этакую стыдливость, стоило ему даже чмокнуть ее в щеку, не говоря уж о том, чтобы поцеловать где-нибудь в гостиной или же во дворе. Он смеялся и говорил, мол, им нечего стыдиться, да и вообще он готов с ней целоваться (да и не только, если уж на то пошло) хоть при всем свете. Разумеется, подобные речи заставляли ее краснеть еще больше. — Ты что, рехнулся?! — набросилась на Нихата Фюсун, когда узнала о намерении брата заключить брак с Азизе. — Ты на самом деле собрался жениться на… этой? — Во-первых, — осадил ее Нихат, — не смей на меня орать! Во-вторых, я женюсь на ком хочу. И в-третьих, спрашивать на то позволения, тем более у тебя, я также не стану. — Да она же нищая, безродная побирушка! Все, что ей нужно — это наши деньги! — А тебя это не касается, — ухмыльнулся Нихат. — Я дам ей столько, сколько посчитаю нужным, потому что это мои деньги, Фюсун. — Тебе мало было просто поиметь ее, как тех, с кем ты развлекался в прачечной? Так кто тебе запрещает, Нихат, пользуй ее сколько хочешь и где хочешь, тебе же не в новинку, но зачем жениться? Не смеши людей и не позорь нас! — Заткнись! — процедил он. — Хватит, я больше не собираюсь обсуждать это с тобой, и запомни раз и навсегда: я делаю то, что хочу, и мне ничьи советы не нужны. — Тогда ноги моей не будет на этой позорной свадьбе, ты понял? — Ой, напугала! — расхохотался Нихат. — Я тебя, знаешь ли, и не приглашал, потому что не хочу, чтобы мне и моей жене портили настроение в такой день. В день свадьбы Нихат чувствовал себя самым счастливым на свете: наконец-то женщина, которую он так желал, принадлежит ему. Он знал, разумеется, что раньше у нее был кто-то, а потом (сама Азизе называла того человека мужем) то ли бросил ее, то ли умер. Азизе в подробности не вдавалась, а Нихат решил не расспрашивать. Тем не менее, она была совсем неопытной и опять-таки безумно стеснялась, когда они остались вдвоем. Нихат целовал ее лицо, шею, чувствуя при этом ее дрожь: — Не надо! — воскликнула она, когда Нихат попытался стянуть с ее плеча шелковый пеньюар. — Прости, Нихат, но… лучше не смотри… там… — О Аллах! — воскликнул он, поняв, в чем дело. Он заметил у Азизе шрам от ожога и вспомнил, что она обмолвилась как-то, мол, плечи и спина у нее сильно пострадали на том пожаре, где она чуть не погибла, а доктор сказал, мол, ничего нельзя сделать, шрамы у нее останутся до конца дней. — Тшш! — прошептал он ей на ухо, затем ласково чмокнул в щеку, а после — в ложбинку между шеей и ключицей. — Ну что ты, Азизе, успокойся! — Лучше не видеть этого, — отозвалась она, глядя ему в глаза, — потому что… тебе будет противно ко мне прикасаться! — В жизни не слышал большего вздора! — воскликнул Нихат, прижимая ее к себе и гладя по спине. — Не думай об этом больше, — прибавил он, целуя ее в губы, — забудь! Просто позволь себе наслаждаться жизнью! Ведь ты же женщина, Азизе, ты — самая прекрасная женщина на свете! Никогда еще у меня не было такой, как ты! — он обнял ее за талию, притянул ближе к себе и довольно улыбнулся, когда она обвила руками его шею и, прильнув к его груди, приподнялась на цыпочки и поцеловала. Ему нравилось водить жену на деловые приемы и представлять ее своим гостям и деловым партнерам, любуясь при этом их недоуменными физиономиями. Потому что поначалу-то они все скептически ухмылялись, мол, знаем-знаем, господин Асланбей, что вы женились на какой-то крестьянке без роду без племени, но когда Азизе представала перед ними в новом элегантном наряде, и когда она совершенно спокойно приветствовала их, поддерживала разговор на ничего не значащие темы, лица этих снобов вытягивались от удивления. Азизе же сжимала руку Нихата и украдкой шептала ему: — Я не очень опозорилась, Нихат, ты точно хочешь, чтобы я здесь осталась? — Ты великолепна, дорогая! — подмигивал ей Нихат. Перед тем, как ехать на такой прием, он тратил всего пару часов, чтобы проинструктировать Азизе, как себя вести, и она была удивительно талантливой ученицей. Позже, когда она освоилась окончательно, когда досконально разобралась в делах семейного предприятия и взяла на себя львиную долю всех обязанностей самого Нихата, его стало это неимоверно раздражать. Когда деловые партнеры и просто знакомые улыбались ей и говорили комплименты, Нихат готов был поубивать их всех голыми руками. Его вдруг стала бесить ее самостоятельность и этакая независимость, а главное — знаки внимания, что ей оказывали посторонние, и он безумно ревновал. Нихата до белого каления доводило, если кто-то просто случайно коснулся руки его жены, и в итоге… это привело в итоге к настоящей трагедии. Но разумеется, тогда, после свадьбы, он и знать не знал и не догадывался об этом. Тогда у него точно крылья за спиной выросли… И пожалуй, только сейчас Нихат сделал удивительное открытие: он понял, что… влюбился по-настоящему, но почему-то слишком легкомысленно отнесся к чувству, которое захватило его. В свадебное путешествие Нихат хотел отвезти Азизе в Бодрум. Он представлял, как они будут совсем одни на вилле, которую Нихат загодя снял; вечерами станут пить кофе на веранде и смотреть на море, а днем гулять по берегу или кататься на яхте. Азизе призналась, что никогда не видела моря, и без конца тормошила его, дескать, не страшно ли это — ходить на яхте, а вдруг она перевернется, и они утонут. Нихат посмеивался над ее страхами и говорил, что если вдруг она станет тонуть, он ее тут же спасет. За три дня до их отъезда умер отец. Тем вечером Бегюм подала им ужин, а после Азизе поинтересовалась, отнесли ли еду Хамиту Аге. Кухарка ответила, что ужин для хозяина готов, и она прямо сейчас отправит горничную Чичек, чтобы отнесла. Через некоторое время эта дуреха, перепуганная до полусмерти, влетела в столовую и пролепетала, что «хозяин, кажется, без сознания». После похорон Нихат сидел один в полутемном отцовском кабинете за его столом, с удивлением разглядывая фотографию на столе. На ней был запечатлен еще совсем молодой отец, держащий на руках малыша лет двух, который, радостно улыбаясь, обнимал его за шею. Нихат никогда не обращал внимания на это фото, а о времени, когда оно было сделано, не помнил ровным счетом ничего. — Нихат… — он не заметил, как жена вошла к нему и села на подлокотник кресла, — ты… Я хочу как-то утешить тебя, но понимаю, все слова будут пустыми и бессмысленными! — Ты знаешь, — задумчиво проговорил он, взяв Азизе за руку, — у нас ведь с ним были далеко не самые теплые отношения. Я его… То есть, мне казалось, что я его презираю за слабость и бесхарактерность. Особенно после того, как я узнал, что он… ну, так скажем, закрывал глаза на неподобающее поведение матери да и Фюсун тоже. Да и вообще, я думал, что ему на меня плевать, я ему не нужен. Они ведь давно уже вели себя так, будто я для них обуза. А сейчас… Я вдруг, знаешь, что вспомнил? — он взглянул в темные глаза жены, смотревшие на него с сочувствием. — Нет, — помотав головой, ответила она. — Я вспомнил, как мы ездили к морю. Втроем. Мне лет пять, что ли, было… А эта шл… моя сестра, я хочу сказать, еще не родилась. Мне запомнилось только, как я бегал по мелководью и собирал ракушки, а отец подхватывал меня на руки и катал на плечах. А я хохотал и просил научить меня нырять… Еще помню, как он купил мне мяч, и я потом с ним носился по дому и кричал, что буду «супер-спортсменом». Мать велела мне прекратить шуметь и отправила спать. А отец пришел, сел рядом и сказал: «Сладких снов, мой чемпион!» Больше он меня так не называл… Не знаю, почему. — Он же твой отец, — вздохнув, проговорила Азизе. — Что бы ни было, он таковым и останется, даже если были разногласия, то теперь они в прошлом. Я мало знала Хамита Агу, но он мне представлялся человеком добрым и великодушным. Ведь он отнесся ко мне с пониманием, принял меня и мою сестру здесь, в этом доме, когда у меня никого и ничего не осталось! Мне очень жаль, что он ушел от нас так рано, и… я ведь хорошо знаю, каково это — терять своих близких. Я понимаю, как тебе тяжело сейчас, и если бы я хоть что-то могла сделать… — Иди ко мне! — прошептал Нихат, потянув ее за руку, заставляя тем самым сесть к себе на колени. — Просто обними меня! Потому что раньше никто меня так не обнимал, — прибавил он, положив голову ей на плечо. — Ну что ты, Нихат, не надо так… Пройдет! — прошептала Азизе, проведя ладонью по его волосам. — А я здесь, я с тобой… Фюсун, бесцеремонно вломившись к нему в кабинет, скептически хмыкнула, увидев, как Нихат обнимал жену, а после устроила им скандал. Для начала она потребовала отдать ей ее долю наследства. — С какой стати? — фыркнул Нихат. — С такой, — огрызнулась Фюсун, — что это мои деньги! Мама хотела, чтобы все досталось мне, ясно? — Даже не мечтай, — наслаждаясь своим превосходством, проговорил Нихат, — потому что мамаша твоя могла хотеть что угодно, да только деньгами распоряжался отец. Сразу же после смерти матери он перевел все на свое имя, а теперь, опять-таки согласно завещанию, все перейдет ко мне. Так что ты можешь лишь рассчитывать только на мою милость, Фюсун. Ну, пока не выйдешь замуж, разумеется. Вот тогда и получишь то, что осталось от этой потаскушки, которая по недоразумению была нашей матерью. — Заткнись сейчас же! — стукнула по столу кулаком Фюсун. — Не смей говорить так о маме! — Говорю как хочу, тебя спрашивать не стану! И если у тебя все, то выйди вон и оставь нас одних! — Я тебе это припомню, Нихат, и ты вместе со своей наглой оборванкой однажды вылетишь из моего дома! Я не позволю этой мерзавке… — Я велел тебе заткнуться! — рявкнул Нихат. — Довольно, перестаньте уже! — не выдержала Азизе. — Вы же только что похоронили родного отца, хотя бы из уважения к его памяти прекратите ругаться! — Тебя вообще не спрашивали, — скривилась Фюсун. — Кто ты такая, чтобы рот открывать в моем присутствии? Или что, думаешь, раз легла под этого идиота, так теперь все тут твое? — Фюсун… — угрожающе сжав кулаки произнес Нихат, но Азизе его опередила: — Хватит, Фюсун! — сверкнув глазами, воскликнула она. — Я из уважения к твоему покойному отцу и к Нихату терпела твои оскорбления, но всему есть предел, знаешь ли, и мое терпение лопнуло! Нравится тебе или нет, но мы теперь в некотором роде родственники, поэтому прекрати уже вести себя подобным образом. И запомни: оскорблять себя я больше никому не позволю! — Поняла? — хмыкнул Нихат. — А теперь — иди отсюда, пока я из себя не вышел! — Не обращай на нее внимания, — вновь обнял ее Нихат. — Скоро она уберется отсюда на все четыре стороны. А потом я выпихну ее замуж, и мы забудем о ней. — Я не хотела ей грубить, — вздохнула Азизе, — но я устала от оскорблений и унижений. Хотя… — она отвернулась от Нихата и еще раз вздохнула, — она ведь не единственная, кто так считает. Твои знакомые… Я же тебе говорила: они все станут думать, будто я с тобой только ради денег и… — Да и пусть думают, — усмехнулся Нихат. — И завидуют! Потому что, — с этими словами он поцеловал ее, — с тобой никто не сравнится. А эту дрянь ты хорошо поставила на место, надеюсь, она поостережется теперь вести себя так же нахально, как раньше. Хорошо, что я убедил отца переписать все имущество на свое имя, и теперь состояние Асланбеев в моих руках. В Бодрум они поехали через несколько месяцев, уже ближе к осени, а на яхте они в море вышли один раз, когда выдалась относительно спокойная погода. Честно признаться, Нихата немного мутило, и потому он не испытывал особого наслаждения, а вот Азизе была в восторге. Она стояла у борта, подставив лицо ветру и соленым морским брызгам и, зажмурившись, улыбалась. — Так хорошо, Нихат! — воскликнула она, глубоко вздохнув. — Это действительно что-то невероятное! — Я рад, что тебе нравится, — усмехнулся Нихат, обнимая ее за талию. — Вот так и стояла бы, — прошептала она, — и пусть бы мы плыли, плыли… А вот когда они сошли на берег ей вдруг отчего-то стало плохо: она побледнела, у нее закружилась голова, и она то и дело повторяла, что ее тошнит. — Странно, — пожал плечами Нихат, — у тебя, похоже, какая-то непонятная, запоздалая морская болезнь. Давай лучше вернемся домой и ты немного отдохнешь! — Может, это из-за того йогурта, который я ела на завтрак? — пробормотала она. К счастью недуг этот у нее быстро прошел, но в море они на всякий, как говорится, пожарный случай больше не выходили, предпочитая гулять по набережной. Нихат рассказывал ей о том, как дед в детстве возил его в поместье, которое мать потом распорядилась продать после его смерти, и учил кататься верхом. Нихат лошадей боялся и шарахался от них, думая, что конь сбросит его. Но ему не хотелось, чтобы любимый дед думал, будто он трус, и он, пересилив себя, уселся в седло. Азизе внимательно слушала его и ела шоколадные конфеты, которые Нихат купил для нее в ближайшей кондитерской лавке. Она вообще стала почему-то налегать на шоколад, хотя раньше, казалось, была к нему равнодушна. Когда же они вернулись домой, выяснилась причина ее недомоганий: она была беременна. Нихат от радости чуть с ума не сошел! Наконец-то у него будет наследник, и теперь никто не посмеет сказать, мол, род Асланбеев вот-вот может прерваться, как шептались иногда за спиной Нихата знакомые его отца. Правда, Фюсун ворчала, мол, Нихат совсем сбрендил, зачем ему такая обуза, мало ему было «нищенки» Азизе, так теперь она посадит ему на шею и свое отродье. Нихат в очередной раз прикрикнул на нее, чтоб оставила при себе свое ценное мнение, и вообще, не пора ли ей подумать о собственной семье, нежели без конца лезть в его жизнь. Он даже пытался сосватать Фюсун одного из деловых партнеров отца, но та подняла его на смех и заявила, что скорее умрет, нежели выйдет за «этого старого урода». Мехмет родился в июле, в тот день (Нихат прекрасно помнил до сих пор, будто это случилось буквально вчера) было невероятно душно. Нихат с утра заперся в кабинете, поскольку нужно было закончить работу с важными документами, как раз на днях он собирался заключить новый контракт с инвесторами. Работать, правда, совсем не хотелось; Нихат включил вентилятор и глубоко вздохнул, может быть, подумал он, взять жену и съездить с ней куда-нибудь на прогулку?.. Размышления его прервала взволнованная Бегюм, которая ворвалась в кабинет без стука и сообщила, что «у ханым, кажется, началось». Нихат сам отвез Азизе в больницу, а потом долгие-предолгие часы, показавшиеся ему чуть ли не годами, ходил взад и вперед по длинному коридору, гадая, долго ли еще ждать, и не означает ли это чего-нибудь плохого. Он уже начал представлять себе всякие ужасы и всерьез намеревался пойти отыскать врача и выдать ему, как говорится, на орехи. И именно в тот самый момент к нему подошла радостно улыбающаяся медсестра и сообщила, что родился сын. Азизе держала малыша на руках, смотрела на него и улыбалась сквозь слезы. Время от времени она целовала мальчика в лобик и что-то шептала. Нихат стоял на пороге и не мог оторвать от них глаз, ему показалось, будто жена стала еще красивее. — Ну, иди же, посмотри на него, Нихат! — позвала она его. Он кивнул, приблизился к ее кровати и наклонился, чтобы рассмотреть сына. Мальчик был совсем крохотный, и когда Азизе спросила, хочет ли Нихат взять своего сына на руки, он неопределенно пожал плечами. Ему было несколько боязно: вдруг он ненароком сделает малышу больно… — Азизе, — прошептал он, чтобы не разбудить сынишку, — он же такой… маленький! — Ну, а ты думал, он будет какой, — подняв на него смеющиеся глаза, спросила Азизе, — с усами и с бородой, как ты? Придется немного подождать, пока он начнет бриться! Нихат посмотрел сначала на нее, потом перевел взгляд на крошечное личико сына, и вдруг расхохотался, как ненормальный. — Нихат, — шикнула на него Азизе и тут же принялась баюкать малыша, потому что он, разумеется, проснулся и принялся кричать, — ты же его напугал! — Ой, не могу! Я просто представил, — давясь от смеха, ответил Нихат, — зачем ты так сказала?.. Прости, сынок, твой папа не хотел тебя будить! — улыбнулся он. — А как мы его назовем? — спросила тем временем Азизе. — В честь твоего отца? — Не хочу! — буркнул Нихат. — Может… Кстати сказать, а как звали твоего отца, Азизе? — Мехметом, — пожав плечами, ответила она. — Вот и замечательно! — обрадовался Нихат. — Путь тогда он тоже будет Мехметом, тебе нравится? — Нравится! — улыбнулась она. — Очень нравится, Нихат. Тшш, Мехмет, не плачь, родной, — принялась она укачивать сынишку, который вновь расплакался, — ну что ты, твои мама и папа ведь здесь, они с тобой, и все будет хорошо! Первое время жена буквально не спускала ребенка с рук, очевидно, она, как и все молодые матери боялась, что с ним может что-нибудь случиться. Вообще, Азизе была внимательной и очень любящей матерью, глядя на нее, Нихат думал иногда, что если бы его собственная мать в свое время хотя бы вполовину так о нем заботилась, наверное, он обожал бы ее и чувствовал себя самым счастливым. Через год с небольшим родился Ахмет, к которому Нихат на удивление сильно привязался, он понимал, что это, наверное, не совсем правильно, когда родители выделяют любимчиков среди своих детей. Нихат вспоминал при этом свою мать, которая всегда с нежностью относилась к Фюсун, тогда как Нихату спуску не давала. Но тем не менее, он ничего не мог с собой поделать: Ахмет был таким живым, озорным, хулиганистым, напористым и самолюбивым, и этим удивительно напоминал Нихату его самого. Когда Мехмет с Ахметом чуть подросли, а Азизе как раз забеременела в третий раз, несносная Фюсун наконец-таки на какое-то время оставила их в покое и уехала на учебу в Стамбул. Нихат вздохнул с облегчением: хоть на какое-то время глупые ссоры и перебранки с его обожаемой сестрицей останутся в прошлом. Как раз в это самое время дела в их семейной компании шли, что называется, в гору, Нихат изо всех сил старался расширить сферы своего влияния, потому что хотел, чтобы его сыновья получили после него процветающую фирму и внушительное состояние. Как-то раз он взял жену с собой на переговоры, потому что один из партнеров обмолвился, мол, тоже придет с супругой, потому что не хочет оставлять ее дома одну. После того, как они вернулись домой, Азизе вдруг предложила ему немного изменить условия контракта, так чтобы в дальнейшем они смогли получить большую прибыль. — Как это тебе в голову пришло? — недоуменно пожал плечами Нихат, мысленно уже подсчитывая дивиденды. Она лишь пожала плечами: — Просто вы обсуждали это… ну, все условия, и мне показалось, что так получилось бы более выгодно. Но ты не думай, я не хочу лезть туда, куда не следует! — Да нет, — улыбнулся Нихат, — из этого, знаешь ли, может выйти толк! Кто бы мог подумать, — хмыкнул он, целуя жену, — что моя милая женушка понимает и в бизнесе тоже! Позже он даже позволил ей отучиться в колледже на финансиста по заочной программе, и подумал, что раз уж она занимается хозяйством, то и на фирме также сможет помочь. По крайней мере, Азизе он мог полностью доверять, и, к слову, именно она инициировала тогда аудиторскую проверку, которая выявила некоторых нечистых на руку сотрудников. Нихат был тогда чрезвычайно доволен и горд: у него ведь не жена, а настоящее сокровище! Но вскоре, к несчастью, что-то вдруг разладилось в их семейной жизни.

***

Началось, разумеется, с каких-то глупостей и мелочей вроде того, что Нихату отчего-то стало казаться, будто Азизе со всеми ее заботами о детях, хозяйстве и о семейном предприятии стала несколько отдаляться от него. Он мог целыми днями практически не видеть ее, потому что она, к примеру, вызвалась лично провести очередные важные переговоры. Нихат радовался, поскольку у него выдавалась свободная минутка, и он мог, допустим, поехать отдохнуть, посидеть в каком-нибудь увеселительном заведении. Когда же Азизе возвращалась, то узнав, к примеру, что маленький Али приболел, тут же мчалась в детскую, чтобы кудахтать над своим милым мальчиком, будто нельзя было просто вызвать врача и уделить больше внимания своему мужу. А в один прекрасный день приехавшая так некстати на очередные каникулы Фюсун понаблюдала за семейной жизнью брата, а потом вдруг будто между делом проговорила с кривоватой усмешкой: — Кажется, твоя женушка решила пойти по стопам нашей дорогой мамы, светлая ей память, а, Нихат? Что ж, приятно видеть, что она умнеет на глазах! — Что имеешь в виду? — прищурился Нихат. — Ну, — протянула Фюсун, — мама ведь была серьезной деловой женщиной, занималась всеми делами одна, считала себя полностью свободной… А отец проглотил это, как должное. Ты тоже предоставишь своей Азизе полную свободу, да? — ехидно улыбнулась Фюсун. Нихат всю ночь потом не спал. Его бросило в холодный пот, когда он вспомнил, как его собственная родная мать целыми днями пропадала в офисе, ездила на переговоры в компании своего шофера и охранника Мерта, а еще… Еще у Нихата перед глазами встала вдруг та отвратительная сцена, которую он как-то случайно застал: Мерт совершенно бесстыдным образом обнимал мать, а потом опрокинул ее на диван и принялся торопливо расстегивать ей блузку. Он гнал эти мысли, но они упорно все лезли и лезли в голову. Нихат начал приглядываться украдкой к шоферам своей жены, и если ему казалось, что кто-нибудь из них проявляет какие-либо знаки внимания к Азизе, тут же увольнял его и ругался с ней. Азизе злилась, говорила, что он совсем обезумел, но Нихат не желал ничего слушать. Если она так яростно отпирается и выгораживает этих полудурков, которые вздумали, что могут пялиться на чужую жену, значит, ей есть, что скрывать. Кроме того, ему вспоминалось и ее прошлое, а именно — тот человек, с которым ее явно связывали какие-то чувства. Он часто задавал себе вопрос, а не любила ли Азизе того, другого, сильнее, чем его, Нихата. Они стали часто ссориться, а когда Нихат срывался и поднимал на жену руку, она смотрела на него со злостью и презрением. Нихату становилось стыдно, и он пытался исправить свою ошибку, загладить свою вину. Азизе, смягчившись, говорила, что прощает его, между ними наступало перемирие, однако, длилось оно ровно до следующей размолвки. Особо крупные ссоры случались между ними когда Нихат решал немного расслабиться, задерживался на несколько часов в своем любимом баре, а по приезде домой узнавал, что жена без его ведома уезжала куда-то по делам в компании нового шофера. У него перед глазами будто красная пелена возникала, и один раз Нихат велел своим людям отходить шофера Кемаля как следует. Азизе же тоже от него тогда досталось: — Я не позволю тебе позорить меня, поняла?! — Хватит, Нихат, я устала от твоей глупой ревности! — выкрикнула Азизе. — Не делай из меня идиота, я тебя предупреждал, что никому не позволю себя дурачить, потому что не желаю быть рогоносцем! — Ты сам себя слышишь? Я, по-твоему, совсем ненормальная, как я могу… Ты же прекрасно знаешь, что я ездила к врачу, ты сам записал меня на прием! Этот профессор сказал, что ожоги можно уменьшить и… — Не заговаривай мне зубы, Азизе! И нечего отпираться, я прекрасно видел, как он на тебя пялился и держал за руку! — крикнул Нихат, схватив ее за плечи. — Не думай, что твой муж круглый дурак! — Но очень похож, Нихат! — язвительно ухмыльнулась Азизе. Дальше Нихат уже сам себя не помнил: он ударил ее по лицу, а потом, схватив за волосы и заставив подняться, нанес новый удар. Когда она, вскрикнув от боли, упала на пол, он продолжил наносить удары и кричать, что научит ее уважать своего мужа. Опомнился он тогда, когда Азизе потеряла сознание. Испугавшись, Нихат опустился на колени, осторожно стер дрожащими пальцами кровь с ее лица и, чуть не плача, умолял очнуться. Врачи тогда сказали, что у нее сотрясение мозга, и ее нужно забрать в больницу… Когда Нихат навещал жену, она говорила, что однажды он, наверное, убьет ее, но ей иной раз кажется, что она только и ждет этого. — Не говори так! — произнес Нихат, осторожно сжав кончики ее пальцев. — Отчего же? — отозвалась Азизе, отвернувшись от него. — Убей меня, Нихат, и тогда я больше больше не буду мучиться. Зачем я живу, скажи?.. — Ты мне нужна, Азизе, — ответил он, целуя ей руки. — Ты нужна нашим детям, знаешь, Али, бедняжка, всё плачет по ночам. Мехмет его успокаивает, говорит, что мамочка скоро вернется. Как же они будут без тебя? Она закусила губу, сдерживая рвущиеся наружу рыдания, и у Нихата защемило сердце: — Умоляю, прости меня! — прошептал он. — Прости, Азизе, я… клянусь тебе, что никогда больше не причиню тебе боль! Она еще довольно долго обижалась на него, но спустя какое-то время, смягчившись, прощала, и Нихат вновь, как когда-то давно чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Он дарил жене украшения, возил ее в романтические путешествия, стараясь хоть как-нибудь вернуть те далекие дни их медового месяца и загладить вину… Он давал себе зарок больше никогда не срываться, но время шло, ссора забывалась, и вновь любого повода было достаточно, чтобы вспыхнула новая. То, что случилось в последний раз, Нихат хотел бы навсегда вычеркнуть из памяти, а еще лучше — повернуть время вспять, и все исправить. Началось все с глупой размолвки по поводу очередного контракта с поставщиками. Азизе настояла на своих условиях, Нихат вспылил, заявил, мол, пусть жена делает что хочет, но если они понесут убытки, то пусть пеняет на себя. Она махнула рукой и уехала в офис, а Нихат прогулялся в публичный дом, дабы снять напряжение (иногда он позволял себе подобную маленькую слабость). Через три дня он соизволил лично съездить в офис, убедился, что все сделки, которые заключила жена, оказались более чем удачными, и это настроило Нихата на романтический лад. Он попросил жену не обижаться на него, и вроде бы их ссора сошла на нет. Стоит сказать, что до этого они с Азизе довольно долго жили мирно и спокойно. Несколько раз они ездили в Карс, и, оставшись одни в старом материнском особняке, который в свое время Нихат преподнес в подарок Азизе, они наслаждались друг другом совсем как в молодости. За неделю до этого Фюсун уехала куда-то на очередной отдых, так понимать, в компании очередного своего ухажера, хотя Нихат уже нашел ей приличного жениха, и она вроде бы даже согласилась выйти за него… Перед отъездом Фюсун в очередной раз попыталась внести раздрай в его душу и мысли, заявив, мол, Нихат дал Азизе столько воли, что она теперь совсем с ним не считается, прибрала к рукам их компанию, и того и гляди приведет в дом очередного любовника, а Нихат, как обычно, и это проглотит. — Она же любит не тебя, а исключительно твои деньги, открой уже глаза, Нихат! Или ты проснешься только тогда, когда своими глазами увидишь ее с другим? — Хватит нести чушь, — рявкнул Нихат, — езжай куда хочешь, и не лезь в мою жизнь! — Мне жаль тебя! — покачала головой Фюсун. Нихат вновь решил съездить отдохнуть и снять напряжение. Черт бы побрал его любимую сестрицу! Почему она постоянно пытается внушить ему эту чушь, будто Азизе его не любит, может, ей просто завидно?.. А вслед за этим Нихат вдруг вспомнил о том самом первом муже Азизе, о котором она никогда не упоминала, но который явно был ей не безразличен. Почему она ничего не рассказывала о прошлом? О своих родителях она говорила много, о сестрах, о брате, Нихат знал много историй из ее детства, и он даже восхищался ее родителями. Ведь они, в отличие от его матери, любили своих детей и заботились о них. А вот о том, когда Азизе впервые влюбилась, и что, собственно, случилось тогда, много лет назад, она упорно молчала. Вдруг, подумалось ему, она до сих пор не может забыть того, другого? И получается, она действительно не любила Нихата, а лишь пыталась забыть того, кто, видимо, обманул ее, или, может быть, трагически погиб. Нихат плохо помнил, как добрался до дома. Азизе, закончив ужин, как раз шла к себе, когда он вошел в гостиную. Нихат начал кричать, что он, дескать, тут пустое место, никто с ним не считается, и ему это надоело. Азизе заявила, что это ей надоели его дурацкие придирки, а если он опять не в духе, то она оставит его одного. Нихат грубо схватил ее за руку и закричал, что это она виновата в том, что он потерял покой, потому что до сих пор любит другого, а Нихатом всю жизнь только пользовалась. — Ты сам не соображаешь, что несешь, Нихат! — раздраженно мотнув головой, воскликнула она и попыталась высвободиться. — Пусти меня и приди уже в себя наконец, ты же пьян! — Ах ты тварь! — прорычал Нихат, а дальше… Он и сам до сих пор не мог понять, что на него нашло. Он бил ее по лицу, по спине, по груди, наносил удары в живот… Затем он схватил ее за волосы и поволок во двор, крича, что сейчас она наконец-то ответит за все свои выходки, он не позволит себя дурачить, он жизнь свою положил к ее ногам, а она — просто неблагодарная дрянь и дешевая потаскуха. Азизе лишь всхлипывала и еле слышно стонала, когда он швырнул ее на мраморные плиты во дворе… — Нихат бей, Нихат бей, ради Аллаха перестаньте, вы же ее убьете! — экономка Эсма, которая, как тень, ходила за Азизе, очевидно в благодарность, что та приютила ее в доме и дала работу, подбежала к нему. Она хватала его за руки, умоляя остановиться. Нихат грубо отпихнул ее, крикнув, чтобы не лезла, куда не просят. — Хозяин, стойте, не надо! — закричал Ферхат, схватив его за плечи. Нихат стряхнул его руки, некоторое время, тяжело дыша, смотрел себе под ноги, потом оглядел двор, остановил взгляд на лежащей подле лестницы Азизе… Она лежала лицом вниз, рядом были пятна крови… Платье было разорвано, и Нихат, наклонившись, дрожащей рукой поправил его, чтобы никто не видел шрам у нее на плече. Она ведь всегда так стеснялась его… — Нет, — хрипло проговорил он, — нет… Как же… Азизе! Ну, очнись, слышишь, я же… Помогите кто-нибудь! — повернулся он к своему верному телохранителю. — Помоги, Ферхат, сделай же что-нибудь! Потом врачи, тревожно переговариваясь, подключали какие-то аппараты и капельницы, а Нихат все стоял на коленях посреди двора, рассматривая свои руки, которыми только что чуть не погубил свою жену. Али, невесть как оказавшийся во дворе, просил взять его с собой в больницу, но ведь детям там нечего делать, хотя мальчика можно понять, он ведь всю жизнь был так привязан к Азизе. Пока они ехали, Нихат все думал, что будет, если она умрет. Он же не сможет жить, зная, что убил ее своими руками. Не говоря уж о том, что она — единственный человек, который был ему нужен в этом мире. — Нихат бей, — в упор взглянул на него врач, — скажите честно, что произошло с вашей супругой? — Нихат хотел узнать, как она, но врач, стоило ему увидеть его, заявил, мол, пока рано давать какие-то прогнозы, а кроме того, им нужно поговорить с глазу на глаз. — Она… случайно оступилась и упала, — хрипло проговорил Нихат. — С лестницы. — Значит, упала с лестницы? — усмехнулся врач. — Так это, выходит, лестница нанесла ей удары по лицу и сломала челюсть? Переломы ребер тоже получены в результате падения, да? И разумеется, лестница вызывала внутреннее кровотечение и спровоцировала выкидыш! — Выкидыш? — расширенными от ужаса глазами взглянул на врача Нихат. — Осман бей, что вы говорите, какой выкидыш? У нее… Она была беременна? — Была, Нихат бей, — кивнул врач, — реаниматологи обратили внимание на обильную потерю крови и вызвали гинеколога для консультации. Срок был маленький, примерно около четырех недель, точно сказать уже нельзя. — Но нам говорили тогда, что она больше не сможет родить! — Скорее всего, — пожал плечами Осман бей, — ей трудно было бы выносить, если бы, конечно, Азизе ханым решилась рожать еще раз. Но теперь уже нет смысла говорить об этом. Вы, надеюсь, понимаете, что я обязан был заявить в полицию. И не сделал этого только потому, что много лет знаю вас и всю вашу семью, но… — Я только об одном прошу, — перебил его Нихат, — помогите ей. Что хотите делайте, только спасите ее! А мне… мне все равно уже, — махнул он рукой. Нихат не спал всю ночь, думая только о том, что сказал врач: жизнь Азизе по-прежнему в опасности, и она… ждала ребенка. Почему, интересно, она не сказала? Может быть, не знала или не была уверена, а может быть, хотела сделать сюрприз. А он… Зачем только он столько выпил в том баре, зачем вообще пошел туда! Она не простит, упорно твердил ему внутренний голос. Что угодно, возможно, смогла бы, но ребенка она ему точно никогда не простит! Когда Азизе наконец перевели из реанимации в палату, и когда, спустя несколько недель, ему разрешили к ней пройти, она даже не взглянула на него. Просто молча отвернулась от него, и пока он сидел рядом, рассказывал ей о том, как за нее волнуются дети, и как ждут ее возвращения, она не произнесла ни слова. — Прости, милая! — прошептал он, осторожно коснувшись ее руки. Азизе сердито дернула плечом и тихо проговорила: — Уйди, Нихат! Если я, как ты говоришь, хоть чуть-чуть еще дорога тебе, то просто уйди сейчас. И не приходи ко мне больше! — Азизе… — Уходи же, прошу тебя! Потом это повторялось всякий раз, стоило ему переступить порог палаты. Азизе прогоняла его, плакала и повторяла, что никого не хочет видеть. Врач объяснил, что у нее, ко всему прочему, расшатаны нервы, и потому попросил Нихата воздержаться от визитов, но ему было необходимо видеть ее, знать, что ей стало лучше. — Ну, не гони меня, пожалуйста! — попросил он, в очередной раз придя навестить ее. — Выслушай, умоляю тебя, Азизе. Я… я сам не знаю, что на меня тогда нашло. Я был пьян! Прости, ради Аллаха, ну, хочешь, на колени встану! Он и в самом деле опустился на колени перед креслом, где она сидела и взял ее за руку. — И ты думаешь, что сможешь все исправить, если встанешь на колени? — горько усмехнулась она. — Не стоит, Нихат, не трудись понапрасну! — Я не смогу без тебя, — жалобно взглянул он на нее. — Я люблю тебя! — А это, — она указала на незаживший еще кровоподтек на щеке, — так понимать, доказательства твоей любви, да, Нихат? — Я не хотел этого, пойми! — Почти двадцать лет, Нихат, — отвернувшись от него, проговорила Азизе, — я терплю адские муки, а потом слушаю вот эти оправдания. Я так больше не могу! Я же тебя просила когда-то: добей меня, чтобы я больше не страдала! Но тогда тебе не над кем будет измываться, да? — Не говори так, Азизе! — покачал он головой. — Я, правда, очень сожалею! — Как у тебя все просто, Нихат! — она всхлипнула и смахнула со щеки слезу. — Скажи мне только, — неожиданно она повернула голову и взглянула на него в упор, — за что? За что ты меня так возненавидел? Что я сделала не так, может, я действительно в чем-то виновата перед тобой? Я уже много дней все думаю, вспоминаю и стараюсь понять, в чем моя вина. Я же все делала, чтобы у нас была семья! Я старалась помогать тебе, заботилась о нашем доме, подарила тебе троих сыновей. Скажи, где… где я оступилась? — Это я оступился, Азизе, — опустив голову, проговорил он, — но умоляю, не прогоняй! Прости меня, слышишь, я тебе клянусь, что никогда больше… Я и пальцем к тебе не прикоснусь, только дай мне еще один шанс! — Да, — кивнула Азизе, — не прикоснешься. Нихат, — она снова взглянула ему в глаза, — ты помнишь день, когда тот человек, ну, один из охранников, который тогда работал в доме, когда он попытался вывалять меня в грязи. Снова… Ты вступился за мою честь, а потом взял меня за руку и стал рассказывать какие-то смешные истории из детства. А еще принес мне сливы… «Они сладкие! — говорил ты. — Съешь, и сразу станет легче!» Ты хоть понимаешь, что ты тогда сделал? Ты же спас меня. Ведь если бы ты не утешил меня тогда, не подбодрил, то я, наверное… Я говорила, что хочу уехать, но на самом деле мне хотелось… не знаю… или отраву для крыс выпить, или с крыши… А потом ты убеждал меня, что надо жить, превозмогая боль, и может быть, она притупится со временем. Я тебе поверила! И я пошла за тобой. Скажи, ты тогда был настоящим? Или все же тем вечером, когда ты окончательно растоптал меня. Уничтожил то, что сам же когда-то создал, все самое хорошее, что у нас, несмотря ни на что, было! Когда ты… при всех бил и кричал… Говорил такие слова, которые даже девкам в самых грязных притонах не говорят! — Я же сам не понимал, что делаю, Азизе, умоляю тебя, прости, забудь об этом, больше я так никогда не поступлю. Я даже пылинке на тебя сесть не позволю, клянусь! Скажи, что я могу сделать, и я все сделаю! Только прости меня! — Врач сказал тебе про ребенка? — спросила она вдруг. Нихат обреченно кивнул, а Азизе, тяжело вздохнув, продолжила: — Я подумала было, может, мы наконец действительно забудем про все споры и оставим плохое позади. И этот ребенок сможет помочь нам. А теперь… мне уже все равно, что с нами будет. Если ты хочешь, чтобы я сказала, что прощаю, изволь: я тебя прощаю! Но у меня будет ответная просьба. — Все, что угодно! — Уходи! И не приходи больше, Нихат! Потому что говорить не о чем. — Азизе, ну не надо так! — Уходи, я тебе сказала! — Хорошо, милая, как хочешь! Но… потом мы еще поговорим. Непременно…

***

Подобные разговоры повторялись потом часто: Нихат умолял о прощении, а Азизе отвечала ему, что они все выяснили, и разговор окончен. Иногда Нихат вновь срывался и грубил ей, особенно когда она заявила, что не желает больше делить с ним одну спальню и переезжает в другую комнату. Она не оставалась в долгу и говорила, что он может делать и оскорблять ее как угодно, но своего решения она не изменит. Фюсун посмеивалась над Нихатом, говорила, мол, вот, он всю жизнь перед Азизе стелился, а теперь пусть пожинает свои плоды, но Нихату не было никакого дела до издевок сестрицы. Поначалу он думал, что пройдет время, и Азизе смягчится и простит его. И вот тогда уж он точно выполнит свое обещание, сделает ее по-настоящему счастливой, и все будет хорошо. Но время шло, а ничего не менялось. Азизе, правда, иногда заговаривала с ним, особенно если дело касалось компании. Или же, как сегодня, пеняла ему на то, что он вновь стал много пить. А что еще прикажете делать? Нихат заливал свое горе и свое разбившееся семейное счастье. Иногда он спрашивал себя, что будет, когда Мехмет с Ахметом вернутся из Штатов. Да и Али взрослеет день ото дня, наверняка он догадывается, что у матери с отцом не все гладко. Если сыновья обо всем узнают, с ужасом понимал Нихат, вряд ли смогут его простить. Даже Ахмет, несмотря на то, что он всегда был привязан к отцу сильнее своих братьев. А иной раз Нихат подумывал сам все рассказать сыну, может быть, хотя бы он сможет помочь, поговорит с матерью, убедит ее дать Нихату последний шанс. — Нихат бей, это вы? — удивленно уставилась на него эта дура, Эсма. — Нет, привидение! — огрызнулся он. — Чего ты задаешь идиотские вопросы, не видишь, что ли? — Простите, я хотела только окна открыть. — Так открывай! — Завтрак скоро будет готов, Нихат бей. Азизе ханым просила передать, что ей нужно ехать, и… — Я знаю, — махнул он рукой. — Скажи ей, что я к ужину наверное не вернусь. — Вы уезжаете? — Да, часа через два. — Хорошо, Нихат бей. — Все, иди уже! Нечего мне тут глаза мозолить! — С вашего позволения! Нихат посмотрел ей вслед и покачал головой. Даже эта бледная немочь, кажется, жалеет его. Неужели он и впрямь сделался настолько жалким и беспомощным? Ну да и наплевать! Он медленно поднялся и побрел к себе в комнату. Действительно, надо привести себя в порядок и поехать куда-нибудь расслабиться, только разумеется, не в тот дом, где он был вчера, поскольку там работают одни проходимки! Ну, а потом… он попытается еще раз добиться расположения своей жены. И тогда все само собой наладится. Да, прошлого не вернешь, совершенный грех не отмолишь до конца, ошибки не исправишь… Но Нихат, тем не менее, попытается! И тогда все непременно наладится, Азизе должна простить его. И еще один ребенок у них непременно будет. И они будут счастливы все вместе! Кстати, неожиданно пришло ему в голову, можно ведь попросить помощи у Эсмы, она не сможет отказать, и должна помочь ему помириться с женой.Кроме того, она знает Азизе и наверняка сможет найти нужные аргумент, что та простила уже наконец своего мужа. Да, верно, так и стоит поступить. Нужно лишь обдумать все детали предстоящего разговора, но до вечера у Нихата еще уйма времени.