Под расколотым небом

      Из-за пробок на дорогах домой они ехали больше часа. Новости об аресте распространились быстро, и люди потихоньку начинали выходить к мэрии с рукописными плакатами. Народ требовал объяснений. В интернете уже объявили об общегородском митинге, который назначили на пять вечера. Конечно же, безопасность протестующих повесили на сопротивление: организаторы не доверяли полиции. Катрина сидела в машине нахмурившись. Это не первый и не последний протест в этом городе. Она их видела каждый год, когда жила здесь, постоянно спрашивала родителей, зачем нужны протесты, а когда узнала, что так жители пытаются достучаться до властей, упрашивала маму пойти вместе с ней на очередную демонстрацию. Отец мог ей запрещать лет до четырнадцати, потом Катрина начала попросту сбегать. Сейчас же ей официально можно было там находиться.       Артур всю дорогу молчал. Его глаза были до сих пор красными от слёз. С одной стороны, Катрина могла его отчитать за непрофессионализм на миссии, за нервный срыв. С другой, она знала, что если бы оказалась на его месте, так быстро бы в себя не пришла. Один раз её уже пытались похитить, лет в двенадцать. Она кричала, звала маму, папу, пока один из похитителей не всунул ей кляп в рот. Который она сразу сожгла оранжевой магией. Тогда на неё направили подавитель, мощнее даже того, что был применён против Артура. От воспоминаний она начинала злиться, поэтому выключила коммуникатор и прикрыла глаза, вслушиваясь в шум мотора.       Вскоре они приехали домой, и Катрина оставила Артура отсыпаться. Когда он начал протестовать, что не хочет спать, она просто на него шикнула и попросила не выходить из дома. Её парню противопоказано ходить на протесты, тем более в одиночестве. Слишком много незнакомых людей вокруг, могут и затоптать. И кто знает, не начнут ли полицейские, до сегодня лояльные мадам Дюмон и её шайке, пытаться разогнать протест. Артур фыркнул.       — Но если хочешь пойти, я тебя не останавливаю. Только отпишись тогда, чтобы я тебя не потеряла, — решила Катрина и поставила ему условие.       — Хорошо, мам, — съязвил он. Катрина закатила глаза. Порой Артур был просто невыносим. И это её веселило уже два года.       Около трёх часов дня Катрина вышла из квартиры и практически сразу получила сообщение на коммуникатор: селенавтов ждали в полицейском участке. Быстро решили, что поедут туда только двое: сама Катрина и Рэй. Не для дачи показаний, нет. Расследование продолжалось. Хотя «Чёрный опал» мог выбить из мадам Дюмон чистосердечное, всё равно требовались неопровержимые доказательства её вины. Слова проверить сложнее, чем документы.       Катрина приехала через десять минут, и её провели в кабинет следователя по Центральному району, где, помимо него самого, уже был Рэй. Катрина кивнула ему. Среди селенавтов обычно он разговаривал с полицейскими, особенно в районах, контролируемыми рубрами: красным магам доверяли больше всего. В Лахесе необходимость посылать его везде отпала, но он всё равно делал эту работу, потому что у него больше опыта. И потому что ему полиция была близка: отец был до пенсии следователем в другом районе города.       Полицейские в Лахесе, конечно, гораздо спокойнее даже самых довольных копов Атрополя. Катрине всё равно было здесь некомфортно, но она заставила себя вежливо поздороваться со следователем.       — Итак, раз вы двое здесь, излагаю суть дела. Моя команда прошерстила дома и кабинет Дианы Дюмон. И вы не поверите, что мы нашли.       — Подождите, дома? Во множественном числе? — прервала его Катрина. В Лахесе были не такие высокие зарплаты, чтобы позволять себе много недвижимости.       Следователь раздражённо посмотрел на неё и продолжил:       — Три дома и один кабинет в мэрии, если точнее. Но важно другое. Рубры пытались давить на госпожу мэра тем, что что-то раскроют и «устроят в Лахесе беспорядок хуже, чем в 281-м». Мы долго ломали голову, какой компромат у красных может быть против неё. Так и не нашли ничего. Можете посмотреть.       Он махнул рукой на вещи, разложенные в другой части комнаты на огромном дубовом столе. Ничего не оставалось, как начать разбирать. Спустя несколько минут Рэй нашёл пожелтевшую от времени пластиковую карточку:       — Оказывается, она работала на заводе. Который в кратере был.       Катрина вздрогнула. На том самом заводе?! Чутьё подсказывало: что-то здесь было нечисто.       — Дай сюда, — попросила она и вытянула руку, не смотря на друга. Рэй явно удивился, что она так сильно заинтересовалась какой-то карточкой.       На ней Катрина увидела молодую мадам Дюмон, с таким же неприятным, как и в 74 года, выражением лица. Затем она осмотрела текст, и её подозрения подтвердились. Эта карточка — пропуск на завод в северо-западном округе. Том самом, где произошёл взрыв. На карточке также была должность — оператор охладительных систем. И дата выдачи: 1 мая 254 года. За несколько месяцев до взрыва, изменившего ход истории Юнктерры и истории Катрины в частности, правда, в прошлой жизни. Она почувствовала озноб. В голове складывался пазл, но у неё опять не хватало доказательств. Без них она отсюда не уйдёт. Катрина отдала карточку Рэю и вернулась к разбору вещей. Должно было быть хоть что-то! Рэй стоял рядом с ней и наблюдал за тем, что она делает. Затем наклонился и шёпотом спросил:       — У тебя всё в порядке? Мина за тебя переживает.       Катрина усмехнулась. Рэй всегда упоминает свою жену, когда спрашивает о таком, хотя сам тоже переживает. Просто не любит это говорить напрямую.       — По мне видно, думаю, — ответила она, не в силах врать. — Но когда всё это закончится, буду в порядке. Наверное.       — Понял, отстал, — сказал он и замолчал.       Теперь в кабинете слышалось только шуршание бумаг, изъятых у мэра, а также тиканье часов. Катрина наконец-то нашла её телефон, уже взломанный полицейскими. Она повернулась к следователю и спросила:       — Записи получить удалось?       Тот кивнул и рукой махнул на стопку с расшифровкой звонков, которая всё это время лежала у него на столе. И которую Катрина до этого не замечала. Прекрасно.       — Но мы не просматривали, все внезапно загружены тем, чтобы поймать всех рубров. А их в мэрии, оказывается, было много.       — Сколько?       — Человек сто где-то. Может, больше.       Катрина сжала в руках бумаги. Сто человек, не простых человек, но сотрудников мэрии. Посылали информацию в Клодар, получали от них деньги. Люди в этом списке всегда считались самыми богатыми в городе, но сопротивление не проверяло источники их доходов. Потому что цифры на первый взгляд сходились. Это лишь могло означать, что предатели могли быть и в сопротивлении. Кто-то хуже дяди, кто делает это не ради миссии, а тоже ради денег. Катрина поёжилась и наконец-то села, чтобы просмотреть расшифровки.       Судя по всему, их не сортировали, так что Катрине пришлось искать те разговоры, которые велись с обладателями номеров не из Лахесы. Таких было немного, большинство — в конце стопки, то есть, чуть более пяти месяцев назад. Звонил один и тот же номер, записанный в адресной книжке бывшего мэра одними инициалами «Д. Г». Судя по окончаниям слов — женщина. Больше ничего о личности звонившей Катрина установить не смогла. Никого с такими инициалами в Партии красных магов она не знала. Она смотрела на эти инициалы несколько минут, надеясь, что ей хотя бы воспоминания из прошлой жизни подскажут, кто это. Несколько раз так уже происходило. Но не сегодня. Ноль идей и никакого дежавю. Следователь наверняка смотрел на неё, как на умалишённую.       Затем она отложила все ненужные разговоры в другую стопку и просмотрела расшифровки звонков «Д. Г». Мадам Дюмон была осторожна, и ни разу не назвала свою собеседницу по имени. Зато «Д. Г.» только и делала, что обращалась к мадам Дюмон на «ты», хотя подругами вряд ли они были. Катрина долгое время искала между строк причину такой фамильярности. И, наконец, нашла.       Разговор от 18:32 19 февраля, самый долгий. Они разговаривали почти час, и судя по пометкам, под конец начали кричать друг на друга. Катрина нахмурилась. Так проще читается. Началось всё как обычно, с обсуждения успехов на «прошлом задании». Потом «Д. Г.» дала мадам Дюмон новое: «получить у опальцев результаты расследования по взрыву в северо-западном округе». Тому самому, в 254 г. Катрина заставила себя сохранить каменное лицо. Мадам Дюмон отказалась выполнять это задание, сославшись на то, что достать эту информацию у сопротивления было невозможно, но собеседница ей не поверила. «Не пытайся покрывать себя. Партия помнит своих героев поимённо, даже если об этом пока публично умалчивает», — ответила «Д. Г.» После этой фразы расшифровщик поставил пометку: мадам Дюмон повысила голос на «Д. Г.». Потом сказала что-то про то, что рубры не имеют никаких доказательств её «участия в тех событиях». Слово «участие» Катрина перечитала несколько раз, пока до неё дошло. Она отложила бумаги и перевела взгляд на следователя, копавшегося в компьютере.       — Страница 242. Вот мотив сотрудничества, — сухо сказала она. Лишь бы голос не задрожал, лишь бы голос не задрожал.       Прежде чем объяснить суть своей находки остальным в комнате, Катрина достала телефон и позвонила Артуру. Тот взял трубку сразу же и обеспокоенно спросил, что случилось.       — Приходи в участок. Адрес вышлю по коммуникатору. И захвати расследование. То самое, — вместо ответа на вопрос, приказала она. И бросила трубку.       Нужно было действовать быстро. Катрина не сводила глаз со страницы. И вообще со всей стопки. Она не позволит ей потеряться, как это сделал Артур с договором дяди и мадам Дюмон. Никто не вытащит у неё из-под носа одно из самых важных открытий века. Один из самых важных аргументов против партии.       — То есть, вы знаете, что это за события? — спросил её следователь, на мгновение вырывая из урагана мыслей.       Катрина кивнула и ответила:       — Мне нужно разрешение лидера, чтобы поделиться этой информацией с полицией. Сейчас его запрошу. Извините.       С этими словами она выбежала из кабинета в коридор, всё ещё с самой важней страницей в руках. К сожалению, в коридоре сновали сотрудники, поэтому она дошла до туалета, где никого не было. Только выдержка позволила ей сохранить спокойствие. Хотя руки дрожали. Она набрала отца, и тот сразу хотел бросить трубку, потому что был занят. Не в этот раз. Что бы он ни делал, произошедшее сейчас гораздо важнее. Катрина быстро объяснила ситуацию ему и запросила разрешение на использование отчёта в полиции. Отец хотел начать протестовать и спрашивать, откуда вообще у неё этот отчёт.       — Не знаю, он был среди тех документов, что ты нам сам отдал, — взорвалась она. — Спрашивай Захарию. Или кого угодно ещё. Просто дай разрешение. Мы должны перевернуть предательство мадам Дюмон так, чтобы выйти победителями!       По крайней мере, она кричала не на весь полицейский участок, а только на конкретную комнату. Шёпотом. Тяжело было сохранять самообладание, когда на руках оказались доказательства невиновности. Своей? Чужой? В любом случае это расследование, которое они обязательно опубликуют как можно скорее, перевернёт все аргументы рубров против холодных магов. Лахесу взорвал не восьмилетний ребёнок. Лахесу взорвали рубры, которых допустила на завод сотрудница. Наконец, отец дал согласие, но сказал, что лично позвонит следователю, чтобы результаты подали правильно. Катрина уловила в его голосе радость и тоже улыбнулась, а затем вернулась в кабинет. Она молча дождалась Артура, который приехал через пятнадцать минут после звонка. Он поздоровался со следователем и показал ему кольцо как символ сопротивления. Не нужно было: Катрина объяснила ему, кому звонила и какое открытие его ожидает в ближайший час. Интригу выдержала, ему назло.       Артур передал расследование Адель следователю, и Катрина наконец выложила, что там. В комнате стало так тихо, что Катрина перестала слышать даже тиканье часов.       — Это… важное открытие для всего города. Почему сопротивление молчало? — наконец спросил следователь.       — Потому что не было прямых доказательств. Если бы мы выступили с этими результатами раньше, то нам бы просто сказали, что мы пытаемся оправдать «настоящего виновника». И это бы уничтожило нашу репутацию, а па… мистер Аркан кое-как восстановил её после катастрофы.       Следователь поблагодарил их за сотрудничество и выставил за дверь. Только после того, как позволил Катрине сделать копии разговора от 19 февраля. Три. Одну из них она оставила полиции, а оригинал унесла с собой, чтобы вернуть отцу.       Рэй молча плёлся позади Артура и Катрины, явно не зная, что говорить в компании, где ощущал себя третьим лишнем.       — О чём думаешь? — повернулась к нему Катрина.       — Да так. Мой папа ведь недавно на пенсию вышел. Пошёл в следователи только для того, чтобы самому расследовать лахесский взрыв. И теперь… Всё?       «Его расследование закончилось, потому что мне и Артуру принесли доказательства на блюдечке с золотой каёмочкой. Воспоминания из прошлой жизни тоже помогли, пусть и косвенно», — мысленно закончила за него Катрина.       — Так вот почему не он был в участке, — сказала она уже вслух.       — Поэтому ты так быстро пришёл? — внезапно спросил Артур. И тоже повернулся к Рэю. Катрина удивилась: её парень обычно не подключался к разговору с селенавтами, но теперь начал набираться смелости. Она им гордилась.       — Да и да, — с ходу ответил Рэй. — Меня всё равно там все помнят, так что быстро пустили.       Они шли от участка до штаба пешком и успели за семь минут увидеть толпы с плакатами, которые собирались на центральной площади, прямо у статуй основателей города. Катрина взяла Артура за руку на автомате. Он отпускать не стал. Рэй наконец-то выровнялся с ними и шёл справа, рассказывая про безрезультатное расследование своего отца, у которого доступа ко многим документам не было: часть была выкрадена рубрами, часть — засекречена сопротивлением.       Чтобы пробиться в штаб, пришлось искать запасный вход, потому что около главного тоже встала толпа. Судя по выкрикам, люди пытались добиться ответа о происходящем хоть от кого-то, будь это честные сотрудники мэрии, которых не арестовали, или члены «Чёрного опала». Город кипел от злости и грозился взорваться в любой момент, если кто-то не ответит на вопросы людей. Катрина понимала, что это явно будет отец.       Рэй оставил их: решил посмотреть на протестующих поближе. Катрина с Артуром снова остались вдвоём. Их быстро пропустили в кабинет отца. Его там не было, зато была одна из полумесяцев, женщина лет сорока. Темнокожая с карими глазами, волосы нежного персикового цвета заплетены в тугие косички и собраны в хвост. Она всегда одевалась в белое, и сегодня было не исключением: на ней была белая блузка и такая же белая юбка-карандаш. Катрина часто видела её в кабинете: она заведовала всеми административными вопросами.       — Мистер Аркан сейчас пишет речь, чтобы обратиться к народу, — сказала она, когда увидела Катрину. — Прошу ему не мешать.       — Я официальный член сопротивления, мадам Ольсен, — напомнила ей Катрина, почувствовав некоторое раздражение в голосе полумесяца. — Я принесла оригинал расследования о лахесском взрыве. Держите.       С этими словами она достала документ из сумки и протянула его женщине. Та взяла его без лишних вопросов. На её лице отразилось сожаление по поводу сказанного. Катрина знала: мадам Ольсен — неплохой человек, просто выполняла свою работу. Даже если иногда Катрине и доставалось. Она привыкла.       — Куда теперь? — спросил Артур, когда они вышли из кабинета.       — На площадь. Если ты хочешь посмотреть на то, как выглядит настоящий протест. Всё равно мне нужно за порядком следить.       Он рассмеялся:       — Быстро ты поменяла своё мнение.       В его глазах загорелся огонёк интереса. Катрина не удивилась, но про себя порадовалась, что он туда не пошёл один. Они вышли из штаба кое-как: толпа пробралась и к запасному выходу. Здесь были даже репортёры с микрофонами и операторы с камерами. Часть из них узнала Катрину и пыталась утащить её на интервью. От такой чести она отказалась, но попросила всех не расходиться, чтобы дождаться речи отца. Будет неловко, если простой треугольник сопротивления даст комментарий раньше, чем лидер. Артур спрятался за неё, но на него репортёры и так внимания не обратили: если его кто и помнил, то только по тому, как он упал на церемонии вступления. И то тогда его лица практически никто не видел.       Наконец, они вышли из толпы и пробрались на другую сторону улицы. Даже Катрина утомилась. Они остановились в пустом переулке, откуда виделся балкон на втором этаже штаба: оттуда к жителям города должен с минуты на минуту обратиться отец. Постепенно народ стекался к штабу с площади, и Катрине с Артуром решили срочно эвакуироваться наверх, прямо на крышу здания, чтобы не стоять в толпе.       — Первое впечатление от протеста? — спросила она Артура, когда они наконец удобно устроились.       — Я думал, люди будут кричать громче. И машины переворачивать, — признался он.       — Будут, если папа скоро не выйдет. Или если скажет что-то не то. Но пока протест мирный, иначе бы сюда не пришли старики и семьи с детьми, — Катрина махнула рукой вниз, чтобы Артур обратил внимание на количество седых голов в толпе и увидел, как родители брали детей на руки, чтобы не потерять их.       — А могут быть провокации?       Плохой вопрос. Неприятный. Катрина ответила честно:       — Могут. Но вряд ли будут. Рубры не успели бы так быстро сориентироваться. Тем более, протест охраняют наши люди. И скоро должны подключиться полицейские. Вряд ли они пропустят кого-либо с бутылкой горючего в сумке.       Она показала рукой на бело-фиолетовые машины полиции вдалеке. Потом взглядом попыталась найти с высоты кого-то из сопротивления, но лица в толпе было разглядеть трудно. Да и времени уже не было: отец вышел на балкон. Он принарядился в новый чёрный костюм-тройку, недавно сшитый на заказ. Галстук на шее тоже новый и был выкрашен прямо в цвет его потенциала. Да, любого мага можно классифицировать по цветовой группе, но ни у кого не было двух одинаковых фиолетовых. Или зелёных, или красных. Или даже пурпурных, хотя невооружённым глазом их с Артуром потенциалы вряд ли кто-то отличит.       Отец смотрел на толпу несколько обеспокоенным взглядом. Катрина удержалась и не стала ему махать: он её нашёл сам ровно через полсекунды, и даже не поменялся в лице, хотя она была уверена, что он почувствовал облегчение. В лице он не поменялся.       Практически сразу он начал речь:       «Дорогие друзья. Сегодня я, как и все жители этого прекрасного города, был поражён, когда услышал об аресте мэра. Двадцать семь лет тому назад Лахеса приняла важное для себя решение: быть на правильной стороне истории, не дать страхам и предрассудкам затмить истинную цель создания Юнктерры, каковой нам её завещали предки. Единой, неделимой, открытой к развитию и закрытой к дискриминации. Но 27 лет спустя мы до сих пор далеки от этой цели, потому что наш враг хорошо обучен, хорошо экипирован и знает наши слабости.       И действия госпожи Дюмон — яркий тому пример. За нашими спинами она присваивала городские деньги себе, за нашими спинами она выдавала информацию врагу. Это и ошибка сопротивления, не распознавшего угрозу в срок, и мы берём на себя полную ответственность.       Вы ожидаете от меня новостей по поводу будущего этого города. Первое — „Чёрный опал“ не собирается изменять своей миссии по защите вас. Второе — выборы нового мэра состоятся через полгода, как мне сообщили пятнадцать минут назад из мэрии. Своё заявление они сделают позже. Правила изменены не будут, ибо „Чёрный опал“ в 277 году дал обещание защищать, а не захватывать города. Пока же члены мэрии, не запятнанные скандалом, назначат „исполняющего обязанности“.       Третье. Обращаюсь к врагам, закравшимся в этот город. Мы продолжим сражаться до конца. Мы никогда не сдадимся, и даже если (хотя я в это ни на минуту не верю) наш город будет порабощён, тогда сопротивление продолжит борьбу до тех пор, пока вы не оставите в покое обе планеты. Пятьдесят лет тому назад вы захватили власть, использовав этот город как разменную монету, и теперь этот город сражается против вас.       Друзья-лахессцы меня спросят, что я имею в виду. Все мы помним, что произошло в Лахесе полвека назад, но только сегодня один из виновников наконец признался о грандиозной лжи, которой морочили голову и нам, и всем остальным жителям двух планет…»       Здесь он замолчал, и через секунду включили запись признания мадам Дюмон. Так вот где он был: он лично её допрашивал. И заставил всё выложить. Катрина не верила своим ушам. Мадам Дюмон и правда признавалась в том, что тогда, 50 лет назад, когда ей было всего лишь 24, она впустила на завод членов подпольной Партии красных магов. Не потому, что им сочувствовала, но по просьбе одного из них, «кто ей был особо мил». А через неделю — взрыв.       Толпа замерла. Катрина заметила сверху, как люди переглядывались между собой и судорожно шептались. Кричали только репортёры на операторов, чтобы те не пропустили ни секунды происходящего. Артур сжал её руку слишком сильно, и Катрина повернулась к нему. Он смотрел куда-то выше отца, на крышу штаба, невидящими глазами. Катрина щёлкнула перед ним, и он вздрогнул от неожиданности. Затем отпустил руку и извинился.       — Мы только что прослушали одну из важнейших речей этого века, да? — задал он риторический вопрос. Он явно был в трансе от происходящего, и Катрина совсем не могла понять, о чём он думал. И неважно. Катрина лишь ему ответила:       — Ещё не всё.       Наконец, запись закончилась, и отец продолжил, ещё громче, чем до неё:       «Сейчас вы прослушали чистосердечное признание Дианы Дюмон по поводу событий полувековой давности. Именно из-за этого мерзкого секрета она предала честь жителя Лахесы. Но теперь все слушатели этой речи знают правду о фундаменте власти Партии красных магов. Эти террористы пришли в Клодар на лжи, а потом попытались уничтожить своих оппонентов, повесив вину на восьмилетнего ребёнка. Ни одно заклинание не разрушает столько, сколько ненависть, ложь, стремление к власти. Клодарские враги могут попытаться опровергнуть эту речь, заявить, что мы вложили слова в уста мадам Дюмон. Но не только на слова опирается наше заключение. Завтра в это же время будет опубликовано расследование произошедшего в тот ужасный год. И оно ответит на все ваши вопросы. Сопротивление работает над тем, чтобы привести всю информацию в нужный вид, и опубликовать её в газетах двух планет.       Вы спросите, какова наша цель? Я отвечу одним словом: свобода, свобода любой ценой и для каждого человека на Земле и на Марсе. Тот день, когда зазвенит свобода с вершин небоскрёбов Кавра, гор Аквилона, из непроходимых лесов Скирона, портов Экзорда, равнин Нотевра и ледников Иемса, когда мы позволим свободе звенеть с вершины атропольского купола, тогда человечество, наконец, вступит в золотой век своего существования. И он начнётся уже при вашей жизни».       Как только он закончил говорить, толпа взорвалась в аплодисментах. Кто-то из репортёров даже попытался добраться до отца на балконе, но их в здание штаба не пропустили охранники. Вместо этого отец сам вышел к ним. Катрину это удивило даже больше, чем речь: куда делась его обычная паранойя, из-за которой он практически никогда не выступал на публику, а интервью давал только в письменной форме или по видеосвязи? Катрина приняла это как знак изменений в стратегии сопротивления. И правда, начинался новый этап.       Их с Артуром приземление обратно в переулок заметили, и к ним тоже поспешили журналисты. Зачем? Что нового кто-то из них может сказать? Катрина держала Артура рядом и не позволила толпе их разделить. Катрина снова отказалась от каких-либо комментариев. Пусть докапываются до кого-нибудь выше по рангу. Но репортёры настаивали: они повернулись к её парню. Вопрос был один, самый неприятный:       — Не считаете ли вы, что два пурпурных мага в сопротивлении — плохой знак? Все помнят, что произошло в прошлый раз.       Катрина заставила себя скрыть раздражение, дёрнула Артура к себе и отогнала журналистов. Сквозь толпу получилось пробраться обратно в штаб, но то и дело на них наводили камеры. Характер взял своё: Катрина прикрикнула на журналистов, заявив, что ни она сама, ни Артур в сопротивлении ничего не решают, так как находятся на низких должностях. Только тогда от них наконец-то отстали.       Даже на втором этаже штаба они слышали гам толпы, которая становилась всё больше: люди от мэрии приходили сюда, уже с плакатами в поддержку сопротивления. Когда они их только успевали рисовать? Артур и Катрина пошли в столовую перекусить. По пути Артур предложил подождать в штабе, пока люди уйдут домой.       — Не факт, что все уйдут, — отметила Катрина. — Кто-то может остаться ночевать в палатках у мэрии, если та тоже заявление не сделает. Но я рада, что отец успел первым. Теперь инициатива — у нас, а остальным придётся отвечать.       Пусть она не чувствовала себя на седьмом небе от счастья, но всё равно была рада, что наконец-то всё закончилось. Старые сожаления, бесцельное существование. Сопротивление готово писать новую страницу своей истории.       Пока они сидели за столом, Артуру позвонили. Он сразу переменился в лице, как только увидел, кто ему звонил.       — Мам! — крикнул он чуть ли не на всю столовую, благо полупустую, поэтому на них не обратили внимания.       Весь разговор он сидел бледнее бумаги. А потом покраснел. Радость из него высосали. Он практически весь разговор молчал, Катрина только отрывочно слышала голос из трубки. Наконец, он положил трубку, не прощаясь, и откинулся на спинку стула, положив руки на голову. Катрина не стала спрашивать, что ему сказали, но подождала, когда он сам будет готов рассказать. Всего лишь через несколько минут он тихо произнёс:       — Они увидели меня по телевизору.       Катрина подняла одну бровь в недоумении, но ничего не ответила. Она уже ожидала, что с его родителями опять что-то произошло, но, кажется, она ошиблась.       Артур продолжил:       — И сказали, что гордятся мной? Только переживают, как это скажется на них. Но вроде как они из города уехали?       — Как они? Их больше не преследуют? — спросила Катрина.       — Всё в порядке. Говорю же, они уехали за город. Обе взяли отпуск. Но с работы их не уволили, только понизили в должности и поставили на учёт. Вроде как сказали, что «преступления ребёнка — не преступления родителей».       — Их ошибка, — ухмыльнулась Катрина. — Зато нам оставили наших информаторов. Мама тебе должна была звонить по безопасному каналу, иначе бы звонок не дошёл.       — Или заложников для меня, — угрюмо ответил Артур. — Я всё равно за них переживаю.       — Сопротивление за ними наблюдает. — Думаю, они в безопасности. Если что, их сразу перевезут сюда. Мой отец — человек слова.       Артур кивнул и наконец-то расслабился.       — Ты выглядел так, будто тебе сообщили что-то ужасное, — отметила Катрина.       — Да? Извини, не хотел пугать. Всё в порядке. По крайней мере, пока.       Внезапно Катрина услышала уведомление на коммуникаторе. Точнее, двух уведомлений: и ей, и Артуру. Она открыла свой быстрее Артура и сказала:       — Кстати, о родителях…       И показала коммуникатор ему. Артур тем временем увидел сообщение на своём и встрепенулся:       — Меня твой отец тоже вызывает… Неужели я что-то сделал?       И опять он беспокоится. Катрина его поцеловала и заверила, что вряд ли отец скажет что-то страшное. А если сообщение пришло на коммуникатор, значит, дело это не личное, а связанное с сопротивлением. Может быть, новое задание. А вот зачем он саму Катрину по коммуникатору вызывал, она не знала. Они быстро доели ужин, убрали подносы с грязной посудой и пошли на четвёртый этаж. На этот раз Катрина повела его правильно, через западное крыло. Людей в здании было больше обычного. И опять журналисты. Катрина поморщилась, увидев логотип главного телеканала города. Наверняка убедили кого-то из полумесяцев пригласить их сюда.       К отцу журналисты вряд ли попадут. Они с Артуром прошли мимо. Катрина даже не посмотрела в их сторону. Это она выучила у него: если не смотреть людям в глаза, они не заводят с тобой разговор. В теории. Кто-то из журналистов пытался, и Катрине на них пришлось шикнуть, а также напомнить, что она просто треугольник, и «если они хотят услышать что-то о будущем сопротивления, пусть обращаются к кому-то из полумесяцев».       Ей хотелось домой, лечь в кровать и уснуть где-нибудь часов на восемнадцать. А лучше на сто восемнадцать. День всё не заканчивался, и Катрина еле держалась на ногах. Наконец, они дошли до кабинета. Отец долго их не пускал, где-то минут двадцать. Нужно было не злиться, он так делал всегда, но Катрина всё равно немного злилась. Вот бы он ещё извинялся за задержку, но этого в привычке у лидера сопротивления не было.       — Почему-то я не подумал, что вы придёте вместе, — отметил отец, когда увидел их в дверном проёме. Катрина выгнула одну бровь и уже хотела сказать, что он видел их вместе на крыше, но не стала. Мало ли, забыл. Его личности не любили, когда им пытались рассказать что-то друг о друге. Сами разберутся, Катрина слишком устала, чтобы даже думать об этом.       — Что вы хотели, мистер Аркан? — осторожно поинтересовался Артур.       — Поздравить вас двоих с успешным завершением миссии. Благодаря вашим действиям сопротивление получило второй шанс. Ваше расследование, обе его части, помогли нам наконец-то заново встать на ноги. В связи с этим…       Катрина сжала кулаки. Она уставилась на отца с мольбой, но он её взгляда будто не замечал. Вместо этого он смотрел на Артура с лёгкой улыбкой.       — …сопротивление выдаст вам премию. А вас отдельно, мистер Карпентер, поздравляю с повышением. Теперь вы треугольник.       — Спасибо, сэр, — на автомате ответил Артур. Он явно нервничал, потому что отец не сводил с него глаз.       — Подойдите завтра к мадам Ольсен, чтобы обновить бумаги и получить инструктаж по новым обязанностям в рамках вашего отряда. Можете быть свободны, — закончил отец. Артур откланялся и практически сразу вышел, шепнув ей на ухо, что подождёт её в коридоре.       Катрина не хотела злиться. Но она была в бешенстве. Долгие семь лет отец держит её в треугольниках. Она давно заслужила звание квадрата, которое, вообще-то, и давало право командовать отрядом. Но так как в селенавтах никогда не было никого выше треугольника, то фактическую роль лидера исполняет она. Катрина хотела признания от отца, но ни одна его личность не шла навстречу. Она умоляла их все, даже самых строгих и злобных, но каким-то образом именно в этом вопросе они достигли консенсуса. Она уже хотела всё это высказать отцу снова, но вдруг увидела, как он поменялся в лице. Перед Артуром он силился, но теперь Катрина видела, что он измотан не меньше неё самой. Спал ли он вообще сегодня? Вряд ли. Отец медленно сел в кресло и посмотрел в окно.       — Я знаю, ты на меня злишься. Да, ваше с Артуром расследование действительно помогло нам. Я давно знал, что Кл… мистер Фриден невиновен в лахесском взрыве, но нам не хватало доказательств. Теперь у нас есть и чистосердечное, и документы. Благодаря вам. Может быть, я ошибаюсь. Может быть, я должен был тебя давно повысить. Но пойми, дочь, ты не простой член сопротивления. Я не могу позволить злым языкам навредить тебе. Или сопротивлению, — устало начал он, явно избегая смотреть ей в глаза. — Средний возраст квадрата у нас — 30 лет. Если я тебя сделаю квадратом в 23, то ко мне возникнет много вопросов.       В теории она понимала, но не могла ничего поделать с чувством несправедливости. Да, квадраты обычно старше. Но и в сопротивление эти квадраты приходят позже. Катрина же здесь всю жизнь. Она знает изнанку «Чёрного опала» лучше некоторых новеньких полумесяцев. Не будь она Катриной Аркан, её бы тотчас повысили. Она еле как заставляла держать язык за зубами, потому что знала, что не права.       Дальше отец сказал что-то, чего он никогда не говорил:       — Но я могу дать тебе обещание. Через 5 лет ты будешь квадратом. Если, конечно, не покинешь сопротивление.       Она не верила своим ушам. Никогда он не давал даже такого примерного срока. Да, пять лет — долго. В 28 она будет совсем другим человеком.       — Почему именно через пять? — спросила она.       — Потому что через 5 лет я ухожу. Если всё пойдёт хорошо, и мы выгоним рубров из Клодара, то раньше. Хватит с меня политики.       — Неужели! — вырвалось у Катрины. Она сразу же прикрыла рот руками. Не нужно было так радоваться.       — Да-да, знаю, — рассмеялся отец. — Тебе надоел твой старик на посту лидера. Ну, придётся потерпеть ещё пять лет.       Один вопрос висел в воздухе. Катрина задала его прямо:       — Ты уже думал над преемником?       — Думал, но кандидатуру оставлю при себе. И да, я запрещаю тебе говорить кому-либо об этом. Не хочу, чтобы сопротивление переживало раньше времени. До транзита ещё долго, и у нас много работы.       Катрина подошла к столу и села. Затем она наклонилась поближе к отцу и прошептала:       — Прошу, только не перетруждайся. Мне «мой старик» ещё нужен.       Отец отвёл взгляд, и тем самым выдал себя: с ней разговаривал не «Клод», но кто-то притворявшийся им. Катрина ещё не выучила новую конфигурацию личностей отца, которая за семь лет несколько поменялась, но подозревала, что это был кто-то из тех, кто её особо не жаловал. В плохом смысле. Катрина заставила себя сесть прямо и сменила тон на более нейтральный:       — Новые задания будут?       — От меня — нет. Жди распоряжений полумесяца, — сухо ответил отец. Кажется, он понял, что Катрина всё заметила.       Затем она задала второй вопрос, скрестив руки на груди:       — Кого приставили к моему отряду? Я слышала новости от дя… квадрата Роджерса.       Отец цокнул языком и посмотрел в свой любимый блокнот, который всё это время лежал раскрытым на столе. Если любой другой человек заглянет внутрь, он увидит там лишь непонятные каракули: это был специальный шифр, который выработала одна из его личностей, чтобы они все могли общаться друг с другом. Проще было бы, конечно, делать это при помощи приложений на телефоне, Катрина даже предлагала некоторые отцу, но все варианты, кроме «старой доброй бумаги», он отвергал, потому что боялся, как бы эти сообщения ни перехватили рубрианские хакеры. Катрина так и не смогла разгадать этот шифр, хотя лет в девять пыталась. Тогда она даже выкрала блокнот себе в комнату, чтобы «провести исследование». Ей было любопытен внутренний мир отца, скрываемый на страницах, выкрашенных разноцветными закорючками. Потом он с ней долго не разговаривал, пока мама пыталась их помирить. Хорошие времена, которые давно закончились.       — Я ещё не решил, — после долгих секунд замешательства буркнул он. — Скоро решу. Ко вторнику ждите в отряде новых заданий. На этом всё, можешь идти.       Катрина кивнула и попрощалась. Отец сразу принялся строчить что-то в блокноте ручкой с бордовыми чернилами. Уже в дверях Катрина обернулась и сказала:       — Твоя речь войдёт в учебники истории, пап, когда мы победим. Поздравляю.       И улыбнулась. Тогда-то он поднял на неё глаза, и во взгляде она почувствовала огонёк теплоты. Он улыбнулся в ответ. Вот этого Катрина от него и добивалась. У каждой его личности своя улыбка, и она их коллекционировала. Вот эту она явно видела, но совсем давно, ещё до отъезда из города.       Из кабинета она вышла в не таком уж и плохом настроении. Артур встал, как только увидел её. Она рассказала ему, что её не повысили, но умолчала обо всём остальном.       Когда толпа разошлась, они смогли уйти домой. На заслуженный отдых.