Есть в мире этом, смутном, но прекрасном, Одни внимательные грозные глаза. Они обычно ходят в ярко-красном, От них на сердце бегает слеза.
О них когда-нибудь писал и Бодлер, Их красоту превознося к звезде. И распинался точно сам Гомер, Их относя к божественной черте.
Глаза всегда сверкали яркой вспышкой, Как будто сам Ахилл вернулся к нам с Олимп. Не стоит их описывать и книжкой — Её не хватит. Даже с небольшим.
А цвет у этих глаз, о дивный! В нём утонуть не стоит и труда. В нём чувствуется вся та живость, Не терпящая злого, злого льда.
Однако дно морское этих глаз Ни раз, да источало холод. Они — сверкающий на дне земли алмаз! Но мертвый, не испытавший голод.
Небесная лазурь сверкающих очей, Холодная вода прибрежного покоя. К ним не носил огня смиренный Прометей И Купидон не совершал разбоя.
Любви, любви болезненный поток не чувствовали эти очи! Не бушевал в них чувств бесчисленный пролог, И не рыдали они тихо, что есть мочи.
Глаза, когда-то ослепившие меня, сейчас закрытые забылись вечным сном. Тогда невольно мир объединя, Они горели ярким хрусталем.
Сейчас они смирны, уже не лезут в драку, И не пытаются весь мир перевернуть. Они поддались вынужденно мраку, Пытаясь будто бы чуть-чуть передохнуть.
Когда-то были в мире смутном, но прекрасном Одни внимательные грозные глаза. Мне жаль, что, следуя по правилам негласным, Они любили братство, не меня.