Человек без имени

— А чего ты то письмо сожгла? - Шатар зевнул, больше от скуки, чем от сонливости, и взвалил на себя рюкзак. — Потому что никогда больше не хочу напяливать на себя красные хакама, - фыркнула Юнмей, открывая другой конверт, - И быть посмешищем в храме Наруками. — Храм Нарукааами? - протянул Шатар, пытаясь вспомнить, о чем она вообще говорит, — А, понял, тот самый храм, куда ты со старшим хотели меня отвезти, когда элеазар расползся на всё тело? Юнмей кивнула. Между фатуистами и Мико она и правда выбрала бы Яэ. В конце концов, хотя и лисьи шутки бывали явно опасны, она не пыталась ставить на ней бесчеловечные опыты и не гоняла её по всему Сейраю с парочкой стрел в спине и заде. Если конечно не считать опытами над они того, что её припахали к проведению церемонии упокоения для демонов, пообещав, что ей надо будет просто приветствовать прихожан, а на деле заставили ловить по округе тех, кому было давным давно было пора на тот свет и после фотографироваться для издательского дома в жрическом наряде и танцевать Кагуру на площади перед храмом. Учитывая то, что ростом Юнмей была в два с лишним метра, одежду нужного размера ей пошили специально, и что носить это больше никто не мог, теперь это одеяние хранилось у Эи. Юнмей не нравилось одеяние жриц, не нравилось лишнее внимание, было неудобно учавствовать в ритуале, потому что до этого её годами затачивали на битвы, а теперь, пожалуйста, будь добра, танцуй. Да она чуть не запарола весь фестиваль! С тех пор без острой необходимости не совалась в храм и обходила издательский дом стороной. Если б тогда были открыты дороги в Инадзуму, то она бы снова оказалась в долгу у кицунэ. Но ей, как говорится, “повезло”. Указ Сакоку перекрыл все пути, на островах началось восстание, и посочиться туда смогли только она и Сиф. Болезненного караванщика сдали на руки Бай Джу, и всё “завертелось и закрутилось”. — А чего ты тогда так от неё щарахаешься, как от своей тени? Она же вроде твой друг. — Дружить с лисой… - хмыкнула Юнмей. «Боже, я стала рассуждать, как Итто… » Губы Юнмей растянулись в ироничной усмешке, обнажив клыки, и она фыркнула. — Эх, Шато-шато, ничего ты в демонах лисах не понимаешь-то, — заметила она, — Это тебе не Итто, не госпожа Кудзе, у лис в целом на уме одни шалости и шутки, и разменной монетой в этих шалостях может стать, что угодно. А если дело касается Гудзи великого храма На руками, то можно умереть или покалечиться. — Ещё меня какая-то лисица не проводила, — фыркнул Шатар, — И на порог её не пустим, и дело с концом. О том, что порога у них как бы и нет, Юнмей благоразумно промолчала. Иногда ей хотелось сдать Шатара на поруки рыцарям Ордо Фавониус или там Цинсин, чтобы его воспитанием занялись умные люди, и он в будущем имел работу, но учитывая степень того, как хорошо он считал деньги — ему бы больше понравилось пойти учеником в Банк Снежной. Самого Шата будущее волновало мало: раньше он просто готовился к смерти. Маленький и слабый, в противовес он был очень умным, обладал живой памятью, ловко рассчитывал (и обсчитывал) покупателей на базаре, доставал побрякушки и бижутерию, которую сбывал туристам, как сувениры. Сиф, когда Юнмей его подобрала, был совсем другим. Куда более простым, бесхитростным, прямым, как палка, и таким же прямолинейным. Первые слова, которые он выучил от Юнмей, были «мать», «пустыня» и «еда». У Шатара в словарный запас входило всё, что он когда-то читал и слышал; он не был искусным бойцом, для защиты использовал небольшой кинжал, под стать его маленькому росту; длинный песочный балахон, красивый, украшенный вышивкой и кистями, отлично скрывал следы пожирающей его болезни. Он, двенадцати лет от роду, юнец, вышагивал по Караван-Рибатту и горланил: «Украшения из руин! Ожерелье эпохи царя Дешерта! Талисманы из древнего племени пустыни! Женщина, посмотрите, какая красота? Давайте примерим! Веера из перьев пустынных стервятников!». «Поди её выпроводи, коли она сама пришла… или ты сам дошёл до неё. “ Юнмей печально вздохнула и потрепала по волосам Шатара. Шат съежился и увернулся: не по душе ему были несколько грубые ласки сейчас. Он вообще-то говорил абсолютно серьёзно. — Странно, конечно, но что поделать, — он покосился на другие письма и взял Юнмей под локоть, чтобы она не сошла с тропы, — Чего другие пишут? — Итто гоняет балду, а мы с тобой едем на годовщину свадьбы моих друзей весной. — Какая красота, — мечтательно вздохнул Шатар. Его улыбка растеклась до самых загорелых ушей; «Наберёт с собой барахла, будет там зевакам опять продавать… “ — с усмешкой подумала они. Вопреки разумного она это бывшему караванщику не запрещала, просто старалась переводить в мирное русло да не давать ему открыто мухлевать и врать. Она с точки зрения получения денег была куда более спокойной и степенной; в свое время отказалась от титула и земель в Инадзуме, собрала вещи и уехала оттуда куда глаза глядят; впервые за свою жизнь сделала что-то абсурдное, не продуманное и не логичное, и ни капли об этом не пожалела. *** Боль заставляла скулить и кусать губы. Стрела, пробившая лёгкий кожаный доспех, три слоя одежды и кожу они, крепко застряла в плече. Она бы кричала и ругалась матом, но орать здесь, в узком проходе, в бегстве от неизвестного охотника, было некогда. Она переломила древко стрелы, оставляя ту просто торчать наружу, но не мешать движению, и устремилась вперёд. Рука онемела — и Юнмей не знала, яд это, потеря крови или что-то ещё. «Хоть бы не было яда… я так могу снова потерять руку до самого плеча! “ Кошка, указавшая ей проход, маленьким цветным пятнышком скользила между камней и скал. Приходилось спешить, бежать и спотыкаться без продыху. В какой-то момент кошка остановилась. Юнмей обернулась, прислушалась, и, со всей силы, что была в свободной руке, врезала по группе неустойчивых камней у стены. Проход оказался частично завален. «Надеюсь… с той стороны не тупик «. Она поспешила вперёд, и вот, Наконец-то, выскочила в каменный грот у неизвестных врат. Пейзаж её глазам предстал красивый: в центре грота сияло, светилось яркими огоньками озеро, вокруг масла фиолетовая трава и такие же кустарники. Если бы не то, что перед ней стояли две фигуры — длинная и тощая и более объёмная, полная и пышная, она бы залюбовалась. Кошка тем временем исчезла, и Юнмей ничего не оставалось сделать больше, кроме как притаиться за каменной плитой. — Черт бы вас побрал. Вы уверены, что поисковая группа до сих пор не обнаружила это место? — Да, капитан Владимир. Никто сюда не просочился ни на секунду… Они отвернулись и Юнмей поспешно втянула в себя воздух. Выдохнула. Надо было не забывать дышать, хотя и скребущий изнутри по ребрам наконечник нещадно драл плоть. — Внимательно следите за этим местом. Никого не подпускайте близко, — ответил капитан, после чего подошел к плите и приложил руку. Провёл ладонью по выщербинкам, нахмурился, оглянулся. — Бесполезно, босс, мы уже всё перепробовали, — покачал головой крупный, — Нужен кто-то, у кого был доступ к этому подземелью. Оно так тщательно опечатано… леди Катерина говорит, что печать «смоет только кровь жрицы»… Капитан хмуро отмахнулся. Юнмей наблюдала сильно издалека и не видела их лиц, но вот слышала неплохо. «Надо запомнить и рассказать нашим… “ — подумала она, и, видимо приняв удобную позу, неосторожно расслабилась. Наконечник стрелы вонзился глубже. Она вскрикнула; пещерное эхо подхватило вскрик, а дальше — незнакомцы замерли. Медленно, жутко, как в плохом хорроре, повернули головы. И двинулись к ней. — Кто там? Выходи! Она явно узнала что-то, что не должна была знать. На голову надавила двойная паника — да какая к чёрту рука, она умрет тут и всё! Совсем умрёт, с концами! Деваться было некуда. Юнмей набрала воздух в ноющие лёгкие и вышла, не крепко, но смело, из укрытия. Как можно спокойнее выдала: — Я здесь. И уставилась в упор на людей. Фатуи озадаченно на неё посмотрели. В отблесках синевы озера, в темноте, её образ принимал жутковатый вид. Частицы электро, которым тут пропиталась вся земля и весь воздух, во тьме в волосах мерцали. Глаза хищно блеснули. — Убить, — капитан отдал приказ одними губами. «А ведь говорили тебе, носи с собой оружие… “ Юнмей увернулась, как могла, от первого залпа из крио пушки, увернулась от арбалетного болта, неловко, прижимаясь к стенке, попыталась добраться до другого выхода. Наверное, перекатиться по земле было бы удобнее — но торчащая в спине стрела ей явно мешала это сделать. По крупным мишеням и стрелять в удовольствие — Отто часто так говорил. Понимая, что она или сейчас возьмёт свои остатки гордости в руки и попытается сражаться с вооружёнными Фатуи, и сдохнет, или даст просто себя убить, девушка неожиданно ринулась на встречу ним. У неё оставались когти — арбалетчик явно не ожидал выпала с ними к самому лицу, и резко дернулся в сторону. В тот же момент Юнмей со всей дури врезала с ноги в его не заряженный арбалет, замахнулась ещё раз, и… сильные, крепкие руки застрельщика с крио-пушкой схватили её за волосы, рванув на себя. Юнмей интуитивно попыталась вырваться, ей вывернули руку — она тут же выпустила когти из второй и постаралась вцепиться ими в лицо противника, как дикий зверь, но опять промазала мимо глаз. Застрельщик схватил ее за грудки и впечатал в стену — Юнмей завыла, и тут же заткнулась; выпущенный воздух выбили ударом в поддых. Она так и повисла, впечатанная в стену, не в силах даже вдохнуть. Эти двое были не мелкими похитителями сокровищ, которых она могла раскидать с копья, не всякие элементарные формы жизни, которые дохли с пол тычка даже от такого профана, как она. Юнмей разжала от шока руки, и тут же из глаз посыпались искры. Ободранный до крови фатуист приложил её по лицу, чтобы и не пыталась уклоняться больше, а очухавшийся «капитан» с арбалетом молча направил на неё прицел. Юнмей смотрела на них снизу вверх — оглушенная, избитая, с повисшей плетью рукой. Смотрела на них — устало, больно, расфокусировано, даже недоуменно. Она жадно глотнула воздуха, сжала зубы, и обломанные ногти на здоровой руке резко выросли снова. — Стреляй! Следующий арбалетный болт ударил в пустое место. *** Юнмей давно никуда не торопилась и старалась идти со скоростью Шата. Он за ней скакал всегда вприпрыжку, потому что ростом оставался несколько мелковат и соответственно, она явно ходила быстрее. Раньше, когда он уже не мог сам ходить, Сиф носил его на спине. Юнмей очень хорошо помнила, как они медленно пробирались пешком по извилистым горным тропам втором: она шла впереди, и несла их общие вещи, проверяла дорогу по картам и прокладывала путь, Сиф топал следом, крепко удерживая на спине пацаненка. Шатару было больно. Лекарства, которые снимали болевой синдром, делали его вялым и сонным, невнимательным, ему не хватало координации. Чешуйки от раздражения болели и саднили, сухой воздух пустыни явно не добавил ему очков жизни, и вообще было удивительно, как он смог так долго продержаться. Пока Шатар ещё мог перенести транспортировку, Юнмей и Сиф решили, что нужно найти тихое место с хорошим воздухом, где он мог бы восстановиться. Сиф верил в восстановление. Юнмей, с того самого момента, как научилась сама насильно отпаивать его лекарствами, прекрасно зная их состав, не верила. Точнее, всё старалась это отрицать. Потому что это было то самое, что делали все вокруг, когда умирала она. «Мы обязательно поедем к морю и ты восстановишься, милая.» Юнмей не поправилась. Шатар, узнав о новой вехе маршрута, попросил бросить его в какой-нибудь лечебнице Ли Юэ. Или ещё где-то — меньше всего ему хотелось стать для них обоих балластом и дурным воспоминанием о мальчике, умершем от термальной стадии элеазара. Сиф стукнул его по башке, и накинул на него свой меховой плащ. Молча посмотрел в глаза и вдохнул побольше воздуха, а потом завернул пару фраз такой грубости, что Шато отвернулся в стенке и сказал им делать, что хотят. «Я не хочу просить о помощи, но ещё меньше я хочу умирать в одиночестве. “ В Цинце их приняла семья местного лекаря, с которыми договорился хозяин хижины Бубу. Терпеть Юнмей и Сиф мотались по полям, гоняли разбойников и монстров, помогали селянам с урожаем и тяжелыми грузами. Шатара Юнмей насильно выносила на воздух, заставляла есть, ходить, опираясь на её руку, и роли лекарства помогли, то ли горный воздух и забота деревенских, но парнишка стал чувствовать себя чуть лучше. Скачущий юлой караванщик был зрелищем благим. Он успевал обежать местность на несколько метров вокруг, вынюхивал всё, что можно сбыть, а на привалах у костра плел бусы, браслеты, ожерелья и иные безделушки из разноцветных камней, биссера, ракушек и прочей дребедени. Ловко и живо плёл! На ярмарке в красный день с его умением зазывать народ он регулярно ловил «куш», сгоняя публику, и бросал кассу на Юнмей и от души обласкивал каждую клиентку комплиментами. Все-таки идея делать «цацки» из материалов получше, была куда прибыльнее, чем сбывать «мусор». На подходах к Монду им встретилась Ноэль. Кажется, только вернулась с зачистки лагерей хиличурлов по обочинам дороги: фестивалю ничто не должно было помешать, поэтому всех орденских мобилизовали и отправили зачищать территории. Шат ее узнал не сразу — последний раз с девушкой они виделись лет пару тройку назад. Юнмей собиралась было поздороваться погромче и подойти, но не успела — с поворота, откуда выскочила Ноэль, показался огромный лавачур, а следом выпрыгнул покоцанный, но всё ещё живой, маг бездны.