Человек без имени

Ли Юэ, наши дни — Юн-юн! — кто-то потряс её за плечо, вырывая из собственных мыслей. В лицо смотрели беспокойные глаза Сян Лин, — Кушать подано! Лазить по горам было той ещё перспективой. Где-то там, наверху, куда нормальному человеку просто так не подняться, росли цветы цинсинь. В городе тяжелым кровавым кашлем болела девочка — поэтому они лезли на эти чертовы горы, как могли. Они — это Юнмей, озорная повариха из города контрактов, ее медведь, молодой ледяной экзорцист и Шатар. Шатар таскался с ней по миру уже несколько лет. Молодой наемник из пустынников: своевольный, наглый, редкостный торгаш и лодырь. Когда они брали это задание, Юнмей в очередной раз треснула его по голове копьем. Честно говоря, она взялась бы выполнять эту работу и за спасибо. В её системе ценностей были вещи, за которые она могла торговаться, как последний рыночный пройдоха Караван-Рибатта, и вещи, в которые она влезала просто так, потому что могла. Шатару было около пятнадцати лет. Он ныл всю дорогу о том, на кой черт им переться за копейки в такую даль, почему они должны вообще это делать, с их-то опытом и уровнем знаний, ныл, ныл и ныл, пока Юнмей не ткнула его носом в залежи попавшегося по пути полуночного нефрита. Шатар, жаднючий до денег, воспрял духом, и пока они взбирались в гору, наковырял кучу руды непонятного качества. Горы! Когда-то Юнмей уже была здесь. Подъем шел всё выше, все круче, ветра врезались в скалы и трепали походные плащи, солнце припекало макушку, ласково, подло и незаметно облизывало щеки, заставляя их опасно подрумяниваться. Стоило солнцу исчезнуть, как на спины и плечи тут же ложились прохладные сизые тени, и от ветра хотелось натянуть капюшон на голову посильнее. - Так вот, к выбору ингредиентов… — выдала Сян Лин, передавая суп с немного странным, но достаточно интересным ароматам спутникам, — И в этот раз… Юнмей, наверное, второй раз в жизни встречала кого-то настолько сосредоточенного на еде в своем пути. Счастливого, по-своему, на самом деле. Так вышло — Сян Лин с легкой руки приютила у себя ее и прожорливого Шатара, а потом до них дошел слух про того больного ребенка, и Юнмей не смогла отказаться от задания. Сян Лин притащила к ним в компанию своего друга, и теперь их пестрая компашка гуськом поднималась в горы. Первым рысцой бежал Шатар. Настоящий пустынный шакал: рыжевато серые ушки у него время от времени настороженно шевелились. Передвигался он рывками, нервно, опасливо, принюхивался с незнакомым и чужеродным запахам, то и дело оборачиваясь на спутников, приседая и касаясь земли когтями. Щегольские красные шаровары так и мельтешили впереди. Бандану он снял, и теперь она болталась на шее. Сразу за ним легко и непринужденно поднималась Сян Лин, привыкшая к путешествиям и не в таких полу экстремальным условиям, за ней Чунь Юнь, нагруженный её вещами и собственным двуручником, и Юнмей — сосредоточенная, ушедшая в себя и в свои мысли. Ветер трепал полы её одежды. Она шла последняя не случайно: сильная, стойкая девушка-они с легкостью поймала бы кого угодно из своих спутников, если бы они оступились и полетели кубарем вниз. Чунь Юнь пересказывал ей недавние городские новости, связанные с проказами мелких домашних духов. В горах темнело быстро, и стоило буквально солнцу закатиться за горизонт, как стало прям до неприятного холодно. Компания путешественников едва ли успела поесть засветло. Молодой экзорцист обошел лагерь, рисуя защитные символы, позволяющие изгонять отсюда демонов и «сущности». Шатар, натиравший до того до блеска алебарду, задумчиво нахмурился. — Чего ты делаешь, а? — Стараюсь обезопасить наш лагерь. В горах много неупокоенных душ, — вздрогнул, заметив несколько потупившийся Чунь Юнь, — Как бы чего не случилось. — Духи? — Шаттар чуть дернул бровью, недоверчиво, нахмурился, и невольно сжал рукоять меча. — Да, ночью тебя до смерти защекотят, — оскалилась Юнмей, и легла на бок, подпирая рукой голову. Ноги ее утонули где-то вдали от костра, в темноте. — Издеваешься надо мной, старуха Комацу! — Могут и защекотать… — Чунь Юнь подсел к общему костру, — Всякое в горах бывает. Я вот слышал, будто бы ту ночами бродит целая стая камнегрызов, да путешественников прямо такие живьем… пожирает. — Пха! Подумаешь, камнегрыз — да я ему одним ударом черепушку проломлю! — А потом его мамаша тебе откусит ногу. Если повезет… — А я бы хотела попробовать что-то приготовить из мяса камнегрыза…- мечтательно вздохнула Сян Лин, — Вот бы их изловить… — Дрянь полная, — хором выдали Юнмей и Шатар, — Щенки еще куда не шло. Но взрослая особь как песок с кровью на вкус. Или как… Короче, оно не жуется вообще. Воняет адски при варке и при жарке. — Чем сложнее вызов, тем интереснее, — засмеялась Сян Лин, — Теперь мне еще больше хочется попробовать! Вы же в путешествии, должно быть, уйму всего попробовали? Юнмей мягко улыбнулась. Да уж. Уйму. *** Инадзума, 50 лет назад Юнмей всегда казалось, что приключения — это не для нее. Но с того момента как кардиограмма её сердца вытянулась в тонкую черту на экране, а сама она в последний раз увидела слепяще-синий свет лампы в своей палате, пришлось как-то изменить свое мнение о мире. Ей было тридцать два года. И последний из них она или спала, обколотая какой-то наркотой, или мучилась от боли, с трудом узнавая собственную дочь. Её личная трагедия. Её вина, стыд, слезы, боль, бесплотные и тяжелые несколько лет борьбы. За окнами палаты падали осенние листья, солнце пробивалось сквозь шторы, но будто бы уже не грело руки. Ей было, что терять. Было холодно, тяжело и больно. Что-то булькало внутри — кажется, захлебывались легкие, и ледяное ощущение вдруг облизало затылок. Надо было позвать медсестру, сказать, попросить хоть о какой-то помощи, но вместо этого, открыв рот, она подавилась: в рот хлынула вода. Соленая, горькая, тошнотворная по вкусу. Что-то загрохотало рядом, качка, царившая в теле и раньше, только усилилась. Её качнуло из стороны в сторону, перевернуло, Женщина снова хлебнула воды, и резко распахнула глаза, чтобы тут же ослепнуть от непонятной вспышки. «Откачать пытаются, ” — пронеслось в голове, и тут же снова накрыло с головой, утягивая на дно. «Плыть.» Ноги вязли в водовороте стихии. Глаза откровенно драло, выжигая, било и будто вдавливало в затылок. «Плыть!» Сил в руках не было. Воздуха не было. Шум, плеск, очередной переворот: кажется, она глотнула воздуха напополам с водой, увидела вспышку перед собой, и отключилась. *** Реальный мир, 50 лет назад — Мам, а давай я тебе показывать буду персонажей и ты их будешь оценивать? Типа по шкале от одного до десяти. — Из Генша снова? — Ага. Вот, смотри! Как тебе? — Ну, милая девочка… — Мама! Это же мальчик, Син Цу, он короче гидро, и там в Ли Юэ он… Спокойного времени было мало. Очередная отколотая химия — её отпустили домой. В то время, когда её не полоскало рвотой до крови и температурой, Женщина старалась общаться с дочкой. Они сидели вдвоем на диване: молодая женщина без бровей и ресниц, одетая в тонкую шапочку, и девочка-подросток с каре и малиновыми прядями. Сидели, укутавшись в одеяло, с планшетом, ноутом и котом. В больнице нужно было как-то убивать время и бороться с собственной хандрой, поэтому теперь у нее был свой аккаунт в игре. Наверное, иначе бы она уже сейчас свихнулась: а теперь у нее был подходящий ранг, чтобы они играли вместе. Она боролась с раком — и глушила мичитачурлов «на Кейе». *** Инадзума, 50 лет назад — Ну ты и везучая конечно! — поставил её перед фактом о собственном везении крайне странный парень с улыбкой до ушей, — В тебя молния шибанула, а ты — хоть бы хны! В полумраке комнаты на неё падал тёплый свет с улицы, через окно. В комнату заходили люди, много говорили, в основном мужчины. Потом заглянула девушка, и шикнула, чтобы все убирались. Кажется, тогда же женщина попросила зеркало у неё. Женщина смотрела на себя в зеркало — и оттуда на нее глядел совершенно другой человек. Человек младше, выше, немного нескладный; с красными росчерками на лице, с красными рогами, торчащими в волосах, с разбитой губой, с золотисто-карими глазами, седой с каштановым; человек улыбался, когда улыбалась она, хмурился, когда хмурилась она, и поднимал руки, когда их поднимала она — но не был ей.