Глаз бури

На покрытрой мхом и витиеватыми узорами мелих трещин бетонной площадке у старого маяка была намертво прикручена железная скамеечка. На скамеечке, словно тоже прикрученный, выпрямив спину сидел старик, и смотрел вдаль на ультрамариновые волны. Обветренное и просоленное годами лицо его украшала кустистая борода цвета морской пены, и витиеватые узоры глубоких, задумчивых морщин. В глазах старика вместе с волнами плескалась звенящая тревога, отдававшая режущей болью в сердце, но лицо и разум его были спокойны, как ярко-голубое небо без единого облачка. Во рту он ощущал сухость, на губах подсыхала от жары корочка соли пополам с радостями и сожалениями прожитой жизни. Когда горизонт начал темнеть, а у ног старика пришёл ластиться чёрный кот с белыми носочками, он встал, неохотно отвинтив себя от скамеечки, а свой взгляд от моря, и пошёл в сторону маяка. Вечерело, мохнатый засранец хотел есть. Дойдя до стены маяка с облупившейся местами и некогда яркой краской, старик приоткрыл тяжёлую и скрипучую деревянную дверь, сначала впустив юркого кота, потом войдя сам. Оказавшись в тёмной коморке с маленьким окошком под потолком, он практически наощупь стал искать керосиновую лампу и остатки спичек. Когда комнатушка осветилась мерцающим светом лампы, старик поставил её на стол и полез в кухонный ящик на стене за консервной банкой кошачьего корма. Вывалив содержимое банки в алюминиевую кошачью миску, он забрал лампу со стола и, оставив кота трапезничать в темноте, стал подниматься на верхний этаж маяка по закрученной узкой лестнице. Твёрдыми и быстрыми, словно механическими, шагами поднявшись к самой лампе, старик отточеным годами движением, не задумываясь, зажёг её, и стал спускаться вниз. В кухонном ящике в коморке, теперь уже с другой полочки, старик извлёк чернильницу, перьевую ручку, лист гербовой бумаги, пожелтевшую резную трубку из слоновой кости и мешочек с табаком. Сложив все предметы на стол, он взял лист бумаги, обмакнул ручку в чернила, и крупным угловатым почерком твёрдой руки вывел на нём пару строк. Взяв со стола недопитую бутылку рома, старик опрокинул в себя остатки и, свернув листок в трубочку, засунул послание в бутылку и плотно закупорил её пробкой. Отставив бутылку он взялся за трубку. От души сыпанув табака из бархатного мешочка, старик утрамбовал ароматный порошок пальцем и поджёг его пламенем последней спички из коробка. Начав раскуривать табак прямо в каморке, одной рукой держа трубку, а другой взяв со стола за горлышко бутылку, он подошёл к двери и открыл её нажатием плеча. Кот не стал отвлекаться от еды, лишь слегка повёл ухом в сторону уходившего хозяина. На тёмном небе уже загорались первые звёзды, где-то в вышине, мигая красным огоньком, пролетал спутник. Неспешно подойдя к краю искусственного острова, на котором стоял маяк, старик замахнулся и бросил бутылку в море настолько далеко, насколько хватило сил. Развернувшись, он дошёл до скамейки и сел, оперевшись освободившейся рукой о колено и с шумом выдохнув горький дым. Снова старик вглядывался в море, но в глазах его больше не было тревоги, только вселенское монолитное спокойствие и терпкий дым крепкого табака наполняли его душу. Первый и последний раз в жизни старик смотрел не на горизонт, а только лишь на надвигающееся стеной белое небо, когда внезапная боль пронзила своим острым килем ровные воды стариковского сердца. Он не успел испытать страха и разрушения прежде, чем непотухшая трубка выпала из безжизненных рук, а он сам и всё, что у него оставалось в жизни, оказались поглощены безумной и жестокой, но порой такой милосердной стихией.