***
Моя ладонь продолжала гореть от удара о деревянную поверхность стола. Но я старался не акцентировать внимание на боли, переведя его на человека, возвышающегося передо мной. — А ну-ка повтори! — кажется мой голос едва заметно дрожал. — Что ты только что сказал? — Она адаптируется, — Ри пожал плечами, будто моя вспышка гнева его ничуть не волновала. — Потребуется какое-то время, но… Я верю в Эл, она сможет с этим справиться. — О, твоя вера в нее — это, разумеется, гарант успеха. Что, можем тогда расходиться по домам? Пусть она сама выплывает из того болота, в которое вы ее посадили? — Мы ее не… — хотел было вставить слово Денис, но Ри прервал его одним взмахом руки. — Это война, Александр, и мы все на ней чем-то жертвуем. — Да! Только обычно люди сами для себя выбирают чем и когда жертвовать. Вы не можете лишать ее такого права, когда речь идет о жизни и смерти. — Я понимаю, что ты у нас дофига благородный и все такое, — Ри сделал небольшую паузу и развернулся к окну. Он продолжил говорить лишь спустя минуту, пристально вглядываясь в мрачный предрассветный пейзаж, раскинувшийся внизу. — Не стоить думать, будто подобное решение далось нам легко. Эл дорога каждому из нас и, когда перед нами встал выбор, мы выбрали, чтобы она жила. — Но какой ценой? — Она сильная, она справится, — кажется, эта фраза стала единственной мантрой, которая помогала Ри держаться на плаву все это время, из раза в раз оправдывая свой поступок и притупляя чувство вины. — А ты? — я обратился к Денису. — Ты ведь ее лучший друг! Едва услышав, как разговор ушел в его сторону, Денис спрятал руки в карманы своих карго. Не надо быть гением, чтобы понять, что он сам неоднократно задавал себе этот вопрос. — Смерть Вика далась Эл крайне тяжело. Она едва смогла пережить это. И последнее, что я бы мог сделать, как ее друг, так это очернить образ человека, которого она любила. Не хочу больше видеть, как моя подруга страдает, только не после того, через что ей пришлось пройти. — Но она страдает! Ее настоящие и фальшивые воспоминания склеились в единый комок, Эл едва может различить реальное от нереального. И вы думаете, что такое легко исправить? Что это не сведет ее с ума в конце вашей героической эпопеи? — Ты ведь и сам крутил ей как хотел, — вскинулся Ри. — Хочешь сказать, не использовал ее в качестве приманки, заставляя светиться у всех на виду? Да мы едва успели прибежать вам на помощь в тот переулок, пока вас всех не перерезали! Или поговорим о том, как ты хотел использовать ее способности ради того, чтобы спасти свою шкурку? Так с чего ты вдруг решил начать ее защищать? — Потому что я прекрасно знаю каково это, когда твои способности медленно сводят тебя с ума! — последнюю фразу я выкрикнул через чур громко. Эхо отлетело от стен кухни. Хорошо хоть додумался перед этим разговором отправить Эл в сопровождении Даны и Вики на улицу под видом каких-то важных дел. Ситуация рисковала выйти из-под контроля. Я был на взводе с того самого момента, как Эл рассказала мне о своих фальшивых воспоминаний, поглощавших ее разум все больше и больше. Тогда-то до меня, наконец, дошло, что здесь явно были замешаны ифриты, был замешан Вик. — Вы ведь собирались сделать то же самое, — тихо проговорил я. — Хотели точно также использовать ее в качестве подсадной утки. — Только в отличие от тебя мы способны ее защитить, — намек Ри был настолько непрозрачным, что его вполне можно было бы принять за оскорбление. Да, у меня совершенно не было опыта в том, как скручивать неугодных мне людей в бараний рог. Моя мускулатура была способна максимум подтянуть это бренное тело раза три. Черт возьми, да я даже не был уверен, как называется хотя бы половина того оружия, что притащил с собой Ри. Но у меня хотя бы были мозги, чем не могло похвастаться большинство присутствующих в этой комнате. — Если ты не заметил, то ей не нужна ваша защита. Да она сама гребаная машина для убийств! Но, что ей сейчас действительно надо, так это разгрести тот хаос, который вы удосужились развести в ее голове. Ее мозги это же вам не летний домик, придурки! Денис сделал аккуратный шаг в мою сторону. — Я только «за», чтобы помочь ей. Но не кажется ли тебе, что сейчас есть проблема немного актуальнее? Нам надо выйти на тех людей, которые тогда устроили на вас охоту. — Что конкретно Вик попросил вас сделать? Если хотите получить некое подобие доверия от меня, то расскажите сами! Или я, не дожидаясь особого приглашения, сам пороюсь в ваших мозгах, а потом солью все это Эл. Вот у вас тогда у вас будет драма так драма. Ри с Денисом быстро переглянулись, словно безмолвно друг с другом соглашаясь. Хотя какой у них был выбор? — Ничего конкретного, — тихо подал голос Ри. — После своей смерти он оставил мне ряд «инструкций», среди которых четко значилось, что Эл надо помочь принять решение покинуть лагерь. — Эл порой любит идти наперекор всем правилам, — подхватил Денис. — Поэтому провернуть что-то подобное не представлялось сложным. Вик с Ри сделали все, чтобы уговорить ее остаться в лагере и, разумеется, она пошла наперекор их просьбам. — Давайте я сразу обозначу свою позицию, чтобы вам, идеалистам недоделанным, сразу все стало понятно. У меня есть личный интерес в том, чтобы Эл не поехала кукухой до конца всей этой заварушки. И, рано или поздно, правда все равно всплывает наружу. Так что решайте сами: рассказать вам ей обо всем самим или дождаться, когда до нее, наконец, дойдет. — Какое тебе-то до нее дело? — Ри пристально посмотрел на меня, будто от этого ответа зависело пристрелит он меня на месте или повременит с этой драмой. Я пожал плечами. — Она одна из нас, — с этими словами я громкой хлопнул дверью, покидая кухню.***
Была бы Эл обычным человеком, обычным раздражающим человеком, меня бы совершенно точно не волновала ее судьба. Но она, как назло, оказалось занозой-псиоником, накрепко засевшей в моей заднице. И тут уже не столь важно, какой у нее взбалмошный характер, какую сторону в этой войне она занимает или какие на нее планы у ифритов. Она все равно оставалась псиоником, и этим все сказано. Кому-то вроде меня, носящему проклятье знания давно минувших событий, было сложно прижиться в социуме. Поэтому стоит ли говорить о том, что оказавшись в приюте среди таких же брошенных детей, я не смог завести даже подобие близких отношений? Будучи ребенком, не умеющим контролировать свою способность, я производил впечатление местного дурачка. Взрослые лишь отмахнулись от меня руками, сделав разумный, по их меркам, вывод, будто мое и без того бурное воображение разыгралось на фоне личной драмы. В конце концов, в приютах полиса не было принято заниматься расшатанной психикой брошенных детей. Руководство просто дожидалось, когда мы достигнем совершеннолетия, а затем выпихивало нас во взрослую жизнь. И их тоже можно понять. Большинство выпускников подобных заведений, не найдя себе место под солнцем, отправлялось на обязательную для всех жителей полиса военную службу. А процент выживания приютских детей, не имеющих ни специального образования, ни хотя бы подобия воли к существованию, становился все меньше год от года. Со временем я пришел к выводу, что лучше всего будет умалчивать о любых проявлениях своей «особенности». Отдалившись от взрослых и других детей, я просто существовал в своем маленьком мирке, отрезанным от реальности. И так продолжалось ровно до тех пор, пока в приюте не появилась Дана, а затем, с разницей в месяц, и Кир. Будучи младше меня на три года, они толком даже не понимали, почему родители отказались от них. Оба ребенка держались обособленно от всех, огрызаясь и злясь каждый раз, когда кто-то пробовал к ним подходить. Мне стоило лишь единожды прикоснуться к ним, чтобы понять, как они похожи на меня. Родители Дан были сугубо верующими людьми. И, когда их дочь, едва научившаяся связно разговаривать, начала считывать сначала эмоции, а затем и некоторые мысли окружающих, они вообразили, будто девочка воплощение всего греховного, что было в них самих. Избавиться от греха гораздо проще, чем научиться с ним существовать. У Кира же ситуация оказалась немного плачевнее. Он не раз выводил из строя технику, когда был не в настроении. И вот однажды, во время сильного приступа плача, мальчик отключил от электричества весь дом, чем изрядно напугал домашних. И если Дана чувствовала смятение своих родителей и где-то глубоко внутри понимала, куда ветер дует, то Кира сдали в приют одним днем. Без объяснений, без прощаний. Мне было восемь, когда мы встретились в приюте и я взял их под свое крыло. Они ведь оказались такими же жертвами обстоятельств, как и я сам когда-то. И лучшее, что мы могли сделать, так это позаботиться друг о друге. Наверное, именно тогда я и дал себе слово, что предприму все возможные меры для помощи псионикам. Ведь мне слишком хорошо было знакомо ощущение полной растерянности, апатии и несправедливости этого мира. Наша маленькая банда на протяжении всей жизни в приюте продолжала искать похожих на нас людей. Это ведь простое человеческое желание, держаться возле себе подобных, не правда ли? Тогда, в далеком детстве, мы воображали, будто таким образом займем свое место под солнцем. Лишь со временем нам удалось узнать, какая незавидная участь постигает всех псиоников. И не малую роль в формировании моего жизненного кредо, что вся жизнь — это нескончаемый поток дерьма, сформировал именно Вик.***
— Ты в порядке? — Дана аккуратно примостилась на край моей импровизированной больничной койки, которую соорудили из единственной кровати в этом обшарпанном доме. Может, Эл и ее подруга не заметили легкие нотки напряженности, летающие в воздухе после моего разговора с ифритами, но только не Дана. Она такие вещи могла раскусить практически сразу. И все равно старалась каждый раз начинать разговор будто невзначай, как это сделал бы обычный человек, не умеющий считывать эмоции. Вероятно, так она пыталась выглядеть в глазах окружающих более обыкновенной. — Слишком много ифритов за один день, — не знаю, как они сами себя выносят со своей заносчивостью и идеалами по типу «мы спасем весь мир». — Похоже, что это их рук дело… из-за них у Эл в голове такая каша. — То есть как? — Я и сам пока не до конца понимаю, но подозреваю, что это тоже часть очередного «гениального» плана Вика, в который он нас втянул. Ума не приложу что теперь делать. — Мы выполнили свою часть сделки, — Дана безразлично пожала плечами. — Теперь вольны делать все, что захотим. — Я просто не понимаю, в чем заключается смысл. Вик попросил нас, чтобы мы специально засветили его подружку в полисе. Я и отправил ее ходить по самым злачным местам, привлекая к себе внимание. И вот, когда на нее клюнули, неожиданно появляются ифриты и спасают ее. При том, как я понял, они совершенно не в курсе, что у нас с их командиром была подобная договоренность. Судя по всему, Вик просто хотел, чтобы его подчиненные вышли на нужных людей и провернул всю эту историю через Эл. Но зачем ему понадобилось ворошить все воспоминания Эл? Дана пару секунд внимательно изучала мое лицо, а потом, словно в приступе раздражения, резко дернула головой в сторону, из-за чего ее светлые волосы разметались по лицу. — Алекс, я знаю это твое выражение лица! Только не говори, что хочешь взять эту девушку под свою опеку. Даже. Не. Думай, — она отчеканила каждое слово. — Нам надо хотя бы попытаться разобраться с тем, что происходит. И лучшее, что мы можем сделать, так это начать приводить в порядок тот хаос, что устроили ифриты в голове Эл. Да и потом, она одна из нас. — Она не одна из нас! Она одна из них, этих убийц, которые играют с человеческими жизнями как захотят. Ты только посмотри на нее: своевольная, тупая как пробка, еще и на грани сумасшествия. Пусть катится к своим ифритам и с ними разгребает все свои проблемы. — Дан, она ведь тоже не выбирала такой путь. Да, Эл та еще засранка, но это не значит, что мы должны ее бросить. Мы ведь всегда помогали себе подобным, помнишь? Это нас и отличает от обычных людей, которые используют псиоников как какой-то инструмент, а затем бросают их на произвол судьбы. Разве будет справедливо, если мы сейчас отвернемся от этой девушки только из-за ее характера или ее прошлого? Дана долго молчала, вперившись взглядом в пол. От части я мог ее понять. Эл не вызывала доверия и уж точно не обладала счастливой способностью располагать к себе людей. Да и ко всему прочему, Эл по локоть погрязла в крови. А существовать бок о бок с человеком, который умеет убивать и который медленно начинает ехать чердаком — тот еще риск. Но она была псиоником. И мы с Даной, хоть и не говорили об этом вслух, но оба прекрасно понимали, какие перспективы открываются перед Эл. Не взять ее под свою защиту, означало бы обречь ее на смерть. — Ладно, и что ты предлагаешь? Каков план? — Я не знаю, какие цели преследуют ифриты, но они напрямую связаны с Эл. На текущий момент она их главное оружие. Сейчас нам важно всеми силами постараться перехватить ее, пока ифриты окончательно не свели ее в могилу. — Разве ты не можешь просто считать этого… — Дана замялась. — Высокого и кудрявого парня. Того, который симпатичный, а не другого задохлика. — Ты говоришь про Ри? — Да, точно! — она щелкнула пальцами. Мне стоило бросить лишь один укоризненный взгляд, как она тут же опустила глаза вниз. Не стоило ничего говорить, Дан и так прекрасно понимала мои мысли. И оставалось лишь надеяться, чтобы она достаточно умна для того, чтобы держаться подальше от этого мужлана. — Я не думаю, что он обладает хоть долей нужной информации. Вик был прекрасным стратегом и наверняка просчитал возможность того, что мы столкнемся с Ри рано или поздно. Будучи осведомленных о моих способностях, Вик не стал раскрывать все карты своему другу. И все это ради того, чтобы я не смог влезть носом туда, куда не полагается. — То есть от этих двоих проку нам не будет? — Да, пусть занимаются своими делами сколько им заблагорассудится. Мы же должны помочь Эл. Уверен, в ее памяти где-то есть сейв со всеми вводными данными для того, чтобы разобраться во всем этом водовороте событий. — Я считала ее мысли, — Дана обреченно помотала головой. — Ей движет исключительно месть. Эл не станет долго сидеть на месте, дожидаясь чьих-то приказов. В таком состоянии она готова подвергнуть риску всех, кто находится подле нее. — Ты права. Поэтому нам тоже придется на время включиться в эту войну.