Ненависть.

Мелло ненавидел её всем сердцем. Мелло ненавидел то, как похожа она была на Ниа. Копия, сестра — вот кем она приходилась блондину, и Мелло хотел стереть их лица из своей памяти. Только вот незадача — памятью он обладал замечательной. Он ненавидел, как она, сидя рядом с Ниа, помогала ему собирать пазлы. Всегда одна головоломка на двоих, прочная команда с неразрывными узами. Ему там места не было. Поэтому он подходил и разламывал пазлы. Сначала её, а потом и пазлы Ниа, желая увидеть ненависть или обиду на их лицах. Может быть — слезы или боль. Он не знал. Мелло ненавидел то безразличное выражение лица, что словно въелось в них, всегда оставалось неизменным. Ниа всегда держал взгляд в пол опущенным. Мелло разломал пазлы — он начинал с начала. Она же поднимала на него взгляд. Безразличный, такой же, как у брата, и ему казалось, что он чувствует исходящий от этого взгляда холод, что маленькими мурашками пробегал по его спине и рукам. Он злился и уходил, желая досадить, заставить обратить на себя внимание и изменить всегда безразличное выражение, что застыло на их лицах. Мелло ненавидел дождь, ведь она его очень любила. Каждый раз, неведомым образом предугадывая, когда он начнется, она садилась у окна на стульчике, который воспитатели оттуда убирать перестали, и начинала ждать. Каждый раз, когда это случалось, каждый ребёнок в приюте знал — сегодня пойдёт дождь. И Мелло каждый раз оставался где-то позади, стоял, наблюдал за тем, как внимательно она смотрит в окно на дождь, словно видит в нём что-то больше, чем просто капли воды, что падают на землю. Мелло ненавидел белый шоколад, ведь часто замечал её с плиткой именно такого шоколада, сидевшей за разгадыванием кроссвордов, собиранием пазлов и за игрой в судоку. Поэтому он всегда брал себе черный, и ел именно его, словно сам себе пытался что-то доказать. Поначалу ему не нравилось, но со временем он свыкся, даже пристрастился к этому вкусу. — Хидеко, я тут новую задачку нашел, — с вечно безразличным голосом сказал Ниа в пустоту комнаты, слегка покусывая кончик карандаша. — Присоединишься? Девушка кивала, и Мелло видел, как они с Ниа одновременно бросают на него один и тот же взгляд, словно говорящий: « хочешь присоединиться?». И Мелло ненавидел этот взгляд. Он хотел, но никогда не смел признаться в этом, и каждый раз, лишь усмехнувшись после такого взгляда, уходил из комнаты, оставляя их наедине. Мелло ненавидел этот сладкий запах белого шоколада и старых книг, который всегда летал в воздухе возле неё. Даже если она была в соседней комнате, Мелло мог почувствовать этот запах и различить среди других, вот настолько он ему претил и был ненавистным. Он часто наблюдал как она сидит в библиотеке приюта, держа в руках очередную книгу с пожелтевшими страницами, которые с трудом освещал свет от настольной лампы. Он не знал почему, но ему казалось, что она специально оставляет свет таким тусклым. Мелло уже давно успел приметить, что она не любила яркое освещение. Когда он словно случайно почти каждый вечер заходил за новой книгой, то встречался с её взглядом, и ему казалось, что она понимает даже больше, чем он. И Мелло правда вновь старался убедить себя, что ненавидит этот взгляд. Что ненавидит её и её брата. Ненавидит каждое слово, что было сказано в её адрес, и каждое слово, что она сказала ему. Пытался поверить и навязать сам себе, что ненавидит то, как его щеки невольно заливаются лишь слегка заметной розовый краской каждый раз после её пронзительного взгляда в библиотеке. Он был уверен, что сидя с таким освещением, она его даже не видит. Он старался поверить себе, когда говорил, что ненавидит, как она иногда подходит к нему, сама заводя разговор. Как каждый раз, когда замечает, что он остаётся стоять неподалеку в те дни, когда она молча наблюдает за дождем, а остальные дети уже разбрелись по комнатам, она зовёт его к себе, и он подходит. Тогда он останавливается рядом, и они продолжают в тишине наблюдать, как капли дождя разбиваются об асфальт. Мелло не видел в этом ничего необычного, ничего красивого. Но если она оставалась сидеть здесь, наблюдая, то он тоже был готов остаться. И Мелло искренне ненавидит, как стекают по его щекам слезы, которые он не может остановить, когда смотрит на приют, охваченный огнём. Её тело, которое уже должно было превратиться в обугленные кости, осталось лежать в горящем здании с телами ещё нескольких детей, которых не успели спасти. Тогда он впервые не злиться на Ниа, замечая на себе его взгляд. Взгляд, полный понимания и жалости. Ниа словно говорит: « я понимаю, что ты чувствуешь», и Мелло от этого хочется разрыдаться сильнее. Конечно, Ниа понимает. Он потерял сестру в этом пожаре, и если бы Мелло не знал его так хорошо, то удивился бы, что он оставался таким безразличным внешне. Но он сдерживаться, вытирает последнюю скатившуюся слезу, не позволяя им больше вытекать из глаз, и замечает, как на обычно безразличном лице Ниа стекает слеза, которую он тут же спешит убрать. Тогда он впервые увидел что-то кроме безразличия на его лице, но событие, которое заставило это произойти было последним, что он хотел бы пережить. Мелло ненавидит чувство пустоты внутри когда стоит на похоронах детей, сгоревших в приюте в тот день. Он ненавидит, как все, кроме него и Ниа, плачут. От этого лишь хочется закрыть уши, заставить всех замолчать. Но он продолжает стоять, жалея лишь о том, что она уже никогда не сможет стоять с ним рядом. Мелло нравиться, что последнее, что он вспоминает перед тем, как сгореть, проживая свои последние секунды — её лицо и худощавая, согнутая фигура с зажатой в руках плиткой белого шоколада, склонившаяся над пазлами рядом с Ниа.