***
Всё ещё немного ошарашенный переживаниями прошедшего дня, Рэй сидел на террасе дворца султана за роскошно накрытым столом и, не глядя на участников беседы, пытался вслушаться в идущий на корди разговор. — … Не угодил человеку, захватившему власть. Ты же знаешь, как преданно я всегда служил Алегорду. Когда столицу взяли штурмом, я был на полпути туда от Ривера. Я должен был успеть привести помощь, но предатели открыли ворота Кестерии. Не секрет, как это бывает: вечно недовольные придворные, дворцовые заговоры, иностранные шпионы… А потом… Потом этот так называемый принц потребовал, чтобы я приказал войску отойти, а сам сдался в обмен на сохранение жизни короля и ещё сотни заложников из старого дворянства. Я подчинился. Но и это не помогло. Алегорд умер в тюрьме. Он, как оказалось, был серьёзно ранен. А севшее на трон Кордии ничтожество посмело заявить мне, что я теперь, видите ли, обязан служить только ему и вообще должен слушаться его, как раб своего господина. Я и плюнул ему прямо в лицо, сказав, что никогда никому рабом не стану! И вскоре оказался в железной клетке на пути к тебе. А потом меня нашёл Бехмут. Чего у него, конечно, не отнять, так это нюх на редкий товар. Он точно знал, что именно тебе может понравиться! — Да, Хавьер… Бехмут никогда не возвращается с охоты с пустыми руками. У него действительно есть особый дар находить редкости. Он уже много лет привозит мне самое интересное со всего света. Теперь вот — тебя с воспитанником… Знаешь, это и хорошо, и плохо. — Почему же — плохо? — Почему? Хотя бы потому, что перед людьми и духами вы теперь мои рабы по закону. Я при визире со всеми придворными принял вас в дар от Бехмута и его круга. И если прямо сейчас отпущу на волю, это будет значить, что караванщик мне или не угодил, или даже сознательно нанёс оскорбление, подарив негодных рабов. По закону я должен буду его покарать. Вместе с семьёй, а также другими торговцами с их семьями, потому что он делал подарок не только от своего имени… А если бы вас не принял, вы остались бы во власти Бехмута. Я вообще не смог бы вас освободить. Распоряжаться судьбой раба может лишь его законный хозяин. Так что самое малое, год тебе придётся прожить здесь. Зато внутри дворца ты будешь совершенно свободен! — Вот как… Что же… Тогда нам нужно будет придумать, чем заняться… Но что мы всё обо мне? Расскажи лучше о себе. Как вышло так, что мой боевой товарищ, риверский наёмник капитан Шафар, оказался султаном Нузара? — О, тут всё очень просто, Хавьер. Я и тогда уже был султаном. Но, знаешь ли, жизнь во дворце довольно однообразна. И я иногда устраиваю себе такие забавные развлечения, как участие в небольшой войне. А Риверскую кампанию я просто не мог пропустить, когда узнал, что туда приедешь ты. Я очень много о тебе слышал и хотел познакомиться с лучшим фельдмаршалом Кордии лично. Но только не как султан. Вот и приплыл на своём корабле под видом наёмника. Это была славная битва! Одни только твои засады на галерах чего стоили! Боевые товарищи погрузились в воспоминания, а Рэй, всё это время рассматривавший разноцветные лепестки в своей чашке, мог только кусать от досады губы до крови. Незадолго до боёв за влияние на лежащий между Кордией и Джерзегой остров Ривер Драммонду исполнилось шестнадцать лет. Ему так не терпелось доказать всем вокруг, что он наконец-то стал взрослым и самостоятельным. Так хотелось вернуться в Тард полноправным князем… Да и Норрьего, наверное, был рад освободиться от навязанной ему королём обузы. За все шесть лет, которые Рэй прожил в палаццо, князь Ньетто не сказал ему ни одного по-человечески тёплого слова. Он просто добросовестно выполнял приказ Кестера об опеке, а на самого Драммонда ему всегда было плевать… Когда в день своего рождения Рэй услышал слова Норрьего о том, что тот считает свой долг перед королём полностью исполненным, он тут же заявил, что уезжает княжить в Тард. Бывший патрон как-то странно, не похоже на себя, взглянул, а потом вдруг сказал, что это может быть опасно, и предложил получить армейский чин, чтобы пойти вместе на Ривер… Но Рэй слушать не стал. Просто потому, что мог теперь это сделать. Фельдмаршал уехал из Норрвальдо на очередную войну, а молодой правитель Тарда отправился на родину. Там его уже ждали посланцы претендента на престол Кордии принца Шарля Мадино. Они-то и рассказали Рэю в самых ярких красках и жутких подробностях, как именно погиб его отец. Что благородный князь Тарда Тирдэг Драммонд хотел свергнуть ничтожного тирана Алегорда Кестера и вернуть свободу своим землям, для чего поднял восстание. И что утопил это самое героическое восстание в крови не кто иной, как безжалостный фельдмаршал узурпатора Хавьер Норрьего. А самого Тирдэга этот отпетый негодяй и мерзкий преступник подло застрелил в спину. Да ещё при этом последними словами поминал умершую родами шестнадцать лет тому назад мать Рэя… После таких откровений он и слышать больше не захотел о бывшем патроне, в доме которого вполне благополучно провёл последние шесть лет. Сам Норрьего никогда не говорил о подробностях гибели Тирдэга, что, конечно же, подтверждало его вину! Он только притворялся нормальным человеком, а сам все эти годы потешался над ничего не знающим Рэем! Этот князь Норрьего ничем не отличается от своего кровавого предка! Такое же чудовище… Полноправный князь Тарда примкнул к войскам Мадино и вместе со своими людьми участвовал в штурме столицы Кордии Кестерии. Как же пылало тогда его сердце! Любовью к Шарлю и ненавистью к Норрьего! Уже после коронации Мадино, Рэй узнал, что его бывший патрон находится в стенах самой страшной тюрьмы королевства, и что скоро должна состояться казнь. Шарль зачем-то разрешил им свидание, и тогда Рэю пришлось опять увидеть владыку Ньетто. Со спутанными рыжими (рыжими!) волосами, ещё более бледного, чем обычно. Измученного, израненного с головы до пят, сильно истощенного, закованного в неподъёмно тяжелые цепи… Казалось бы, он, как Драммонд, должен был торжествовать. Непобедимый кровный враг оказался повержен! Но Рэй почему-то ощутил тогда только необъяснимую жгучую боль в глубине сердца. Он от всей души захотел что-то сказать, но тут лежавший на едва покрытом прелой соломой каменном полу Норрьего открыл глаза. Холодные. Чужие. Презирающие. Смерил вошедшего уничтожающим взглядом и тихо, но твёрдо произнёс: — Что вам угодно, князь? Тоже хотите убедить меня стать предателем? Таким же, как и вы? — Но, патрон… — Я вам больше никакой не патрон, князь! После этих обжигающих льдом презрительных слов Рэй как мог быстро выбежал из камеры и хлопнул дверью. Он всё сделал правильно! Норрьего — кровавый палач, достойный казни! А он сам — сподвижник и близкий друг истинного короля, который принесёт Тарду свободу! Всё было правильно! Вот только оказалось, что друзей у Мадино не было. Новый король только и делал, что искал повод, чтобы поскорее избавиться от Рэя и прибрать в казну его богатые самоцветами земли. И такой случай вскоре представился… Как стало понятно только сейчас, на самом деле его просто использовали в чужой игре. А Рэй поверил. Отрёкся от единственного заботившегося о нём человека ради… Ради чего? Теперь уже ничего не изменить и не исправить. Так, как было прежде, уже никогда не будет… А вся его вера в нового справедливого короля, как Рэй только что осознал, рассыпалась пеплом и осталась в песках пустыни… — Рэнсор! Угощайтесь. Вы совсем ничего не едите. Попробуйте вот эти рулетики с козьим сыром и зеленью. Они восхитительны! — Норрьего протянул блюдо с закусками и прервал горестные размышления Рэя. Тот вскинул голову, благодарно кивнул, ухватил предложенный рулетик и опять уставился в свою чашку с каким-то пахучим цветочным настоем. — А скажи-ка мне, Хавьер… — Да, Шафар? — Каким чудом Бехмут смог уложить тебя в сундук в таком виде? Я повидал немало рабов. Не похоже, что ты был без чувств. Как он заставил тебя подчиняться? Ты ведь даже серьгу с губы не скинул. — Я всегда говорил, что у тебя зоркий глаз, Шафар. Ты прав. Я действительно добровольно пошёл на всё это. Потому что за малейшее непослушание Бехмут грозил Рэнсору неминуемой, позорной медленной смертью. А ты знаешь, что я всегда ставлю жизнь и благополучие близких мне людей выше своих собственных. Эти слова оглушили Рэя как раскат весеннего тардского грома над головой. Больше он уже ничего из разговора за столом не слышал.***
Казалось бы, после долгих месяцев, проведённых на голых досках рабской клетки, мягкая кровать должна была усыпить Рэя моментально. Но этого не случилось. Он полночи пролежал без сна, беспокойно ворочаясь с боку на бок, потом поднялся, оделся и, осторожно ступая, пошёл в соседние комнаты, отведённые Норрьего. Возле дверей он остановился и прислушался. Всё было тихо. Рэй с полчаса подождал у входа сам не зная чего, и уже собрался идти обратно. — Рэнсор? Заходите. Рэй вздрогнул от звука этого до боли за грудиной знакомого голоса и после минутных колебаний всё же толкнул дверь. Облачённый в струящиеся шелка Норрьего сидел в кресле и рассматривал гитару из красного дерева. Все волосы бывшего патрона вновь были тщательно убраны под чёрный платок. Когда Рэй вошёл, князь Ньетто поднял голову и ровным тоном спросил: — Не спится? Мне тоже… Проходите. Располагайтесь, где вам будет удобно. Смотрите, какое чудо! Гитара! Почти как наша ньеттская! Только форма немного другая и гриф подлиннее… Хотите чаю, Рэнсор? Могу заварить вам настоящий белый гуйланский. Вы такой сорт точно ещё не пробовали. Говорят, для его приготовления берут только два верхних листочка со всего куста и срезают их золотыми ножницами. Подумать только! — Чаю? Нет. Чай я не буду. — Все ещё стоявший у входа Рэй порывисто оглянулся по сторонам. — А вино у вас тут есть? Вы же знаете, я этого не люблю. Но сейчас, пожалуй, хочу именно этого… Я хотел спросить вас… — Конечно, Рэнсор, знаю. За последние шесть лет, которые вы провели в моём доме, я успел прекрасно изучить все ваши привычки. Но вино, так вино. Сейчас принесу. Норрьего встал, ненадолго вышел и вернулся с бутылкой в руках. Поставил её на стол и снова сел в кресло возле него. — Так о чём вы хотели меня спросить? Не стойте у двери. Садитесь к столу. И мы обо всём поговорим. Упав на кресло напротив бывшего патрона, Рэй схватился за только что открытую бутылку белого вина, быстро налил полный бокал и выпил его содержимое залпом. Норрьего ожидаемо брезгливо поморщился. — Решили напиться? Вы же знаете, как сильно я этого не люблю. Итак, о чём вы хотели узнать? Рэй отчаянным резким движением налил себе ещё вина, так же залпом выпил и громко спросил: — Почему вы сказали, что я — ваш воспитанник? Тонкие пальцы князя Ньетто зачем-то коснулись струн гитары. Лёгкая мелодия наполнила комнату. Наконец, Норрьего отозвался: — А что я должен был, по-вашему, сказать султану, Рэнсор? Что вы — предатель короля и мой кровник? Радетель за новую власть в Кордии, которой я — как кость в горле? Обвинитель, готовый отправить меня на плаху? И что после этого с вами здесь было бы? Рэй упрямо проглотил содержимое ещё одного бокала, отбросил его от себя и продолжил говорить всё громче: — Так почему же вы этого не сказали? Это ведь правда! Почему не бросили меня умирать на площади в колодках и не попытались бежать? Почему не позволили опозорить при всех? Какое вам вообще до меня дело?! И как умер мой отец?! Он выкрикнул свой самый главный вопрос и со всей силы вцепился руками в подлокотники кресла, на котором сидел. В голове уже начинало шуметь и кружиться, но он должен наконец-то узнать всю правду! Норрьего почему-то спокойно и серьёзно посмотрел Рэю прямо в глаза, а потом тихо сказал: — Сражаясь. Ваш отец, Рэнсор, погиб, сражаясь. Это была война. На ней гибнут. Он лично повёл кавалерию в атаку, не зная, что у нас на этих позициях стояли замаскированные под кусты пушки. Всех до одного накрыло картечью. Никто не выжил. Я никогда не хотел, чтобы всё случилось именно так. Норрьего опустил голову и, не обращая больше на Рэя внимания, сосредоточился на гитаре. Комнату, освещённую только лунным светом, затопила прозрачная задумчивая мелодия. Вдруг князь Ньетто произнёс: — Вы слышали как пели пески, Рэнсор? Когда нас везли сюда через пустыню? Слышали? Продолжая одной рукой легко задевать струны, другой Норрьего несколько раз провёл по грифу гитары. Она отозвалась странным, сыпуче-протяжным и низким звуком. В сочетании с невесомым струнным перебором из-под пальцев бывшего патрона таким образом рождалось нечто совсем удивительное и сказочное. Не прекращая творить это волшебство, он спросил: — Нет? А я слышал. Или это мне только снилось… И знаете, о чём они пели? Что всё имеет смысл. Что ничего не происходит просто так. Что боль и страдания тела очищают сердце. Что жара выжигает темноту души, подобно тому, как огонь закаляет металл. Что тот, кто прошёл этот путь, перестаёт быть тем, кем был раньше… Норрьего опять замолчал, а зачарованная мелодия из-под его рук продолжала уносить разум Рэя куда-то далеко-далеко. Он чувствовал, что совсем опьянел, но слова князя были ему почему-то очень важны, близки и понятны. Как будто он и сам слышал эти песни Великой пустыни. — Так вот, Рэнсор. Разве вы не достаточно уже поплатились за свои ошибки? Разве горячие пески не унесли прочь все ваши губительные заблуждения и смертоносные иллюзии? Разве вы не стали за время пути сюда другим человеком? Между ними опять закружилась лишь странная сыпучая мелодия.***
Наконец Хавьер оторвал взгляд от гитары и посмотрел на собеседника. — Идите спать, Рэнсор. Вам нужен отдых. Поговорить обо всём подробно мы ещё успеем. На трезвую голову. — Я… Можно я… — Уже почти совсем потерявший связь с окружающим миром Драммонд сполз с кресла и оказался на лежавшем под ногами толстом ковре. — Я… больше никогда… Патрон… По-детски беззащитно свернувшись, он уснул прямо на полу. Хавьер немного подождал, затем, совсем как когда-то давным-давно, бережно поднял уже переросшего его парня на руки и произнёс очень тихо: — Можно, Рэйнито… Можно, мой маленький… Тебе всё можно… Ты уже за всё заплатил сполна. Был мертв и ожил, пропадал и нашелся… Осторожно укачивая, Норрьего отнёс Рэя в его покои. Потом вернулся, сел обратно в кресло и задумчиво играл на гитаре до утра. А Великая пустыня уже сочиняла для них новые песни…***
— А дальше? — Что было дальше? — Вам это так интересно? — Конечно, падре! Расскажи нам, что было дальше! — Хорошо. Но только завтра. А сейчас — быстро спать.