***
— Проклятый урод, — всхлипывала она, сидя на полу перед женским туалетом. — Да сколько можно?! Уже отпустила вроде как давно! Если ты сейчас же не прекратишь по бывшему убиваться, который из тебя вот это вот сотворил, то я тебя самолично зарежу, от мук избавлю! — кричала Пантера. — Лив, ты уже со всеми побывала, на второй круг пошла! Да уже хоть куда-нибудь приткнись, хватит! И это, сука, снова очень больно режет. И даже взгляд-лезвие уже не главное оружие, а слова, кинутые Панти, не осматривающейся по сторонам, в запале. Ведь все привыкли, что Грация — только для плотских утех. А в жизни её, что случается — да разница кому какая. «Хоть куда-нибудь приткнись», — охерительно. «На второй круг пошла», — главное всему подтверждение. — Какого хера здесь происходит? — ты тяжело вздыхаешь, шепча молитвы Господу, в которого вообще-то и не веришь, чтобы это всё дурным сном оказалось, чтобы не слышать и, если опять припрётся вдруг, как дурак наивный продолжать верить в высокое и светлое. Но пройти мимо не можешь и останавливаешься рядом. Против воли, будто тебя околдовали, никак иначе эту заминку рядом с Драконихами не объяснить. Напяливаешь маску, будто похеру тебе, что не по тебе она слёзы в три ручья льёт. Похер, что не из-за тебя убивается, сидя возле общественного сортира. Угваздывая светлое платье, которое не так давно у тебя дома на руках отстирывала, клянясь и божась больше никогда его не одевать, только бы не наяривать потом на руках до мозолей и стёршегося лака на ногтях. — Бурый! Ну хоть ты ей скажи! — Пантера качает головой, умоляюще глядя в глаза. — Платье не марай, — кривишься ты. И это, блядь, единственное, что ты можешь выплюнуть. Выплюнуть так ядовито, будто пощёчину ей отвешиваешь. А Грация как ошпаренная вскакивает. Тряпку с себя скидывает, в одном нижнем белье — не комплекте, посреди коридора оказывается. Под полный охеревания взгляд подружайки под ноги тебе это платье бросает. — Ну вот, уже и притыкаться пошла, — желчь не течёт разве что из ушей, и ты себе не подвластен. Больше себя не контролируешь, как под Си-Пи-Хи когда-то. — Тебе дело какое? — плюёт, кусая губы. — Второй круг ещё не завершён, иди! Я-то вдруг привяжусь? — кривишь ебало, желая побольнее затронуть. — Смешно же будет. Да, ведь тебе, мужику, признаться себе даже стыдно, но тоже больно. — То есть никакие закономерности тебя не смущают? И что это ебаное платье в доме твоём уже пару раз стиралось и шмотки на смену ему появились? — она кусает ноготь и взгляд в сторону отводит. — Ничего не возникает в башке? — а потом воздуха в грудь набирает и истерить начинает: — Правильно Тёрнер злится, ты тупой. Как херова пробка тупой! — Угомонись, блядь! — теряя терпение, кричишь, и сдаёшь себя перед ней с потрохами. О чём там… Хреновых половину недели уже второй месяц кряду она возвращается. Третий, пятый, пятидесятый. Спит ещё и с другими, но с ними всеми по очереди — второй раз. Ебаная эстафетчица! А вот с тобой хер сочтёшь уже какой. В башке щёлкает. И становится так похер… — Поори ещё! — Лив, оденься, пялятся! — шикает Пантера где-то будто в далеке. — Чего они там не видели, да? — хмыкает она и гордо спину распрямляет. — Пусть пялятся. Я свободная, мать вашу, женщина. Вы же этого все так хотите… — Оденься, — ты тоже пытаешься её вразумить, пока что по-доброму. Пока в твоей голове складываться что-то начинает. Но она слушать не готова. — Позорюсь? А мне плевать. Плевать, вам ясно? А этот, — небрежно взмахивая в твою сторону пальцем, — будет тут морали мне читать! Платье замараю… Какое дело, за своими тряпками следи! За языком своим, за жизнью, за… И наконец доходит. Футболку свою скидываешь, назло будто, сам не ведая, что творишь. А Грация уже — в боевую стойку. Нахер пошла! Дура истеричная! В охапку сгребаешь, под полный ахера взгляд Пантеры, истеричку эту в губы целуешь, а она руками обхватывает. И жмётся доверчиво. А вы, блядь, посреди казино, хер пойми зачем раздетые, так и стоите. Отрываетесь друг от друга только через время. — Как же заебала ты истериками и соплями по этому утырку, — шепчешь тихо, и вроде в руках себя держать пытаешься, а всё же херачишь кулаком стену за ней и закусываешь щёку, лишь бы не продолжить, но… слышишь свой хриплый голос как бы со стороны: — Я, блядь, рядом. Я тебя и в обиду никому не дам, и из болота воспоминаний дерьмовых, от которых орёшь ночами, вытащу. Глазищи свои распахивает и в неверии сверлит зрачками. — Да, по утырку… По глухонемому и совсем недалёкому утырку, который хер пальцем пошевелит, которому все карты — в руки, а он идиот… Слепой идиот, который всё верит, что всё в этой жизни вот так вот «случайно». — Херню несёшь, остановись… — тыкаешься лбом в её, еле дыша, не веря в то, до чего мозг догоняет. И ведь без ножа режет, и дразнит, и издевается. — Много берёшь на себя, — тоже шепчет и тут же высвободиться пытается. — Просто тебя, мразь, люблю, — выпаливаешь в отчаянии. Проиграл. А она херачит уже пощёчину настоящую, и будто отрезвевшая, хоть и пьяной не была, перед тобой стоит. Нервно дышит, ноздри от злости раздуваются. В глазах океан невыплаканный. Слабая. И будто беззащитная. Пожалеть хочется. Но рискнёшь — и с потрохами проглотит. Любительница прогнать картину. Потому держишься, не высыпаешь позвоночник в трусы, хоть и так уже дохера лишнего ляпнул. Ебучее посмешище. И эта беззащитная наотмашь ещё одну щёку ударом ошпаривает. И ещё. И колотит, сука, пока силы не иссякают, да с десяток взглядов в вашу сторону утайкой утомлять не начинают. — Выдохлась? — лицо саднит, но вида не подаёшь. Выжидаешь. Как псина побитая. Действий, вердикта, чего-то, от чего жизнь твоя зависеть будет отныне и впредь. — Ещё раз мразью назовёшь, закопаю, — поджимает губы и покорно нагинается за платьем, изгвазданным нещадно своими же туфлями. — Ещё раз с кем трахнешься, кроме меня, пришибу нахер. И клянёшься сам себе, что именно так и поступишь. А она… кивает, с тобой безмолвно и покорно соглашается. И вы оба знаете, что она больше никогда не станет перечить.Часть 1
14 августа 2023 г. в 19:29
Девчонка.
Фу.
Пустая, но дорогущая, не по карману и не по зубам девчонка.
Длинноволосая вейла, взглядом-лезвием вспорет тебе глотку, и ты не успеешь понять, как и когда ты, как малолетний пацан, пропал. В какой такой момент не проконтролировал себя.
Как настолько просто и легко затлело что-то в твоей обычно ледяной душе. Затлело и разгораться начало.
Когда девчонка с густыми волосами до упругой задницы и охуеть какими большими буферами цепанула не своими дамскими закидонами, и даже не тем, что разочек вы перепихнулись, а чем-то большим. Хоть ты и гнал эти мысли от себя. А в итоге когда ты потерялся от осознания, как глубоко ты зашёл, чёрт тебя дери, влип.
И случилось это совсем не сразу.
Ну потрахались. Ну прожгли ночку.
И сотня встреч в казино «после». Когда вы, спустя пару дней, будто и знакомы никогда близко не были, не то, что что-то большее вытворяли, кивком одним только ограничивались.
А окончательно кишки вывернула до о-х-у-е-н-и-я ожидаемым образом.
Так банально, что даже тошно, и смешно над собой.
Когда нахерачилась так, что на шпильках своих толком стоять не могла. Когда, наплевав, что она не стриптизёрша из заказанных, на стойку барную залезла, и отплясывать там начала.
Когда по стойке грациозно прошла, да перед тобой прямо остановилась.
Когда мужики все взглядами ей между ног лизали.
А полыхала сегодня она для тебя одного.
— Ну что, повторим? — вкрадчивый голос, и эта долбаная лисья ухмылка, довершившая фразу, тут же взявшую и подвесившую за яйца.
И это «повторим» стало фатальным.
Но, ха, только для тебя. Какая ирония.
Грация привычно разменивалась.
Один.
Другой.
Десятый.
Элитная шлюха.
Ненасытная.
До скрипа зубов ненавистная в тот каждый раз, когда поднималась с барного стула и протягивала очередному руку, чтобы тот увёл её в комнаты отдыха. Где наверняка он будет исполнять все её прихоти.
Что проделывала даже после эксклюзивного второго, контрольного в твою башку, раза, которых, как сама говорила, никогда не допускала.
Она тупо пошла по второму кругу!
Ебаной грациозной поступью хищницы.
А ты — просто херово недоразумение. Один из штабелей под острыми каблуками.
Но внезапно, совсем вскоре, случился третий раз. Вне очереди.
— Не привяжись только, — пропела она, завернувшись в твою рубашку и так чертовски сексуально подкуривая твои же сигареты в постели, что выть хотелось, а жить вот так больше — нет. — А то до смешного дойдёт.
Какой-то из перечня мудаков ещё и курить научил.
— Пошла ты, — небрежно прошептал ты и отвёл взгляд.
Долбанная, долбанная сука!