***
Ист — самый отдалённый и малонаселённый остров всего Вольного Архипелага, до зубовного скрежета напоминает ей родную Сейбу. Буйная ли растительность, колониальная архитектура или же витающее в воздухе настроение будит мрачную ностальгию, Кларисса не знает. Но ничего не говорит, нет. Только хмыкает смешливо, по каменной дороге углубляясь в город.***
Совет проходит легко. Герман усмехается в усы. Кто бы мог подумать: пираты или аристократы, разницы никакой — один человек в союзниках, и ты становишься своим. Ах да, он мог подумать. И подумал. Ист больше не одинок. Его поддерживает Цитра — а значит и весь Союз. Король Рокотомала, кажется, удивлён, возможно даже раздосадован, но высказывать недовольство не спешит. Кларисса в зале так и не появляется.***
Симон всё ещё смотрит осуждающе. Кларис давит в груди раздражение, сглатывает комок в горле и в который (десятый-сотый-тысячный) раз повторяет свои, не мудрёные в сущности, аргументы. Эта бесконечная вражда не приносила пользы никому, грызться между собой, когда на пятки наступает Империя, глупо. Святая Мэри теперь — только его, Симона. Глёйнхе больше не претендует на бриг. Бывший капитан поджимает губы, отворачивается, и ей вдруг, всего на секунду, становится очень больно. — Это не важно, Клари, как ты не поймёшь, — зато слова на фоне боли стираются, сереют, — Когда ты успела сдаться? Симон снова смотрит прямо, открыто, своими невозможными больными глазами. — Сдалась? Наоборот, решила, что пора заняться делом, а не гоняться за несбыточным. — Как знаешь. Симон избегает зрительного контакта, больше они не говорят. Покидая родной борт Мэри, Кларис уверена, что это навсегда.***
Окна в доме распахнуты, бриз приносит с моря свежесть и треплет лёгкие занавески. Они сидят на террасе, в объятьях южной ночи. Герман всё ещё до безобразия самодоволен. Внизу, в гаванях, обретает очертания новенький флот, история поворачивается в нужную ему сторону, а собеседница в свете луны неотразима. По распущенным волосам пляшут блики, лицо кажется бледным, а глаза — наоборот чернеют. Герман уверен, что получит и её.***
Ей всё ещё рады на Цитре, и Кларис выдыхает. Она боялась, что приютившие её когда-то берега закроются на все замки, отвернувшись от беглянки, как от всех остальных. Однако её принимают радушно. Джин как всегда галантен и учтив, не лезет в душу и не поднимает скользких тем. Кларисса искренне благодарна за это, правда. Только ощущение чужеродности не пропадает. Дышать жарким влажным воздухом тропиков непривычно сложно, запах специй и гортанные разговоры местных жителей вгоняют в тоску. Хочется поскорее вернуться на корабль. В одну минуту спадает с Клари всё то, с чем она пыталась срастись годами. Остается только то, с чем она родилась. Не Цитра отказывается от Кларис Валентайн, она сама незаметно становится здесь чужой.***
Герман поражается, откуда девочка без нормального образования, большую часть юности проведшая в бегах, а зрелость — в море, может знать столько. У Клариссы есть мнение буквально обо всём на свете. И она не стесняется его высказывать, подкрепляя фактами, цитатами и случаями из богатой событиями жизни. Герман восхищён. Они плывут по спокойному морю при попутном ветре несколько дней, ничего на корабле не требует срочного внимания, и им нечем больше заняться, кроме как говорить. Союзникам ведь нужно хорошо знать друг друга. Только вот разговоры раз за разом превращаются в разборки. Клари всегда была остра на язык, кто бы спорил, но теперь Герман и сам учится получать удовольствие от этих приперательств. Они до рассвета сидят в каюте, прочно увязнув в словесной перепалке, не жалеют ни связок, ни нервов команды. К взаимному удовольствию.***
— После тебя. — Как можно, дамы вперёд. К тому же, это ведь твой подарок.***
Голова Грегора Валентайна падает на чистый мраморный пол, и Кларис чувствует мрачную удовлетворённость. Давно пора было, дорогуша, сама же тянула с этим старым долгом. С местью. Герман Глёйнхе в паре метров от неё брезгливо вытирает саблю краешком чужого камзола. А потом шутливо кланяется, снимая шляпу. Имперская столица замирает в ожидании, но легко признаёт нашедшуюся наследницу. В конце концов, настоящая, совестливая и не безразличная аристократия, погибла ещё в прошлом перевороте, а Совет просто сменил одного Валентайна на другого.***
Когда новая глава дома Валентайн входит в огромный зал, Герман с трудом сдерживается, чтобы не присвистнуть. Сложная причёска, тёмно-зелёное платье в пол, прямая спина и нечитаемое лицо. В ней как никогда чувствуется дворянская кровь. А ещё — ей безусловно идут платья. Если подумать, это первый раз, когда он видит Кларис в женской одежде, и Герман вовсе не против узнать, как она будет смотреться без неё. Кларисса перехватывает его взгляд и усмехается. В глазах пляшут довольные черти. Адмиралу Глёйнхе требуется вся выдержка, чтобы остаться стоять на месте.***
Леди Валентайн чувствует себя усталой. По-возрасту усталой. Убедившись, что Империя прекрасно держится на доставшихся от отца структурах, она возвращается на Ист. И радуется возвращению. Светлый особняк, просторные комнаты и молчаливая прислуга навевают спокойствие.***
Призрачный корабль Салливана, много лет назад сгинувшего в северных морях, исчезает из истории, встретившись с береговым патрулём Цитры.***
Герман не считает себя сентиментальным человеком. Однако, оглаживая шрамы на женском теле, чувствует что-то вроде ностальгии. Он не жалеет, проводя языком по собственноручно оставленному шраму слева на груди. А вот метку на левом же запястье с удовольствием бы стёр. Он не может — и вместо этого сдёргивает с загорелой шеи дурацкое ожерелье из стекла. Кларис больно тянет за волосы.***
Кларисса принимает подарки — потому что не видит в этом ничего предосудительного, ей всю жизнь что-то дарили — и потому что у Германа прекрасный вкус. Она вспоминает о детстве, кутаясь в мягкие ткани, и об отце — надевая тяжёлое колье. Не о Цитре, не о Мэри, нет. Туманница возвращается из очередного рейда в порт Иста, и Кларис убирает стеклянные бусы на дно шкатулки.***
Герман владеет флотом, и ему совершенно не обязательно лично следить за каждой вылазкой. Он выходит в море, только когда начинает скучать на острове. Он пытается донести до Клари сходную мысль месяцами, пока она, несмотря на присущее упрямство, не соглашается. Он целует ей руку. Она улыбается без ехидства.***
Кларисса не пытается узнать, куда подевалась её молочная сестра.***
Герман не спрашивает, что она нашла, умчавшись к месту где, по слухам, исчезает Святая Мэри.***
Они не доверяют друг другу, нет. Всегда действуют осмотрительно, проверяют, не оставили ли без защиты свои слабости. Понимают, что представься случай — и один с удовольствие сломает другого. Только Клари смотрит по утрам в зеркало и понимает, что не хочет больше приключений. Только у Германа есть свои представления о чести и привязанности. Клари думает, что не знает уже, правильно ли поступает, но события закручиваются в водоворот, а совета спросить не у кого. Герман думает, что не мог представить себе жизни лучше, чем он сумел добиться, даже в детстве.***
Они соревнуются даже там, где все люди обычно стараются смягчить углы и поддаться. Они спорят, меряясь язвительностью комментариев и теряя в софистике смысл утверждений и слов, а потом до слёз смеются. Герман подаёт Клариссе руку.***
Построенная ими Империя процветает. Герман думает, что счастлив. Кларисса соглашается, не вспоминая, как представляла себе счастье прежде. Мысли о неведомом и недостижимом стираются. Они проводят очередную ночь на террасе, над спокойным тёмным морем.***
(Туманница гибнет в шторм). (Ист стирает с лица земли серия землетрясений и цунами).