Стихи о Французской Революции. Робеспьер

Уже гремит борьбы набат, И наш аррасский адвокат Места родные покидает, В Версаль блестящий отбывает. И вот теперь уже в Версале В огромном и просторном зале Максимильян один из многих В собрании мужей высоких. И сам король средь депутатов Предстал во всем убранстве златом, На троне важно восседает, Собой корону представляет. Существовало три сословия, Два из которых лишь пытались Замять реформы. В пустословии Они, казалось, упражнялись. Итак, дворянство с духовенством Держали верное главенство. Сословье третье присмирело: Оно пока еще несмело Бороться за права пыталось, Но всё ж упорно не сдавалось. "Ах, друг любезный, право слово, Мне все в Версале незнакомо. Я этим городом не ждан; Нашёл квартирку на Этан, И то весьма с большим трудом. И мы с соседями втроем Ютимся в комнатушках скромных, Довольно сумрачных и тёмных," - Писал герой наш Бюиссару. "Но что же нового? Помалу, Как будто бы, дела творятся... И всё никак не сговорятся Между собою депутаты, Своими распрями объяты, Госовать ли по сословьям, Что было б проще и удобней Для духовенства и дворян; Или, отринув этот план, Учёт вести по голосам, Что явно выгоднее нам. Еще обидно безусловно, Что третье робкое сословье, В законотворство вовлечённо, Должно ходить в одеждах черных, В то время как аристократы Одеты вычурно богато. Блистает златом духовенство, Что отличает их так резко От нас, столь мрачных и убогих, В костюмах этих черных строгих..." Перо герой наш обмакнул, От безысходности вздохнул... Максимильяну было ясно Почти что с самых первых дней, Что он надеялся напрасно На столкновение идей, На бурное рожденье истин. Нет, старый строй, им ненавистный, Своих позиций не сдавал, Модернизации мешал. Ведь духовенство и дворянство Желали навсегда остаться В своих правах, и не хотели Лишаться старых привилегий. Но поднялась буржуазия Как грандиозная стихия. Владели буржуа богатством, Реальной не имея власти. В законодательстве хотели Они участвовать на деле. Но есть ещё большая сила, Что о себе не заявила: То беднота - простой народ, Что понемногу восстает, От спячки долгой пробуждаясь. Народ давно уже нуждался В своих защитниках бесстрашных И представителях отважных. И вот, пожалуй, в Робеспьере Найдёт он друга в полной мере, Свою могучую опору, Что проявится очень скоро. * * * Теперь средь третьего сословья Опишем главных мы героев. Нельзя уж было не заметить, Что некоторые стали метить На роли лидеров Собрания. Они имели тут влияние, Чем вскоре стали выделяться И в почитании купаться. Один из них, широкоплечий, Известный страстным красноречьем, Весьма недюжинного роста, С большою головой и толстый, С громадной пышной шевелюрой Своей безудержной натурой Приковывал к себе внимание Всех депутатов из Собрания. Лицо, изъеденное оспой, Все ж выразительно; взгляд острый. Всё в нем, казалось бы, о силе Красноречиво говорило. Одет он был чрезмерно модно: Блеск круглых пуговиц огромных И златых пряжек ослеплял, Сей смелый образ завершал. Таков был лидер неформальный - Весьма известный и скандальный Граф Мирабо, аристократ. Скитался много лет подряд Он в тюрьмах, ведь его родитель, Что строгих нравов был блюститель, Пытался ограждать так сына От всех собланов дворянина. Но Оноре, дитя порока, Не внял отцовскому уроку. Затем тот ветреный паломник Мотался долго по Европе, Где плел любовные интриги Сей вероломный прощелыга. Вот и сейчас, не чист на руку, Он предлагал свои услуги, Талант и ум незаурядный Отнюдь не только лишь Собранью. Но не считал он за позор Порой обманывать и двор, Ведь почести и блеск металла Его безмерно увлекали. От Мирабо неподалеку Был виден юноша высокий. Он звался Антуан Барнав, Имел высокомерный нрав. Он элегантно был одет, И, может быть, для юных лет Хотел казаться слишком важным. По матери с дворянством связан, Был отпрыском семьи богатой. Заботой нежною объятый, Он получил образование, Достойное упоминания. Читал он много, размышлял, Свои этюды сочинял, В которых представлялись взгляды Буржуазии либеральной. Способный был импровизатор И выдающийся оратор. Сам Мирабо его заметил. Вштыки Барнав, однако, встретил, Внимание от Оноре. Ведь не желал вторых ролей Честолюбивый адвокат И перспективный депутат. Вот Жан Байи, одетый скромно По форме третьего сословья. Один из лидеров по праву, Байи невзрачный, худощавый. Порой лицо его, казалось, Улыбкой мягкой озарялось, И в нём читалось благородство. Он сыном был виноторговца. Духовной он желал карьеры, И адвокатской. Но на деле, Весьма наукой увлечённый, Он стал парижским астрономом. Как член учёных академий, Он пользовался уваженьем Интеллигенции столицы, И мог бы тем вполне гордиться. Принадлежал ли Робеспьер К плеяде этой? Не у дел Максимильян наш оставался. Хотя, конечно же, пытался Неоднократно выступать. Его не пожелали знать. Ведь также как в родном Аррасе, Признание пришло не сразу. В зале дворца "Малых забав", Где Мирабо, Байи, Барнав Уже снискали популярность, Не испытал герой наш радость Быть центром общего внимания, Влиять на мнения Собрания. А между тем был прозорливей Максимильян своих коллег, Что в своих речах горделивых Искали славу и успех. Он говорил совсем иначе, Порой не чувствуя отдачи. Ведь сам Жан Жак, его учитель И зла суровый обличитель, Вещал устами Робеспьера. Максимильян продолжил дело Борца за справедливость мира И в этом видел свою силу. Он не искал дешёвой славы, И эта сладкая отрава Не затуманит его мыслей, Стремлений благостных и чистых. Максим не ищет пониманья Средь представителей Собранья; В своих речах он не смущался К народу прямо обращаться. Народные мечты, стремленья - Вот тема этих выступлений! * * * Обеспокоились дворяне - Своими смелями речами Посланцы третьего сословья Ломали в жарких спорах копья И очень скоро осмелели, Оповестив о появлении Национального собранья! Монархия без колебаний Повстанцам смелым в назиданье Закрыла зал для заседаний, Лишив строптивых депутатов Тем самым места для дебатов! И среди прочих Робеспьер Замок железный лицезрел. Но население Версаля Своих любимцев поддержало. Народ Версаля указал Избранникам на новый зал, Что для игры в мяч предназначен. И, бурной радостью охвачен, Среди коллег разгоряченных, Победой первою сплоченных, Максимильян клянётся страстно В своём стремлении прекрасном. И в зале этом для игры Они высокий свой порыв, Единством пламенным объяты, Прославили в присяге святой Не расходиться до тех пор, Пока не издадут законов, Чтобы умерить произвол Унизившей себя короны. Одним из авторов присяги, Был полный радостной отваги Максимильян. И вам, возможно, Припомнить было бы несложно Картину славную Давида, Где это действие раскрыто В ярчайших красках. Наш герой Там удостоен вечной славы; Друг друга все наперебой С победой важной поздравляли... Почти во всём своём составе К национальному собранью Присоединилось духовенство. Пожалуй, было бесполезно Не замечать победы первой, И за служителями веры Заметно стали колебаться И представители дворянства... *** На этом первые триумфы Закончились. И снова рухнуть Пришлось надеждам депутатов. Решил монарх самодержавный Исход событий повернуть И свой порядок возвернуть. «Повелеваю распустить Национальное Собранье!» - Такой Людовика вердикт Потряс, казалось, мирозданье! И гробовое вдруг молчанье Наполнило огромный зал. Король, придворные, дворяне Покинули свои места. Но неподвижными остались Посланцы третьего сословья - Они вернуться отказались К дремучести средневековья. "На то ответ у нас таков", - Воскликнул Мирабо тогда, – "Лишь силе уступив штыков, Покинем мы свои места!" ...Когда король узнал о том, Что отвечал граф Мирабо, Остолбенел он поначалу. Ну и черт с ними! - пробурчал он. * * * И вот, к французов ликованью, Национальное Собранье Уж учредительным назвалось, И из сего предполагалось, Что вскоре будет новый строй Стране во благо утверждён. Своей задачей генеральной Считает славное Собранье Законов новых учрежденье И, несомненно, составленье Глав Конституции Свободы Как достояния народа! ..."На том, мой друг, письмо кончаю, Писать исправно обещаю О том, что чувствую и вижу, И что душой моею движит. Ваш добрый друг Максимильян". И вот в квартирке на Этан Уж гаснет свет, Максим ложится; Он славно нынче потрудился.