Прощание

***

      Осень — время, когда приходиться прощаться с греющем солнцем. Время, когда природа говорит: «прощай». Оставляя лишь воспоминания о своей былой красоте. Осень… время, когда они впервые встретились. Напуганная, загнанная в угол ничего непонимающая кицунэ. И вечно задумчивый, молчаливый и скрытный синоби. Тогда мрачное, прохладное время года разожгло в них пламя любви, что грело их все последующие годы. Они стали сильнее, мудрее, счастливее. Но время шло, забирая то, с чем приходила пора прощаться.       Кицунэ могли прожить сотни, а то и тысячи лет. Но не их любимые. Мэй, что правила целой империей, заметила это, когда дочери, Морико и Сумико, повзрослели. На лице ее мужа уже были десятки морщин, хотя Кадзу был старше всего на каких-то семь лет. А она не старела. Все чаще женщина слышала комментарии подданных о том, что императрица выглядит, как ровесница принцесс. По стране распускались слухи, что эпохе Ириса скоро придет конец, поскольку правительница связалась с темными духами. Продала душу. Продала империю за вечную молодость.       Желтая листва уже перестала украшать убранство дворца, когда Мэй Хаттори приняла решение, удовлетворившее всех. Кадзу, дочерей и, конечно же, народ империи. Собрав всех жителей столицы, императрица объявила о том, что покидает престол, оставляя его на своих дочерей в равной степени правления. Морико и Сумико были коронованы через несколько дней, еще через сутки, под покровом ночи, Мэй и Кадзу покинули дворец без лишних свидетелей. Девушки знали, что родители оставят их во главе целого государства одних, но не были готовы к столь быстрому отъезду любимых. Поэтому решили не прощаться, ведь совсем скоро они вернутся домой. К ним. Такова была договоренность. Они навестят родной клан отца, проедутся по стране и вернутся, чтобы помогать им, находясь в тени. Никто из чужих не должен был знать о том, что все девушки правящей семьи — кицунэ.       Но прошли годы и в такой же холодный осенний вечер, как тогда, пришлось прощаться уже навсегда. Деревня клана Наито не изменилась внешне с того дня, как Мэй оказалась в гостях впервые. Те же дома, те же сады… но другие люди. Синоби, которых она знала, давно погибли во время заданий по очистке страны от преступности. Такао пришлось расплатиться за магию годами своей жизни и он покинул этот мир почти сразу после того, как снова встретился с Кадзу и Мэй. Чонган умер от старости много лет назад, как только увидел процветание империи от руки Мэй Хаттори. Остались только Сатоши и Кадзу.

***

      — Я надеялась, что это никогда не произойдет. — С грустью в голосе сказала Мэй. Сейчас ей хотелось быть в этом же самом месте, осенью, но в другом времени. — Это так… неправильно.       — Как ты правила столько лет, если не знаешь базовых вещей, а? — Сатоши ухмылялся. Он не изменился, выглядел как во времена их странствий и поиска ответов. Только теперь это не грим. Это истина. Седые волосы, паутинка морщин вокруг глаз, сутулый силуэт. Теперь он тот самый старик в клане, который рассказывает истории, гоняет подрастающее поколение и учит основам. Когда-то им был Чонган… Женщина взглянула в зеркало. Все то же молодое лицо, гладкая кожа. — Не печалься, юная дева, однажды и ты уйдешь в горы.       — Я забуду ваши лица, когда это произойдет. — Последние годы ее взгляд был печален, но она продолжала улыбаться ради оставшихся любимых людей. Но сейчас, когда ее муж лежал в соседней комнате, она перестала держать эту маску. Ей было больно как никогда. Сатоши понимал ее, он испытывал те же самые чувства, прощаясь с друзьями. Поэтому не судил.       — Ваше Высочество, таков закон жизни. Вам — долгие годы, нам — смерть. — Он говорил правду, продолжая над ней дружески издеваться.       — Я уже десять лет, как не императрица, Сатоши. — Мэй слегка улыбнулась. — Будешь соблюдать формальности с Морико и Сумико. Хотя, зная тебя, ты скорее будешь называть их хвостатыми. — Теперь улыбнулся уже старик. Они долго молчали прежде чем послышался шепот из другой комнаты. Проснулся Кадзу, и Мэй, натянув улыбку, направилась к нему.       Бывший синоби лежал на мягкой кровати и смотрел в окно. Осенний закат был как никогда ярок, и лучи уходящего солнца, проникая сквозь пожелтевшую листву, освещали лицо старика. «Какая ирония…» — подумал Кадзу, но не озвучил свои мысли, — «Солнце уходит, как и моя жизнь».       — Кадзу… — Голос Мэй не дрожал. За столько лет она научилась скрывать страх и печаль. Но глаза… ее всегда выдавали глаза. Женщина села на край кровати и положила свою нежную руку на уже погрубевшую руку мужа.       — Не печалься, Мэй. — Кадзу перевел свой взгляд на женщину, что прожила с ним всю его жизнь. Ведь жизнь до знакомство с ней и жизнью то назвать было нельзя. — Я итак прожил слишком долго. Такой конец — наилучший исход. — Мэй не могла с этим спорить. Он мог погибнуть давно, еще до их встречи на одном из заказов. Или во время их войны. Или после нее от руки какого-нибудь предателя. Но зачем жизнь поступает с ними так несправедливо теперь? Ей — долгие годы, а ее любимому человеку, благодаря которому она столького добилась — смерть.       — Обещай мне, что мы встретимся снова. — Кицунэ хотелось плакать. Они оба понимали, что это последний осенний закат.       Кадзу усмехнулся. Как тогда, в молодости, когда обращался к ней «неведьма»:       — Я приду к тебе с первыми лучами осеннего рассвета. Я приду к тебе с дуновением зимнего ветра. — Мужчина закашлял, но сразу продолжил. — С только распустившейся сакурой. С летней теплотой. Мэй… Если перерождение существует, я сам отыщу тебя, не нужно меня искать. Хорошо?       — Хорошо. — Она улыбнулась. Будет его ждать, даже если ей жить еще сотни лет, даже если перерождения нет и он не вернется. Мэй будет ждать.       — Славно. — Кадзу прикрыл глаза. — Славно…       

***

      Осень — время, когда приходиться прощаться с греющем солнцем. Время, когда природа говорит: «прощай». Оставляя лишь воспоминания о своей былой красоте. Осень… время, когда они простились и дали друг другу обещания, что не смогут сдержать. Кадзу не вернется, а Мэй не бросит попытки найти его. Однако Ирис будет продолжать цвести.