Воспоминания Хоффмана

Когда-то сама идея написания мемуаров или ведения дневника была для меня потешной. Посудите сами, вы буквально пишете на себя компромат, открыто изливая свои чувства, эмоции, так ещё и не дай бог вами написанное посчитают чрезмерно непатриотичным, или не дай всевышний, деструктивным для государства. Прямая дорога к стенке из-за неумения держать язык за зубами — и всё благодаря каким-то глупым строчкам в твоей книжечке или устройстве. Однако сейчас, после всех тех невзгод, что моё бренное тело успело перенести, мне — уж буду честен с самим собой — наплевать. А вот иметь при себе свои собственные мысли, которые помогают понять, что ты — это ты, что у тебя есть хотя бы какие-то маломальские принципы или убеждения, есть история. Это помогает, кто бы что не говорил. События Халит-Кашмири до сих пор снятся мне в не самых приятных снах. И пока сказки не наложились на сознание, я хочу оставить небольшую запись о том, что произошло той ночью. Операция изначально показалась мне чрезмерно самоуверенной для той партизанской кучки, коей мы располагали. "КМП и УВОД отвлекут внимание, а вы проникнете внутрь" — вот и весь костяк плана, что держался не на разведке и понимании ситуации, а на слабоумии и отваге. Нашей отваге и слабоумии той аморфной сущности, что мы на тот момент называли штабом. Впрочем, приказ — самое святое, что осталось в жизни таких безбожников, как я. Отчего его оспаривание было бы величайшим грехопадением в моей жизни. Под покровом ночи мы пробирались по горам, полные надежды отыскать в безызвестности хотя бы луч света, что приведёт нас к той самой реликвии, о которой мы ничего не знали. Тогда я не сильно задавался вопросами об её предназначении, но как выясниться позже — ещё несколько раз пожалею о том, что допустил такую ошибку. Ошибки для СВР вообще тема неприятная — соверши одну, и твой след будет навсегда вычеркнут из истории. Стоило нам дойти до позиции, как наш слух тут же уловил начала того, что назвать можно только гекатомбой. Никак иначе. Несколько десятков плазменных ружей заговорили в унисон, решив устроить нашим ребятам сладкую жизнь. Я рад, что дальневолновая была не у меня. Хоть нервы у меня и крепкие, но те обрывки голосовых передач, что были услышано мною, явно повлияли на них не самым благоприятным образом. Однако как и говорилось ранее, — задача есть задача. Включив модули активного камуфляжа, мы стали настоящими призраками, пробиравшимися в стан врага. Все шло идеально. Отдав "братьев наших меньших" в жертву, наша четвёрка просто обязана была забрать этот артефакт, а потом спокойно сделать ноги из этого проклятого места. Вот только знали бы мы, что это за артефакт. Честно, хоть я и работаю в третьем отделе, я до сих пор не понимаю, как эта хрень была устроена. И не пойму, судя по всему. Каково же было наше удивление, когда активный камуфляж испарился перед лицами четырёх элитов-офицеров в белой броне. Желаю каждому пережить такой праздник — сразу начнёшь радоваться обычным жизненным мелочам, да и вообще тому, что жив. Резня была такая, что любой садист-революционер позавидовал бы количеству пролитой крови. Кончались магазины, повязки, боевые наркотики, гранаты, вера в выживание. Скомпрометировав нашу позицию, мы думали, что сей день станет для нас судным. И судя по крикам командира отвлекающего отряда по дальней волне — не только для нас. Волна за волной, Ковенант закидывал нас мясом. Отборным мясом, что, не боясь потерять свою жизнь, шло в ближний бой. Что не страшилось никаких патронов, и даже при существенных потерях просто заменяло десяток убитых новым десятком. Пытаясь растянуть время, мы баррикадировали выходы из помещения, в котором находились. Баррикадировали ящиками, трупами. Грубо говоря, всем тем, чем нас напичкали "доблестные" защитники. Глупцами — мы были именно ими. Неисправимыми глупцами, что смели верить в том, что они выполнят это задание. Надо было бежать, а не пытаться вскрыть чёртов ящик. Ящик был вскрыт, артефакт изъят. Потеряв ценное время, мы готовились покинуть бренный купол. Будучи преисполненным явным желанием покинуть столь гостеприимный гадюшник, я открыл ворота. Вторая ошибка. И если первый мой промах госпожа Фортуна мне простила, то вот заметив второй, решила отыграться по полной. Стоило мне открыть эту створку, как в жилет тут же ударился круглый сгусток фиолетовой плазмы, а тельце того, кого обычно называют Хоффманом с треском впечаталось в контейнер. Нас окружили. Полностью. Очнулся я уже после того, как меня перевязали и напичкали всеми возможными медикаментами. Не без усилий, но сражаться я мог. Пока действовали стимуляторы. И вот, последняя попытка прорыва четырёх оперативников. Дерзкий выход на улицу к укрытиям. И конец. Нас перестреляли почти сразу, как только мы вышли. Кто-то всё же успел включить активный камуфляж и уйти, а я, не дойдя до укрытия жалких пару шагов, был оставлен. Оставлен совершенно справедливо и по делу. С дыркой в плече и передозировкой, как бонусом. Как ни странно, этот бонус спас меня. Болевой шок спал после пятнадцати минут, а противник сделал одолжение, посчитав меня мертвецом и переместив внимание на КМП, что видимо, в тот момент не понимало, с чем имеет дело, продолжая сражаться. Другого выхода не было — уходить следовало в одиночку, не пытаясь соединиться со смертниками, жить которым оставалось от силы минут пятнадцать. Я смутно помню, как полз по снегу со включённой маскировкой. Помню только одну неприятную находку. Наверное, единственную, что за многие годы пробудила во мне истинное человеческое сострадание. Смешно такое говорить, будучи агентом СВР. На снегу лежал молодой парнишка. Ему было явно не больше двадцати. Может, даже меньше. Всё тело его было изуверски покрыто плазменными ожогами, лишь глаза, эти пустые глаза смотрели куда-то вверх, а на лице виднелась слабая-слабая, но улыбка. Руки намертво сжали родную винтовку. В ней не осталось ни единой пули. Всё было потрачено. В разгрузке магазинов я тоже не нашёл, лишь несколько пустых валялось вдали на снегу. А от самого трупа исходил человеческий след, уходящий прочь от этого места. Парень пожертвовал собой. Остался сдерживать врага, когда остальные отходили. Впервые я испытал такой стыд, которого ранее не испытывал никогда. Нет, даже не стыд. Я чувствовал себя жалким. В один момент сверху посыпались небольшие снежинки. Однако даже упав на нос пареньку, они не растаяли. Не суждено было ему встать. А я ведь даже и жетоны его не забрал, имени не узнал. Только пролетевший сверху десантный корабль заставил меня расшевелится и ползти дальше. Ползти через несколько часов боли, потери сознания и попыток связаться по закрытому каналу со своими. Всё было тщетно, пока я не преодолел как минимум километра три. Только тогда меня подобрали такие же отступавшие, загнобленные противником ребята, что кое-как донесли до базы. Молча. Не проронив ни слова. Не спросив меня даже позывного. Впоследствии мы будем терять и куда больше людей. Ничто не превзойдёт жестокость этой беспочвенной резни. В то время как тот пустой взгляд молодого морпеха стал моим вечным спутником вплоть до сегодняшнего момента. Как бы я не смеялся, как бы не играл свою роль, я все равно вспоминаю их почти каждый день. И меньше всего я хочу, чтобы это повторилось.