Муки совести

Комната Амели походила на спальню из сказочного кукольного домика. Она была большой и светлой, обставленной в соответствии со вкусом ее обитательницы. Окна были занавешены бледно-серыми гардинами, а на низких мягких подоконниках, под которыми был встроен обогрев, валялись многочисленные подушки. Стены были расписаны картинами из сказки «Принцесса-лебедь». Вдоль одной стены стояли книжный шкаф, украшенный затейливой резьбой, из белого дерева, заполненный книгами и настольными играми. Рядом с ним расположился рабочий стеклянный стол, над которым висела таблица Менделеева. По кайме пушистого ковра были вытканы листья и розовые бутоны, на котором стояли кукольный домик, являющийся и снаружи, и внутри, точной копией шале, и стилизованные под старину сундуки с игрушками. В глубине комнаты стояла причудливая кровать, выполненная в виде расположенного на возвышении замка. С одной стороны к ней шли высокие ступеньки, покрытые бархатом, а с другой спускалась закрученная горка. Под самым потолком расположилась сама постель, которую закрывала стена замка с пилястрами, арочными окнами и башенками, расположенными по бокам. В этом так называемом замке и спряталась хозяйка комнаты. Амели в окружении мягких игрушек, среди которых были потертый медведь, чей правый глаз считался безнадежно утерянным, мохнатый монстр Салли из мультфильма, и, конечно же, Железный человек, который, если на него нажать, признавался в любви к своим детям, сидела на кровати, облокотившись об подушку, и тщетно пыталась сосредоточиться на книжке. Подарочное издание «Гарри Поттер и Тайная комната», подписанное Джоан Роулинг, зависло на главе про Косую аллею, и уже четверть часа Гарри фотографировался с Локонсом. Мысли Амели были заняты сценой на пляже и последующим скандалом, которые четко прошли по ею же придуманному плану. Но, если у них с Арно все получилось, почему на душе было так гадко? Дверь без стука отворилась, и вошел Арно. Амели отложила книгу, наблюдая, как брат пересекает комнату и карабкается к ней по горке. — Колдунья с гномом свалили, — радостно сообщил он, присаживаясь на перелила. Белой колдуньей они прозвали Пеппер из-за цвета волос и из-за того, что она влюбила в себя папу. Прозвище придумалось само собой еще до знакомства с ней, когда папа показал им фотографию своей будущей жены, как он сам выразился и чем подписал ей смертный приговор. Когда папа нахваливал положительные качества Пеппер, дети испуганно переглядывались, прекрасно понимая друг друга без слов. То, что мачеха — это опасно, им и так было известно, но для опровержения этой теории они перерыли всю домашнюю библиотеку и интернет, но не нашли ни один положительный пример. Удостоверившись, что дела их плохи, Арно с Амели пришли к выводу, что гипотетическую мачеху, как опухоль, нужно удалить на ранней стадии, пока она не разрушила их семью. Неизвестно, что случится с ними, когда эта Пеппер станет полноценной хозяйкой, а папа, окрыленный любовью к ней, всегда будет на стороне своей женушки. Она могла выгнать детей из дома или, наоборот, запретить папе приезжать к ним из Нью-Йорка. Самым ужасным вариантом было то, что рождение нового ребенка станет лишь вопросом времени. А Арно с Амели, несмотря на возраст, оба чувствовали, что сын или дочь от любимой будет куда важнее и роднее, чем купленные дети от суррогатной матери, на пятьдесят процентов состоящие из яйцеклетки неизвестного донора. Нельзя было сбрасывать со счетов и Питера, названного гномом из-за того, что состоял в свите Колдуньи, который — маленькие Старки судили по Миллерам — обижал бы их, а папа, боясь расстроить Пеппер, закрывал бы на это глаза. — Смотри, что я стащил с кухни, — сказал Арно, вытащив из кармана пару макарон, завернутых в салфетку и слегка раздавленных. Брат проглотил, не жуя, коричневый, явно шоколадный, макарон, а ей протянул розовый. — Держи, этот, вроде, малиновый. — Сколько раз повторять, что с едой в мою комнату нельзя? — поморщилась Амели и пихнула брата ногой, пытаясь его столкнуть вниз. — Ты чего дерешься? — возмутился Арно, крепко схватившись за перила и мстительно запихнув в рот малиновый макарон, после чего показал ей язык. — Оставайся без десерта, вредина. Амели демонстративно открыла книгу, сделав вид, что ее очень заинтересовали иллюстрация книжного магазина. Для полного образа она даже перевернула страницу, которую так и не дочитала, надеясь, что Арно скоро все наскучит и он уйдет к себе. Но мальчик был настроен на беседу, поэтому он, отодвинув игрушки и тем самым освободив себе место, пристроился рядом. — Ты обиделась из-за того, что я с тобой не поделился? — спросил он и, не получив ответ, пообещал: — Я принесу тебе еще. Папа купил целую коробку для Колдуньи. Всю их жизнь папа заставлял их с Арно правильно питаться, исключив из их рациона сахар, жаренное, фаст фуд или жирное, объясняя это тем, что детям станет плохо от вредной еды. Но двойняшки давно выяснили экспериментальным путем, что ничего с ними не случится после пары конфет или пончиков. Правда, в первый раз, сейчас было стыдно это воспитать, они, пользуясь доверчивостью няни, объелись у Миллеров гамбургерами, что привело к отравлению. — Так принести? — уточнил Арно, настойчиво тыкая пальцем в плечо сестры. Амели, сдавшись, захлопнула книгу. Порой брат напоминал назойливую муху, от которой было не скрыться и которую было очень сложно прихлопнуть. Справедливости ради, запертые от внешнего мира и будучи единственными друзьями друг у друга, они редко испытывали потребность в одиночестве. — Не надо, — сказала девочка и, желая показать брату, что она оценила его заботу, добавила: — Спасибо, я не хочу. — Тогда что с тобой? — принялся допытываться Арно и неожиданно догадался. — Ты расстроилась из-за этих? — мальчик приподнял брови, поражаясь странностям сестры, и на мотив военного марша пропел. — Но мы победили, они проиграли! — От этого и гадко, — призналась Амели и, стараясь не смотреть на брата, тихо спросила. — А ты когда-то хотел, чтобы у нас была мама? — Я хотел бы собаку, — простодушно ответил Арно, вздохнув. — Но у меня аллергия на шерсть. — Собака — тоже неплохо, — согласилась Амели, удивляясь разумной мысли мальчика. — Ты мог бы жить в саду, а собака в доме. Маленькие Старки помолчали, каждый думая о своем. Судя по тому, как светлело лицо Арно, он в перспективе жить на улице и иметь собаку находил больше плюсов, чем минусов. Его темно-серые глаза хитро загорелись, что свидетельство об интенсивном умственном процессе, посвящённом тому, как уговорить папу на домашнее животное и переезд сына. Амели же успела пожалеть о том, что так опрометчиво отказалась от угощений, но признаться брату было выше ее сил. — Пойдем, соберём костюм из Lego? — предложил Арно, нарушив тишину. Конструктор они спрятали в игровой, которая занимала всю мансарду. Из-за огромного количества игрушек, которые давно не помещались там и валялись по всему дому, это было идеальное место для тайника. Папа редко поднимался на мансарду, предпочитая играть с детьми в гостиной, да и найти что-то конкретное было очень сложно, но двойняшки на всякий случай замаскировали конструктор игрушками. Впрочем, если бы он и обнаружился, можно было соврать папе, что тот им его подарил или они, имея доступ к кредитной карточке, сами заказали себе набор. — Тот, который мы украли? — фыркнула Амели, снова помрачнев. — Мы его не крали, — возразил Арно и принялся загибать пальцы, объясняя сестре простые истины. — Во-первых, набор купил наш папа. Во-вторых, на коробке изображён наш папа. В-третьих, костюм Железного человека принадлежит нашему папе. Следовательно, конструктор — наш. Доводы мальчика звучали логично, но что-то подсказывало Амели, что частная собственность и мир намного сложнее, чем утверждал брат. Девочка решительно сдвинула брови и внимательно посмотрела на Арно. — Давай все расскажем папе, — попросила она, интуитивно чувствуя, что ей станет легче. — Сдурела? — вытаращил глаза Арно и отодвинулся от сестры, как от прокаженной. — Папа расстроится. — Сейчас он тоже грустный, — пожала плечами Амели. — Может, папе станет лучше, если Пеппер и Питер вернутся. — А что будет с нами? — требовательно поинтересовался мальчишка, после чего схватил «Гарри Поттера» и потряс им перед лицом сестры. — Вот даже в книжке написано, что чужих детей никто не любит. Захотела, как Гарри жить в чулане и ходить в обносках Питера. Амели задумалась: в словах брата были рациональные зерна, но у нее появился свой аргумент. — Питер защитил тебя, — напомнила она. — Пеппер и Питер добрые. — Они притворились, — раздраженно заявил Арно, скрестив руки. Амели хотела возразить, но почувствовав, что разговор заходит в опасное русло и грозит перерасти в ссору, закусила язык. Они ссорились, дрались и мирились с Арно по десять раз на день, но их разногласия случались из-за вредных характеров, жадности или соперничества, которое есть у всех братьев и сестер, но двойняшки никогда не ругались из-за кого-то постороннего. У них не было близких, кроме друг друга и папы, который мог уделить им слишком мало времени, и глупо было его тратить на скандал. Теперь настала очередь задуматься Арно, который был вынужден согласиться с сестрой. Их отношения с отцом строились на взаимном доверии: папа всегда правдиво отвечал на самые каверзные вопросы двойняшек, а те взамен никогда не врали. Это правило делало жизнь в их уютном мирке, рассчитанном на троих, очень простой и понятной. И детям, привыкшим все рассказывать папе, кроме совсем уж мелких проделок с едой, и то, о которых папа дал понять, что знает, но прикрывает глаза, было ужасно тяжело скрывать от него, что-то громоздкое и неправильное. — Ладно, — согласился Арно, но все же пригрозил. — Только потом не ной из чулана, что я не предупреждал. Они слезли с кровати и понуро поплелись из комнаты. Амели, видя печальный настрой брата, предложила, желая его подбодрить: — На перегонки в гостиную? Но Арно отрицательно покачал головой, давая понять, что он не намерен радоваться жизни перед казнью. То, что папа разозлится, было очевидно, и воображение детей, которых никогда не наказывали, рисовало ужасные картины. Амели пришла к мысли, что самым-самым худшим сценарием станет тот, согласно которому папа перестанет с ними разговаривать (однажды он сам рассказал детям, что поссорился с их дедушкой Говардом, и они не общались два года. Тогда Арно, не смогший объяснить свое поведение, почему-то расплакался и признался, что никогда бы не выдержал подобного с папой). — Ты ничего не говори, — вдруг попросил Арно, который был настроен пессимистичней. — Я скажу, что я сам все придумал, а ты ничего не знала. — Вот еще! — возмутилась Амели и, обогнав брата, первая влетела в гостиную. Тони сидел на высоком барном стуле, опустив голову на пустую стойку, сложив руки на груди и обреченно опустив голову. От мужчины веяло незнакомой обречённостью, как будто все радости были отныне запрещены, и одиночеством. Двойняшки переглянулись, понимая, что как бы они не храбрились друг перед другом, никто из них не осмелится подойти к нему первым. Неизвестно, сколько бы они еще молча простояли, если бы Тони сам бы не поднял глаза, уперевшись взглядом в зеркала, заметив детей. — Идите ко мне, — слегка потерянно позвал он их. Арно уселся на соседний стул, а Амели, не удержавшись, устроилась у папы на коленях, прижавшись к нему и неожиданно всхлипнув. — Что случилось, bambino? — испугался Тони, поглаживая дочь по спине. — Прости, — прошептала девочка, не в силах признаться. — Питер не крал игрушку, — делано спокойно начал Арно и, не дождавшись какой-либо реакции, с вызовом в голосе продолжил. — Я сам разбил сеньора Ремеро и подкинул его в комнату Питера. Выдерешь меня? — А я все придумала, — быстро вставила Амели, не желая оставаться в стороне. Тони растерялся. Он не мог поверить, что двойняшки были способны провернуть такую подлость, чтобы рассорить его с Пеппер. Хотя эту мысль не стоило развивать, потому что он самостоятельно разрушил будущий брак с мисс Поттс. В любых взрослых отношениях ответственность лежит на тех, кто является главными героями, а детские шалости здесь не при чем. Двойняшки запаниковали и начали ревновать, и за это тоже вина лежит только на их отце. Признаться, в любой другой ситуации, Тони долго бы разглагольствовал о нравственности, но фраза Арно упорно звенела в ушах: «Выдерешь меня?». Что за бред. Он никогда и пальцем не тронул детей, и даже в шуточных боях с подушками старался быть аккуратным. Тони вздрогнул о того, что в памяти всплыли другие слова: «Тебе повезло, мальчик. Мой старик воспитывал меня ремнем». Так, кто сейчас стоит перед Арно? Тони или Говард Старк-старший? Тони поднялся, не спуская с рук дочь, и повернувшись к сыну спиной, мотнул головой. Арно, не заставляя себя ждать, запрыгнул к отцу на спину, вцепившись руками за плечи. Тони покачнулся и хихикнул, осознав, что его нервная система не выдержит, если феерическим завершением этого кошмарного вечера станет их падение и множество переломов у детей, причину которых он вряд ли сможет объяснить скорой. — А ваш старик еще не такой древний и слабый! — бодро сказал Тони, шатаясь и идя к дивану, но привычный смех традиционная фраза не вызвала. Он ссадил двойняшек на диван, а сам устроился между детьми, заключив в объятьях. — Вы сами знаете, что поступили плохо, обидев двух хороших людей, — мягко сказал Тони. — Но я хочу знать, зачем вы это сделали. — Просто, — упрямо заявил Арно, находясь в свирепо-боевом настроении, но из объятий не вырывался. — Вы слишком умны для этого, — нахмурился Тони, давая понять, что так легко он от детей не отстанет. — Мы боялись, что ты будешь любить их больше, чем нас, — призналась Амели. — С чего вы это взяли, — попытался рассмеяться Тони, чтобы показать всю абсурдность их страха. Но получилось жалкое блеянье, и он позорно вспомнил, что Пеппер предупреждала его, что двойняшки будут ревновать. — Ты сам сказал, что они хорошие, — напомнил Арно, едва не переходя на крик. — Понимаете, — замялся Тони, слабо представляя, что он должен говорить в подобной ситуации. — Я всегда буду любить вас, — выкрутился он, — потому что я ваш папа. По хмурым лицам двойняшек было понятно, что речь, если ее можно было так назвать, Тони слабо подействовала на детей и они плохо верят в его слова. — Понимаете, — продолжил Старк, пытаясь вспомнить, что в похожих случаях ему говорили родители. — Любовь не может делиться или вычитаться. С каждым новым человеком, который приходит в вашу жизнь, приходят и новые эмоции, чувства. Приходит особая, индивидуальная любовь к ней или к нему. Вы вырастите, встретите свои половинки, — на этих словах он пощекотал детей, — я надеюсь, что это случится не скоро. У вас, — Тони замолчал, убеждая себя, что это ложь во благо, — появятся свои дети. Но при этом вы будете любить и меня, и друг друга. И я всегда буду любить вас, потому что вы мои дети. Но и Пеппер я тоже люблю. Люблю как женщ…как жену. — А Питера? — подозрительно уточнил Арно, положив голову на его плечо. — Малыш, невозможно полюбить человека за два дня, — покачал головой Тони. — Я хорошо отношусь к Питу и хотел бы стать ему другом, но до отношений между отцом и сыном нам очень далеко. — Папа, — подала голос Амели, — а если у тебя будет новый ребенок, то ты будешь любить его больше? — Нет, bambino, — поцеловал в щечку дочь Тони и повторил. — C каждым новым человеком приходит и новая любовь. А любовь к детям или к родителям, — его голос слегка вздрогнул, и мужчина обрадовался, что в комнате было темно, — это волшебная любовь, в которой невозможно выбрать фаворита. Нельзя любить один палец на руке больше, чем остальные. Так и с детьми — никого нельзя любить сильнее или разлюбить остальных. Двойняшки молчали, переваривая информацию. Тони тоже не решался нарушить тишину, а только сильнее обнимал детей. Сегодня ему точно не хватить сил на очередной серьезный разговор, но завтра придется обсудить поведение детей. — Папа, — позвала Амели, и Тони наклонился к ней, — мы украли у Питера конструктор, который ты ему подарил, извини. — Да, пап, извини нас, — попросил прощение и Арно. — И вы меня простите, — вздохнул Тони. — Я должен был вас подготовить к знакомству, а не ставить перед фактом. Мы, взрослые, бываем ужасно глупыми. Увы, на детей не выдают инструкцию, как с ними нужно обращаться. — Ты самый лучший папа, — заверила его Амели, а Арно согласно кивнул — По сравнению с вами, — рассмеялся Тони, надеясь, что двойняшки не поймут скрытый смысл, — отец на троечку с минусом. — он хитро подмигнул детям. — Брать чужое нехорошо, но Питеру нужен другой костюм. — Тони немного подумал и, расцеловав по очереди детей, сказал: — Я самый счастливый человек на свете, потому что у меня есть вы. Люблю вас!