/∆\
9 августа 2023 г. в 15:32
Ульпиан никогда не берёг себя. Со многих миссий он возвращался без нескольких литров крови, со сломанными костями и повреждёнными внутренними органами. За это его зачастую звали ходячим трупом. Хладным трупом, не способным ни на сочувствие ни даже на элементарные эмоции, кроме безразличия и гнева.
Никто не видел, чтобы он плакал. Ни когда на его руках умер предыдущий капитан, что был ему чуть ли не отцом, ни когда один за одним умирали его друзья, знакомые, подчинённые. Просто пустой, усталый взгляд, устремлённый куда вдаль, на тысячи ярдов, в непроглядную толщу воды.
В лазарете он нем словно рыба, просто лежит, ждёт когда раны мало-мальски затянутся, а когда это происходит — просто встаёт и идёт в свою комнату заполнять документы по прошедшей миссии, по переводу в другие эшелоны или же вовсе уход на гражданку. И он пишет, прерываясь на сон лишь тогда, когда это становится необходимостью, когда рука отказывается выводить буквы самым, что ни на есть, элементарным почерком, когда усилия для поднятия век, сравнимы с поднятием собственного якоря. Но сон не может похвастаться своей продолжительностью, ведь она еле доходит до пары часов, после которых Ульпиан опять берёт ручку в руку.
И если бы только усталость мешала ему прожигать время на бумажную волокиту, но нет, его донимает ещё и боль. Боль от тех костей, что ещё не успели срастись, от тех органов, что не отошли от боёв, от всего тела, что забыло значение слова “отдых”… От тех воспоминаний, которые неприятной тяжестью ютятся в сердце.
Не хочет видеть его взгляд на себе. Потому просто тихо, открывает дверь, мышью прошмыгивая в комнату.
Пустая, с серо-синими стенами, с одинокой кроватью, около которой тумбочка, которая стоит здесь просто как часть стандартного интерьера комнаты охотника. А ещё есть деревянный стол, с настольной лампой, которая прямо сейчас освещает заполняемые Ульпианом документы. Видимо он не заметил, как Скади вошла, поэтому у неё есть время, чтобы просто понаблюдать.
Чтобы заметить то, что сейчас его маска приспущена на подбородок, а вместе с этим на краю стола лежит белый платок, с красными пятнами. Не успела Скади задаться вопросом “зачем это здесь”, — как Ульпиан взял его и прокашлялся, оставляя на ткани свежую кровь. В груди что-то неприятно сжалось, сдавливая и лишая возможности дышать. К губам уже подступили слова извинений, однако она ничего не сказала, вспоминая те дюжины ситуаций, когда она извинялась за неосмотрительность, беспечность, за всё на свете, из-за чего капитану приходилось спасать её шкуру. Только вот он всегда отвечал одно по одному:
***
Капитан еле стоит, опираясь на собственный якорь, от него исходят небольшие алые “облачка”, а само тело словно старый механизм, который еле поднимается на вдохе и резко опускается на выдохе, неспособное держать собственную тяжесть. А в это время, словно бешенный, морерождённый мощно ударяя лапами о дно несётся на Скади, разинув свою уродливую пасть, полную кривых, острых и загнутых зубов. Если сможет укусить, то мигом вырвет кусман плоти. «Как же не вовремя эта тварь вылезла», пронеслось в голове охотницы, уставшей после затяжного боя, которому предшествовало несколько бессонных ночей. Меч еле поддавался, а потому единственным вариантом оставался чёртов рукопашный бой. Вдох и выдох, символизирующие готовность терпеть боль. Другие охотники заняты добиванием собственных противников либо же удивлены взявшейся из ниоткуда твари. Ещё секунда и придётся нанести удар. Однако удар приходится по плечу Ульпиана, которое неприятно похрустывает, в ответ на попадание. Следом слышно ещё несколько хрустов вместе с ударом чего-то оземь, отчего поднялось небольшое облако пыли, медленно оседающее обратно. Трезвости придаёт звук, с которым обычно нечто острое входит в плоть, ломая кости. И только после этого слышится ещё один удар, увеличивающий облако, скрывающее капитана. Воспоминания последней миссии вновь всплыли в памяти Скади. Довольно забавно, что это произошло именно перед дверью в комнату её защитника, который, как не прошло и недели, вновь вернулся к своей работе. Совершенно не думая ни о своих ранах, особенно о тех нескольких, полученных от острых, как бритва, когтей, вошедших глубоко в грудь, ломая рёбра и повреждая лёгкие; ни о чувстве вины той, кого он защитил… Она хочет постучаться, и даже заносит для этого руку, только вот не решается. Не хочет привлекать его внимание, не хочет отвлекать от работы…— Не извиняйся… — всегда делая паузу, немного хмурясь, но не от злости, а пытаясь скрыть какую-то эмоцию. Но затем продолжал, — Просто ситуация так сложилась… Просто не повезло. Иди отдохни, «Косатка».
И Скади пыталась намотать это на ус, вбить себе это нравоучение от капитана в голову, только видя, как холодно к нему относятся собственные подчинённые и члены других эшелонов. И как пренебрежительно его воспринимают всякие элитарные крысы, желающие найти среди охотников послушную и красивую сторожевую псину. Она не могла сделать это, не могла принять как должное то, что ему приходится терпеть предназначенную кому-то другому боль. Она смотрит на его спину, слегка сгорбленную, ведь сейчас он думает, что в комнате один, и ему не нужно держать её прямо, не нужно держать весь тот напыщенный фасад жестокого сержанта Рока, не нужно поддерживать около себя ту гнетущую, даже самого себя, атмосферу. Можно просто отдохнуть. И с последним Скади была в корне не согласна. Отдыхать нужно по нормальному, по-человечески, а не как это делает её капитан. Пересиливая себя, она делает тихий шаг, вдыхая через силу. За ним ещё один и ещё, пока не оказывается практически вплотную к Ульпиану. На мгновение кажется, что на плотно прилегающей водолазке можно разглядеть шрамы, которые она должна скрывать. В мозг бьёт подсознательное желание потрогать их, которое Скади не успевает прервать, прикасаясь к спине капитана. Плавно ведёт ладонью вдоль лопатки, попутно осознавая, что она сейчас делает. Из-за этого на щеках появляется лёгкий румянец, а всё тело сковывает от смущения, стыда и страха, которые смешиваются где-то в животе. Ульпиан реагирует спокойной. Он уже понял, кто позади, и потому плавно поворачивает голову, смотря в прекрасные алые рубины глаз своей подчинённой. На секунду боль становится легче, на секунду он не чувствует той усталости. Однако сразу после всё возвращается, принуждая к вопросу: — Что ты здесь забыла? Сейчас уже… — заминка. Он не знает сколько сейчас времени. — Поздно, — отвечает на незаконченный вопрос, пытаясь свести смущение на нет. — В… — замолкает на полуслове, выжидает пару секунд, что-то обдумывая. — Тебе тоже нужен отдых. Документы могут подождать и до утра, — в голосе неуверенность, а также страх. Страх того, что неформальной речью перешла какую-то незримую черту. — Мне не трудно заполнить их сейчас, — однако по голосу так не скажешь: чувствуется, что приходится прикладывать усилия, чтобы имитировать свой обычный тон. То же самое и с ручкой, которую он держит до белых костяшек, боясь, что Скади всё поймёт, стоит ему уронить ручку. — Почему ты всегда врёшь? — он замирает, а она отводит взгляд. Неприятно припирать его к стенке, вскрывать то, что он так отчаянно пытался утаить ото всех. Однако других путей у неё не имеется и потому она продолжает давить. — Что не день — ты словно вчера помер. Ходишь с этим извечно понурым взглядом, ешь как аквариумная рыба, а на миссиях всё становится лишь хуже, — голос подрагивает, а взгляд концентрируется на чём угодно, только не на капитане. — Сражаешься — один, получаешься серьезные раны — один ты. Защищая других — подставляешься сам. Глаза влажные, вот-вот и пойдут слёзы, и Ульпиан видит это. Закусывает губу, пытаясь принять решение. Может вновь оттолкнуть её, может вновь надеть эту грубую маску и выпроводить её из комнаты, а может поступить эгоистично, может отказаться от всего, что так пытался выстроить, от помощи ей не упасть в ту же бездну отчаяния, что и он.***
У Скади ещё есть шанс на нормальную жизнь после службы, в отличие от него. Того, для кого обычная жизнь более не имеет смысла, для того, кто живёт лишь на поле боя, когда убивает морерождённых, когда они рвут его тело на части. Он не полюбил и не привык к боли, однако её ощущение символизирует, что он ещё жив. Хотя в глубине души он понимал, что это не жизнь, понимал, что у него нет ни одного пути, который вёл бы его к счастью. Только лишь к смерти. «Ведь не может такой как я быть счастлив», так он говорит себе после осознания, что на гражданке его будет ждать извечная скука и паранойя, что нормальной жизни ему не видать как и своих ушей. А всё из-за того, что он не успел вовремя вдарить по тормозам. Тратил сутки напролёт, оттачивая свои навыки, развивая выносливость и прочее. Делал всё, чтобы лучше, эффективнее и безжалостнее убивать морерождённых. Предыдущий капитан пытался ему помочь, взяв его в ученики. Пытался сделать из него вновь человека, отвлекал от излишних тренировок, разговаривая на отвлечённые темы, пытаясь показать, что вот, есть же чем заняться помимо убийства морских тварей, чем-то, что не станет для него проклятьем. Только вот, капитан не успел вытащить Ульпиана из этой ямы, умерев на очередной миссии. Последним подарком было лишь то, что Ульпиана назначили на пост следующего капитана.***
— Хорошо, — выбор был сделан. — Займусь бумагами завтра, можешь идти в свою комнату, — ручка ударилась об стол, на который ему пришлось опереться, чтобы элементарно встать. Отсутствие полноценного сна даёт о себе знать слишком заметно. Скади на мгновение стоит в недоумении, ведь ожидала, что придётся потратить намного больше времени на уговоры, но нет. Вот, он встаёт по своей воле. На лице проступает лёгкая улыбка, а слёзы оказываются смахнуты лёгким движением руки. Но даже не успев выпрямиться Ульпиан как начинает истошно откашливать застоявшуюся в лёгких кровь, которая теперь оседала ему на руку. Кашель грубый, раздирающий глотку и отдающий сильной болью в груди. Скади за это время уже взяла его платок, ожидая, когда можно будет вытереть. Окончание чувствуется приятно, хотя бы за счёт того, что это прекратилось. А ещё из-за заботы со стороны Скади, которая так бережно вытирала кровь с руки и около рта. Это даже мило. Было бы ещё милей, если бы его ноги держали бы его, но истощение от ран и недосыпа дали знать о себе очень вовремя. Скади успевает подхватить падающего Ульпиана за грудь, отчего он начинает шипеть, чувствуя, как вновь заныли раны. Она кидает поспешное “прости”, пятясь и ведя его в сторону кровати. Со стороны, небось это выглядит словно Скади перетаскивает какой-то полностью чёрный шкаф, за исключением серебристой макушки. От подобного сравнения она непроизвольно усмехнулась. До кровати ещё несколько шагов и придётся как-то карячиться, чтобы усадить его нормально, однако об этом можно подумать потом. После того как запомнит какого это — нести капитана. Точнее поддерживать его. И это… Это приятно: его грудь не каменная, в какой-то степени мягкая, упругая, пускай и легко придавливается до рёбер, издающих слабый звук при надавливании. В нос бьёт кровь, но не застоявшаяся, а новая. Наверное, та, что выступила из вновь открывшихся ран из-за того падения. Придётся менять бинты, под которыми раны, что предназначены ей. По спине пробегает холодок, отвлекающий от мыслей. Теперь слух улавливает тяжёлое дыхание Ульпиана, приправленное хрипотцой. Юркнув ему под бок, Скади стала помогать капитану плавно сесть. После посадки он мог наконец спокойно вздохнуть, продолжая держать себя в сознании с крайне большими усилиями, которых понадобится ещё немного сверху, чтобы снять водолазку и дождаться пока Скади уберёт бинты. Усевшись поудобнее, Ульпиан взялся правой рукой за нижнюю часть одежды слева, а левой, соответственно, справа. Начав поднимать её, оголяя перед стоящей напротив Скади, свой торс, укутанный бинтами, которые то тут, то там имели красные пятна. Полностью снять, конечно, не получилось, так что Скади пришлось ещё и помогать, также снимая маску. Теперь пришло время бинтов. А прежде чем его снимать — нужно разобраться с узлом. Для первой попытки сгодились и ногти, а не ножницы, о которых можно было бы поинтересоваться у человека напротив. Но Скади не ищет лёгких путей. По крайней мере не сейчас. Итогом становится то, что поддеть нужное ей так и не выходит, так ещё и как соль на рану Ульпиан решает поинтересоваться: — Может ножницами? — Ха-а… — протяжно выдыхает она, понимая насколько же это было глупо не поинтересоваться ножницами. — Они же в тумбочке? — ответом служит усталый кивок. Ножницы найдены, а это значит, что пришло время для второй попытки. Ткань спокойно поддаётся, словно она режет не нечто плотное, а ту же вату, легко поддающуюся лезвиям. Осталось просто распутать. Первый виток, второй и последующие. Бинт отставал легко, всё больше и больше оголяя слабо кровоточащие ранения. Однако помимо них Скади также может рассмотреть его торс без чего-то лишнего. Заметный пресс, хороший рельеф грудных мышц, трапециевидные. Картина, которой можно наслаждаться вечно. Только в голове возникает вопрос: она же частенько видела голый торс других охотников, у некоторых был схожий, иногда лишь немного уступающий Ульпиану, но никаких эмоций у неё это не вызывало. Просто торс, просто кожа. Но у Ульпиана иначе. Его тело выглядит притягательным, манящим уткнуться в грудь, обхватить руками в объятии, поцеловать в шею, может даже укусить, узнать насколько далеко он позволит зайти. А потом… На это мысли Скади возвращается в реальность, ловя на себе вопросительный взгляд капитана. В руках уже есть новый рулон бинта. Принимается перебинтовывать, вставая коленом на кровать для большего удобства. Для начала отмеряет около метра и перебрасывает через плечо и затем только приступает к перебинтовыванию, начиная с уровня нижней пары рёбер и постепенно поднимаясь всё выше, понемногу скрывая раны, полученные на недавней миссии. Делая это, Скади становится немного легче от осознания того, что она хотя бы так заглаживает свою вину перед ним. Во время процесса он просто закрыл глаза, чтобы тратить меньше из того небольшого запаса оставшихся сил. А когда всё кончилось — веки не хотели размыкаться. Было лишь желание просто лечь спать. В этом оперативно помогла Скади, разместившая подушку так, чтобы было удобно ложиться из сидячего положения. — Тебе тоже нужно поспать, Скади, — последнее, что успел сказать Ульпиан, прежде чем уснуть. — Обязательно, — ответ был украшен лёгкой улыбкой, которую, впрочем он не увидит. В комнате повисла тишина. Капитан уже легко сопит, а до Скади медленно начинает доходить то, что она добилась того, чего хотела: дала Ульпиану время передохнуть, выдернула с этого пути саморазрушения, но надолго ли? Чёрт его знает. Она ведь ожидала провал и в этот раз. Взгляд невольно падает на торс Ульпиана, на кожу, не скрытую бинтами, на руки. На них так много шрамов различных форм и размеров: одни от клыков, другие когтей, которые входили под разными углами, были разных диаметров и разной остроты. Его тело словно летопись, в которой словами выступают шрамы, и Скади бы отдала многое за возможность их понять. Она встаёт коленями на кровать так, что Ульпиан находится между её ног. Сейчас ей доступно лишь водить пальцами по грубой, закалённой в боях, коже и шрамам, что лишь немного мягче, настолько немного, что это даже незаметно на первый взгляд. И второй тоже. Это совершенно незаметно, просто Скади помнит, что в какой-то книге, которую она читала в детстве, говорилось, что рубцы мягче окружающей их кожи, но подтвердить этого она сейчас не может. Проводит рукой по бинтам. Белым, чистым, продолжающим впитывать сочащуюся из ран алую жидкость. Гладит там, где находятся раны. В груди вновь формируется комок сожаления, тянущий её вниз. И пока Ульпиан не видит она может спокойно поддаться этому чувству. Ей жаль, и с этом сожалением она целует рану на груди. Отклика никакого, оно и не удивительного: это ведь ткань. Но на душе становится немного легче. Она делает так ещё несколько раз, иногда переходит на кожу, которую так приятно целовать, но и её мало. Тогда Скади отстраняется, вновь осматривая спящего капитана.— Пожалуйста, — голос тихий-тихий и столь же жалобный, — Перестань ломать себя, — Скади склоняется к губам Ульпиана, — Я не хочу однажды увидеть как ты умираешь, захлёбываясь собственной кровью, — окончанием фразы становится лёгкий поцелуй в губы.
