Hurts like hell

      Девушка, от которой пахло вишней, всегда притягивала внимание окружающих к себе. Где бы она ни находилась, со всеми могла найти общий язык без особых проблем. Даже с особенно замкнутыми и вечно опасающимися, она легко общалась. Казалось, что подобных ей в природе больше не существует. Она была единственной и неповторимой.       Правда, лишь единицы знали то, насколько тяжело ей было в детстве вырабатывать в себе привычку разговаривать даже тогда, когда не хотелось и рта открывать. В такие моменты ей казалось, что она говорила не своим собственным голосом — это был кто-то другой. Но не она.       Можно было по пальцам пересчитать людей, знавших о том, насколько тяжело ей было погружаться во многие сферы жизни, чтобы в будущем вести диалоги. Они знали то, насколько ужасно она себя ощущала тогда, когда приходилось зазубривать информацию, понимать и принимать ее в своей голове, даже если она казалась иррациональной. И также они видели то, насколько молчалива она наедине с ними.       Девушка, от которой пахло вишней, всегда выглядела идеально — веснушки, так прекрасно смотревшиеся на ее щеках, притягивали взгляды; волосы, идеальной волной ниспадавшие на плечи, ярко переливались на солнце непонятным оттенком. Но от этого хуже не становилось, вовсе нет. Наоборот хотелось узнать и понять: что же за оттенок такой непонятный?       Казалось, что и одета она была словно с иголочки: будто сошедшая с обложек модных журналов, девушка, от которой пахло вишней, всегда была в чистой и выглаженной одежде. Никто и никогда не замечал ее в потертых брюках и растянувшихся футболках.       Кроме, опять же, единиц. Только они знали, насколько сильно ей были ненавистны долгие сборы и приготовления к выходу в свет. Только они были в курсе, насколько ей было больно в детстве, когда родители ругались даже на крохотное пятнышко на платьях от грязи, в которой та любила возиться по малолетству.       Девушка, от которой пахло вишней, всегда улыбалась. Ровный ряд ее зубов и растянутые губы казались до ужаса обворожительными. Хотелось ради этой улыбки свернуть целые горы, подарить мир. И каждый, кто хоть раз видел ее, думал, что находится под чарами. Это было нечто большее, чем магия. Скорее природный шарм и обаяние наряду с миловидной внешностью.       А ее прищуренные глаза в моменты улыбки казались еще более яркими, ведь в них отражались все звезды этого мира и еще что-то неизведанное, схожее с чудом. Они переливались на солнце, издалека виднелись небольшие вкрапления других оттенков, что казалось очаровательным. Именно эти глаза можно было назвать жаркими. От них лихорадило, в них хотелось смотреть, и от них появлялась некая зависимость, в виде необходимости продолжать наблюдениe.       И лишь единицы видели их потухшими, стеклянными и полными слез. Тогда и им хотелось плакать, ведь до боли в груди разбитая девушка передавала всем окружающим свое моральное состояние. Лишь единицы знали причину того, почему до этого бывшие яркими глаза, вмиг стали застывшими и усталыми.       Девушка, от которой пахло вишней, всегда крепко держалась. Она позиционировала себя как человека морально сильного, способного на абсолютно любые поступки. И она всегда стремилась передать даже капельку своей силы окружающим, если видела удрученность.       Правда однажды… она не выдержала…       Все многолетние старания полетели в стену. Они гулко разбились, словно стекло, оставляя за собой и без того хрупкую крошку, которую можно было растереть меж пальцев. И лишь эхо ее криков, до сих пор стоящих в комнате, невозможно было вывести никогда. Плотно въевшись в пространство, воздух продолжал быть густым и тяжелым настолько, что не хотелось дышать.       И девушка, от которой пахло вишней, в один момент перестала совершать глубокие вдохи. Ее грудь оставалась неподвижной, а сердце, до этого бившееся так гулко и громко, просто затихло.       Девушка, от которой пахло вишней, слишком неправильно смотрелась в собственном гробу. Слишком неправильно было закапывать ее под землю. И слишком неправильно было продолжать чувствовать тот самый аромат ее духов, даже после смерти.