Контракт с собой

— У тебя ко мне определенная претензия или же стараешься подловить меня на ошибке? — спросил заметно подурневший от тюремных стен Владимир Разумовский. Он наклонил слегка поседевшую голову и неспешно осмотрел дочь, которая старательно изучала бумаги на столе. — Хахаль твой? — дополнил отец, и Майя моментально подняла глаза, выронив ручку из тонких пальцев. Она проследила за тем, как взгляд его устремился к небольшому квадрату стекла, через которое он видел Пчёлкина, о чем-то мирно беседующего с ментом. Майя подняла бровь, а после вновь вернула всё своё внимание к отцу. — Не слезай с темы, — ответила она и повернула бумагу лицом от себя.       Майя не сводила с отца глаз. Она смотрела на него с болью, отрешённостью и какой-то особенной нежностью. Последняя мешала ей оценивать происходящее не через призму экрана. Она видела, как очернилась новыми морщинами кожа на лбу, а губы потускнели и потрескались, отделив челюсть от ярких голубых глаз, болезненно выглядевших на их фоне. Маленькие седые волоски заметно выделялись на фоне темных волос, оттеняя брови. — Слезают, доченька, с иглы.       Закатив глаз, Майя тяжело вздохнула. В очередной раз она поняла, что за двадцать лет не смогла донести до отца одну простую вещь — критика из его уст всегда ранит её больше всего.       Нервно закусив губу, Майя проглотила замечание и попыталась вернуться к делу. В папке, лежащей перед ней, находилась вся найденная Сетевым информация. Потребовалось несколько дней, чтобы раскопать скрытое и столько же, чтобы структурировать его и прийти к единому мнению, которое устроило не только её, но и друзей.       Майя не спала сутки перед долгожданной встречей, разбирала найденные документы и сшивала их в одну большую книгу, которую она выучила почти наизусть. Буманский, отец, девичья фамилия матери — все смешалось в единую систему, и найти в ней нужное было в разы сложнее, чем просто предъявить обвинения. Нет ничего хуже, чем жить в бесконечном круговороте вранья. — Буманский Андрей Федорович, — начала Майя, сквозь зубы цедя имя её недавнего гостя. Она исподлобья посмотрела на отца. — Я ему всё отдал, — Владимир не подумал ни секунды.       Майя шумно стукнула ладонями по столу и поднялась со стула. Она прислонилась спиной к стене и свысока посмотрела на отца, словно так могла докопаться до правды. Неподъемный шум в висках не позволял сконцентрироваться на одной лишь мысли, и Майя ловила их по своему разуму, изучала каждую крупицу и собирала воедино, лишь бы не упустить ни одной детали. — Буманский стрелял в меня, — коротко произнесла Майя. Она наблюдала за тем, как межбровка медленно сошлась к центру и оставила след на лбу у мужчины. — Хожу по краю, понимаешь? А ты мне не можешь сказать правду.       Майя утрировала собственные слова, но ноющая боль от острой пули никуда не ушла. Она осталась ей напоминанием о том, что медленными, но точными шагами заходит все дальше, и выбраться из этого будет с каждым днём сложнее. В один из вечеров Витя прочитал ей долгую, совершенно неинтересную, по меркам Майи, лекцию о том, что жизнь одна и необходимо следить за ней тщательнее, но, если говорить совсем честно, Разумовской было странно слышать подобное от человека, который уже давно переступил черту.

На опыте — да, но какой ценой он достается.

— Он приходил к тебе? — глаза Разумовского значительно округлились, став похожими на пять рублей, и Майя согласно кивнула головой. — Исключительно глупый вопрос.       Владимир заметно занервничал. Скованными руками попытался проделать некую дрожь, только вышла она у него отнюдь не по системе Станиславского. Разумовский выдохнул, опустил голову и молча просидел несколько минут, а после решил разговориться. — Долг был в пять миллионов, — начал он, кусая губы. — Прибыль моя от его сотрудничества была, естественно, невелика, но хватило, чтобы разобраться. — Отдал ты ему сколько? — прервала его Майя, видя, как отец бегает глазами. — Около трёх. — Где два миллиона?       Тон Разумовской в момент стал металлическим, и от его звука Владимир заерзал, вцепившись спиной в стул. Он видел, как Майя медленно подошла к столу и облокатилась на него, а костяшки её пальцев постепенно побелели от напряжения. Владимир Разумовский видел свою дочь такой только один раз в жизни. Тогда она пришла к нему в офис и точно также смотрела на него, шумно дыша и рассказывая о том, что её предал молодой человек. В тот же вечер она сообщила ему, что уезжает в Москву без обратного билета.

«Я не собираюсь жить в городе, где могу встретить его, просто выйдя из подъезда»

       — Где два миллиона, пап? — чуть мягче спросила она, но губы упорно выдавали злость. Майя старалась не показывать собственную уязвимость. — Пойми, у меня есть на него вся информация, только она нихрена не помогает. — Не выражайся, — не задумавшись ни на минуту, ответил отец и замолчал. Владимир старательно отнекивался от мыслей в собственной голове.       Майя возмущенно отошла от стола и коснулась ладонью стены, мягко положив на неё голову. Она слегка прикрыла глаза и надеялась, что сможет закончить этот разговор, добившись хоть какой-то информации. — Связалась с какими-то отбросами, понабралась всякого, — продолжил Разумовский, и Майя зло фыркнула. — Вот ни слова больше, — резко прервала его Майя, и взгляд её приобрел особенно осуждающее выражение.       Внутри сердце билось от неминуемого предательства, и Майя вырисовывала в собственных глазах тонкую ниточку, которую режет острыми ножницами и выводит за пределы несчастной комнаты. Четыре стены ломали, давили и слишком сильно наседали на хрупкие плечи, вынуждая Майю громко вздыхать.       Собравшись с силами, Майя вздернула подборок и спрятала хрусталики в зелёных глазах. Она неторопливо махнула головой и произнесла: — Неужели ты не понимаешь, что по документам я обязана выплатить ему недостающую сумму? Она не с неба взята, пап, она прописана на бумаге и скреплена печатью и твоей подписью. Подделать будет невозможно, я не хочу заниматься мошенничеством, но ещё больше не хочу умирать. — Денег нет, пойми. — Хорошо, значит поговорим на твоём языке.       Громко вздохнув, Майя впилась взглядом в отца. — Я знаю, что есть счёт, — ещё громче сказала Майя, и отец моментально приложил указательный палец к губам, наклонившись к столу. — Счёт, о котором не знает никто. — И как же ты о нём узнала? — испуганно спросил Разумовский. «Узнаю породу», — произнес он внутри себя, когда Майя буквально выбросила в него листок из большой стопки. — Это имеет значение? — Сетевой нарыл? — Я смотрю, — Майя усмехнулась. — Тебе он все никак не даёт покоя.       Илья и Майя дружили уже много лет, и каждый из них видел друг в друге исключительно товарища, с которым до конца дней можно разделить счастье и боль. Единственное, что им мешало, — мнение родителей. Мать и отец Ильи упорно считали, что Разумовская с ним только из-за наследства, которое с малолетства было отписано на его имя. Разумовский же считал, что Илья мечтает воспользоваться его дочерью, поэтому так настойчиво приходит к ним в дом и помогает ей с домашней работой. Сколько не вейся верёвочке, конец все равно настанет, поэтому даже абсурдные мысли родителей разбились в дребезги, как только Сетевой привел в дом милую девушку и представил её своей дамой сердца.       Поступив в Москву, Илья решил не говорить родителям, что с девушкой покончено и их роман оказался банальной подростковой историей с печальным концом, а Майя была единственным человеком, которая не только его поддержала, но и утешила в тяжёлый период. Об этом они узнали когда через месяц перебрались в столицу и сняли дом недалеко от коттеджа Разумовских. — Предугадаю последующие вопросы, папа, — добавила Майя и грустно вдохнула. — Нет, не он навел на тебя ментов. Нет, он не пришел не по причине нашей ссоры. И нет, мы не трахались, — Майя подняла подбородок. — Последний пункт тебя интересует больше остальных, я знаю. — Я никогда такого не говорил. — У тебя очень болтливая уволенная секретарша.       Майя видела, как он нервничал. Как вдыхал воздух, кусал нижнюю губу и пытался дотянуться пальцами до запястий, чтобы погладить, но девушка знала, что такой милости ему здесь не окажут. Майя и сама пыталась понять, как из папиной, пусть и холодной дочери, превратилась в ту, что дала против него показания и совершенно без чувства вины наблюдает за тем, как отец копается в механизме наручников. Но, как только она вспоминала, за что он сел, мысли постепенно улетучивались. Единственное, чего она не знала, кого убил её отец, и она планировала это выяснить. Правда, не сейчас и не в подобном диалоге. — Вернёмся к счёту. Какой пароль, папа? — холодно произнесла она. — День рождения не подходит, проверяла. — Я в любом случае его узнаю, но будет лучше, если правду скажешь ты. В конечном итоге, я, как никак, доверяю тебе. — А я уж думал, ты со своими новыми друзьями отказалась от семьи. — Мы не будем это обсуждать. — Ладно, уже скрывать нечего, — Владимир приблизился к дочери через стол, насколько было возможно, и поманил её пальцем, что-то шепнув ей на ухо. — Запомнила? — спросил он, и взгляд напротив смилостивился. — Если ты мне солгал, я вернусь с тем же вопросом. Тебя в тюрьме Буманский не достанет, а вот меня в твоём офисе — на раз-два.       Майя неторопливо встала, параллельно сложив бумаги на столе, и подмигнула отцу, когда направилась к двери. — Ты прости меня, — услышала она спиной, и на секунду остановилась. Внутри Майя колебалась между тем, чтобы уйти, не сказав ни слова, и повернуться, приняв извинения, но они были слишком похожи для второго варианта. Опустив голову вниз, Майя недолго подумала, а после захлопнула дверь. — Узнала? — с интересом спросил Пчёлкин и забрал из рук бумаги, когда Майя появилась на горизонте. — Даже то, что не хотела. Спасибо Вам за встречу, — обратилась она к молодому человеку рядом с Пчёлкиным. Звёзды на его погонах двоились в глазах, поэтому Майя не рискнула называть его звание, чтобы не попасть в просак. — Выход точно найдете? — спросил молодой человек, челка которого была коротко пострижена и уложена слоем лака. На вид ему было двадцать пять лет. — С ней не заблудишься, — Пчёлкин усмехнулся и махнул парню рукой, а после аккуратно взял Майю за талию. Он видел, как она часто моргала и пыталась избавиться от белой пелены на глазах. — О чем говорили? — вопрос Майи прозвучал так, будто был задан от безысходности и желания заполнить тишину. Исключительная точность бессилия сегодняшнего дня вынуждала её бросаться на лёгкое, почти невесомое состояние, которое оставляло мозг в состоянии желаемого. — Да так, рассказывал, как недавно украли магнитофон на рынке, а его отправили разбираться с этим, — Витя улыбнулся. — Ты запомнил его фамилию? — спросила Майя и остановилась. — Это ты к чему? — Витя непонимающе тряхнул головой и посмотрел на Разумовскую своими голубыми глазами, — Андреев. — Пригодится нам ещё. — Ты в порядке? — Витя заметил, как Майя остро взглянула на него, и хрусталики в её глазах медленно скатились по накрашенным ресницам. — Никак не привыкну к тому, во что превратилась моя жизнь.       Остановившись, Майя забросила свои руки Пчёлкину за шею и слегка приблизилась к его лицу. Она на секунду прикрыла глаза, и Витя заметил, как её ресницы мгновенно дрогнули, а после распахнули взгляд зелёных глаз, выпустив наружу демона. — И кем же ты представился? — спросила она и почувствовала, как его пальцы сжали талию под пальто. Слегка поднявшись на цыпочки, Майя сровнялась с глазами Пчёлкина и не отводила собственных. — Финансистом, жене которого необходима помощь старого друга, — Витя оставил короткий поцелуй на её щеке. — Удобно, когда ты без каблуков, ты ниже меня.       На мгновение Майя улыбнулась. — Хочешь себе дюймовочку?       Витя задумался и поднял глаза вверх, будто действительно собирался искать ответ на этот вопрос. Майя несильно коснулась его плеча кулачком и ровно встала на пол, издав редкий смешок. — Он же не начнет копать? — в голос вернулся скептицизм. — Если только огород на его даче, всю плешь проел своими помидорами, которые закрутил.       Громко засмеявшись, Майя вновь взяла Пчёлкина под руку и попыталась как можно быстрее покинуть пределы тяготивших взгляд коридоров. С каждым шагом внутри клетки она видела, как собственная радужка сливается с тусклым зелёным цветом, безынтересно раскрашенному по всему зданию. Шумные голоса из соседних камер мешались с привкусом диалога с отцом, и Майе хотелось смыть его с себя настолько сильно, что она была готова прямо сейчас содрать с себя кожу, лишь бы не ощущать на теле присутствия непроходящей боли.       С Витей они шли молча, не прерывая музыку шумящих коридоров. Майя медленно падала в приходящие мысли и настолько углублялась в них с каждым шагом, что не заметила, как начальник одного из кабинетов помог им выйти на улицу и покинуть зелень несчастного здания. В её голове оставались тонкие воспоминания того, как она стучала каблуками по холодному полу и ловила эхо.       Как только они покинули пределы душных коридоров, Майя свободно вдохнула свежий воздух и вальяжно прошла к машине. Витя заботливо помог усесться на пассажирское сиденье и захлопнул дверь, обходя автомобиль. Как только Пчёлкин оказался внутри, Майя особенно по-доброму взглянула на него, когда тот повернул ключ, и мотор завелся. — Я договорился о ещё одном свидании с отцом через две недели, — произнес он, и Майя окончательно вернулась из своих мыслей.       Молча кивнув, она открыла зеркальце и слегка подправила подтекшую тушь одним движением пальца. Повернувшись к Вите, Майя было планировала открыть рот и высказать исключительно выдуманную мысль, но ком в горле запретил ей пытаться произнести хоть что-то. — Ты никогда не думал, — начала она, покашлявшись. — Что можешь оказаться по ту сторону решетки? — голос Майи звучал как никогда уверенно. Застегнув ремень безопасности, она увидела, как Витя слегка стукнул большим пальцем по рулю и схватил левой рукой его кожаную обивку. Она не знала, занервничал ли он, но точно поняла, что вопрос ввел Пчёлкина в заблуждение. — Оказаться по ту сторону жизни в разы страшнее, — ответил он и повернулся к ней, уставившись прямо в глаза. — Нам ещё туда рано, — улыбнулся он и подмигнул ей. — Ладно, к черту всё, — сказала Майя и откинулась на спинку сиденья. — Покатай меня по городу, — произнесла она задорно и сложила руки в мольбе. — У меня есть предложение получше… — Витя планировал продолжить, но его взгляд приковала серая ворона, черный клюв которой стучал в воздухе, будто по стеклу. Вцепившись взглядом в птицу, оба видели, как она перебирала лапами по капоту и бесцеремонно перемещалась в разные стороны. Медленно схватив руку Пчёлкина, Майя сжала ткань его плаща и постаралась не издавать ни единого звука. — Где-то слышала, что вороны агрессивны к людям, — произнесла она и сглотнула. — Не агрессивнее человека, — буркнул Витя и аккуратно открыл дверь.       Выглянув из машины, он сделал шаг в сторону капота и громко хлопнул в ладони, от чего птица гаркнула и раскрыла крылья, спрыгнув с машины в сторону Майи. Хлопая по асфальту маленькими лапами, ворона постепенно отдалалясь от машины, пока и вовсе не скрылась за колесом соседней копейки. — Испугалась? — с усмешкой спросил Витя и увидел, как глаза Разумовской в миг округлились. — Каждый день птицу вижу прям около собственных глаз. — Но даже птица не помешает нам сегодня провести время вместе. — Это что, намек на свидание? — Майя ярко заулыбалась и в голове перебрала собственные платья. Приблизившись к Вите, она оставила лёгкий поцелуй на его щеке и провела пальцем, чтобы убрать излишки отпечатавшейся помады. — Надо же наверстать то, что пошло не по плану. Возможно, ещё через пару свиданий возьму твой номер, а уже потом, — Витя протянул последнее слово и засмеялся, — дабы не терять авторитет, спрошу имя.

***

— Невероятно.       Голос Вити, изрядно замёрзший на декабрьском морозе, завороженно смотрел на то, как Майя медленной, отчасти вальяжной походкой выходила из больших деревянных дверей дома и здоровалась с ним яркой улыбкой, которую она не могла скрыть. Её чёрное пальто было туго завязано широким поясом на тонкой талии, и Витя видел, как его края изредка задирались от сильного ветра, оголяя стройную ногу, слишком маняще выглядывающую сквозь высокий разрез голубой юбки. — Краткий комплимент — брат таланта, Виктор Павлович, — произнесла Майя, улыбаясь и подавая руку Вите, который мягко взял её в собственную ладонь и по-джентельменски поцеловал. — Ты лишила меня дара речи.        Витя не знал, какими словами мог бы описать чувства, бушующие в нем, но как только Майя поднимала на него глаза и по-детски улыбалась, рассказывая о делах за день или исторических фактах, в его голове улетучивались другие мысли, оставляя пространство чему-то более живому, настоящему, и ему Пчёлкин никак не мог найти объяснение.       Решив не отвечать, Разумовская невинно хлопнула глазами и последовала за Витей, галантно открывшим ей дверь машины. Он помог ей аккуратно сесть, не испачкав края одежды. Как только Пчёлкин сам оказался в машине, он тут же потянулся к щеке Разумовской, но она закрыла ее собственной ладонью и повела пальцем. — Все поцелуи после свидания, — сказала она и широко улыбнулась. — Желание женщины — закон. — Надеюсь, у тебя есть что-то из музыки? — Пчёлкин незнающе пожал плечами, и Майя залезла в бардачок. Несколько бумаг, никому, по всей видимости, ненужных, закрывали стопку кассет, на которых не было бумажек с обложками и названиями песен. — Куда ты дел опознавательные знаки? — Они подписаны рукой, — Витя взял первую попавшуюся кассету и открыл её. Черным маркером на маленькой белой бумаге было написано «Чайф». — Ах, вот в чем дело, — сказала Майя и улыбнулась, когда глаза её упали на небрежный почерк. Посмотрев несколько кассет с разными жанрами и названиями, она выбрала единственную и поставила её, заранее сделав громче. — Так и знал, что её выберешь, — добавил Пчёлкин, когда музыка заполнила салон. — Подсмотрел название у тебя на полках. — В следователя играешь, значит? — Майя открыла бардачок в поисках бумажки, на которой обычно печатают список песен. В очередной раз попытка сделать кассету известной не удалась. — Подмечаю детали. Да и сложно не заметить «Агату Кристи» в твоём доме.       В голове Пчёлкина всплыл рассказ Майи о том, как она покупала кассеты группы в нескольких экземплярах, чтобы потом спрятать в разных частях дома и включать в любой комнате. Но самая первая кассета бережно лежала в её сумочке даже в те моменты, когда магнитофона не было рядом. — Зачтено.

***

      За окном в очередной раз сменилась зимняя Московская погода. От холодного сильного ветра не осталось и следа, и за ужином Майя частично наблюдала за тем, как снежинки медленно падали на землю и оставляли белоснежный след на машинах у парковки. Вместе со снегом перед глазами Разумовской разыгрывались истории в чужих жизнях, которые невольно приковывали её внимание. Она видела, как толстый мужчина лет сорока трёх с золотой цепью на оголенной шее вышел из машины под руку с молодой особой, которой не было и двадцати, и поглаживая её талию, прикрытую длинной шубой, увел вглубь широкой улицы.       После она видела, как уже немолодая женщина, одетая по последней моде, покинула ресторан с размазанной по щекам тушью и, вытирая её по пути, шумно открыла машину и завела до того момента, как её успел догнать высокий, статный и с иголочки одетый ухажёр. Он зло что-то прокричал ей вслед, но Майя не услышала. — Прости, отвлеклась, — произнесла Майя, и Пчёлкин проследил, как Разумовская отводит взгляд от окна и возвращает его на Витю. — О чем я рассказывала? — невинно хлопая ресницами, спросила Майя. — О том, что тебя позвали работать в музей вместе с Ильёй, — поспешил напомнить Витя, и Майя кивнула головой, попытавшись вспомнить собственный монолог. — Да, наш преподаватель в университете периодически водит экскурсии в музее Ленина, пригласила нас с Ильёй заменять её иногда, — Майя тяжело вздохнула и взяла в руки вино, чокнувшись с пустым бокалом Вити, и расстроенно осушила его. — Я отказалась. — Зря ты так, — Пчёлкин налил вино в оба бокала, наполнив их пополам. — Я уж думал, что смогу впервые посетить музей с настоящим желанием. — Из меня экскурсовод, как из Ильи балерина, — сказала Майя и Витя не сдержал смеха. — Да и никто меня туда не возьмёт с такой историей «болезни».       Увидев, как Майя опустила глаза, Пчёлкин аккуратно положил свою руку на её пальцы и мягко погладил. В очередной раз Разумовская почувствовала ту самую потерянную защиту, которую искала в пистолете на полке у кровати и костете в сумочке. — Нет у тебя никакой истории, из-за которой можно отказать, — настаивал Пчёлкин. — Я тебе слово даю, что восстановлю тебя в университете. — Это будет слишком дорогой подарок, — голос Майи на секунду стал ниже. — И я не смогу его принять. Тем более, у меня теперь на плечах фирма отца, и возможности её оставить у меня не будет, да и желания, если честно, — добавила она и подняла глаза на Витю. — Давай отложим этот разговор до лучших времён? — Только из-за того, что сегодня я не могу тебе отказать.       Замолчав, Витя углубился в свои мысли, плотно осевшие в усталой голове. Он искренне боялся признаться Майе, насколько восхищал его её ум и умение помнить наизусть вырезки из забытых всеми писем прошлых столетий. Пчёлкин не стал давить на возвращение в университет, но понимал, что без любимого дела Майя попросту не сможет функционировать как человек. В воспоминаниях постепенно всплывали маленькие открывки того, как Майя рассказывала ему исторические справки, дополняла их собственными мыслями, заблуждениями и яркими деталями, и вынуждала Пчёлкина лезть в книжки на стеллаже, чтобы хоть чуть-чуть разобраться в туманном контексте.       Витя представил, как органично Майя смотрелась бы перед большой аудиторией со своими тонкими руками, изящно дополняющими рассказ, шумом бархатистого голоса и мягким смехом над очередной цитатой Наполеона.       На секунду в его голове всплыли короткие отрезки того, как они до рассвета разговаривали под шум проливного дождя на открытом балконе, когда Майя без единой подсказки, держа в руках одну лишь сигарету, читала по памяти письмо Наполеона Жозефине и изредка прерывала его, чтобы сделать очередную затяжку. С каждым выдохом интонация её становилась все мягче и проникала в легкие Пчёлкина также сильно, как и сигаретный дым. — Вить, а зачем тебе это всё? — спросила неожиданно Майя, и Пчёлкин замер. — Есть загвостка одна, — тут же ответил он и улыбнулся, — Я привык видеть свою женщину счастливой.       Как только лицо Майи украсила улыбка, Витя расслабленно выдохнул и поднял бокал вина. — Простите, — голос молодого официанта перебил звон бокалов, и вынудил Витю поднять на него глаза. В его руках он увидел ту же бутылку, что стояла уже на их столе. — Мы не заказывали, — строго произнес Витя и Майя увидела, как официант сжал губы. — Вашей спутнице передали, — он указал рукой вглубь большого зала. — Настоятельно.       Внутри у Майи мгновенно всё перевернулось. Она ощутила, как воздуха критически перестало хватать, а лёгкие все медленнее фильтровали поступающий кислород. Корсет, пришитый к платью, с каждым вдохом сдавливал ребра всё сильнее и вынуждал рвано хватать воздух, будто рыба на суше. Она видела, как Пчёлкин неторопливо, будто изучая ситуацию, поднялся и взял из рук бутылку вина, не заметив упавшую к ногам Майи маленькую бумажку, сложенную втрое. — Кто за столом тем сидит? — спросил Витя, проверяя бутылку. — Витя, — Майя попыталась достучаться, но неровный голос пропал внутри помещения. — Витя, сядь ради бога.       Прекрасно услышав просьбу, Пчёлкин предпочел проигнорировать. Майя же решила, что это её шанс. Втянув в себя воздух и оперевшись рукой на стол, Разумовская слегка наклонилась и подняла бумажку с пола, с опаской повертев в руках. Раскрыв её, она увидела корявый, больше похожий на детский, почерк, которым незатейливо было написано: «Надежда умирает позже Разума». — Я просто передал, — официант, на бейдже которого красовалось имя Олег, испуганно юркнул глазами и попытался исчезнуть, только рука Пчёлкина перехватила его раньше, чем успел рассыпаться плащ невидимка. — Я правда ничего не знаю. — Витя, — вновь вмешалась Майя и поднялась. Воздух медленно наполнял лёгкие и давал возможность вдохнуть больше, чем позволял зашнурованный корсет. — Отправьте это обратно, — обратилась она к Олегу, когда забрала из рук Вити бутылку. — Будьте так добры. — Мне сказали оставить это на Вашем столе, — голос Олега сорвался, а Пчёлкин выставил ногу вперёд, намереваясь подойти ближе. — Витя, — Майя предприняла очередную попытку остановить Пчёлкина и встала прямо перед ним, уперевшись глазами в него. Она аккуратно коснулась его рубашки и стала единственной преградой. — Ему от силы семнадцать, — шепнула она и поймала его взгляд на себе. — Оставь парня, он ещё ребенок.       Подумав несколько секунд, Витя закусил губу и разжал кулак. Он мягко приобнял её за талию и молча отсалютовал ладонью Олегу, видя, как тот мгновенно исчез за высокой мраморной колонной между залами. — Может, прогуляемся? — спросила Майя и бросила взор на потемневшую за окном зиму. Она старательно пыталась отвести внимание от произошедшего и свободной рукой сжимала записку так, чтобы она и вовсе исчезла из поля ее зрения. Майя не знала, как лучше преподнести неожиданное письмо и надеялась, что оно никогда не всплывёт.

Но, как известно, никогда не говори никогда.

— Ты холодно одета, — строго отрезал Пчёлкин. — Не забывай, я жила в Питере тринадцать лет, — ярко улыбнувшись, Майя отошла от Вити и вновь взяла бокал шампанского тонкими пальцами, на одном из которых красовалось золотое кольцо с тонкой резьбой по диаметру и несколькими камнями в центре. Майя мало понимала в камнях, но никогда не ошибалась в бриллиантах.       Витя порывался что-то ответить, но как только желание открыть рот дошло до реализации, он предпочел закрыть его бокалом недопитого вина. Разумовская знала, что он зол, и меньше всего ей хотелось попасть под горячую руку.       Майя осторожно, сквозь стекло бокала, увидела, как Витя достал из портмоне весомую купюру и оставил по середине стола. Сверху поставил пустую бутылку вина, чтобы взор официанта точно был прикован к оплаченному ужину, так бесцеремонно испорченному абсурдной ситуацией. — У тебя такие красивые глаза под этими лучами от люстры, — ласковее сказал он и предложил руку. Ощутив, как ладонь Разумовской плотно коснулась его, он слегка сжал её и повел за собой, все дальше уводя от стола.       Майя не заметила, как они добрались до небольшого гардероба и на её плечах вновь оказалось чёрное тяжёлое пальто, купленное ещё несколько лет назад в одном из магазинов Питера. — Чтобы не сбежала, — произнес Витя и улыбнулся, а после крепко завязал пояс на талии Разумовской. — Ты в любом случае меня догонишь, — Майя оставила лёгкий поцелуй на его щеке и быстрыми шагами покинула пределы ресторана. Охранник, стоявший на выходе, галантно открыл ей широкую деревянную дверь с резными узорами и стеклянной сердцевиной, сквозь которую виднелась оживленная дорога московской улицы. — Так, на чем мы остановились? — спросил Витя и зажёг сигарету. Как только прохладный воздух коснулся его лица, а Майя обернулась, чтобы вновь пригласить его в компанию, он смело положил ладонь на ее талию и медленно побрел с ней вдоль широкой дороги. Удивительно спокойная погода не только благоволила, но и давала возможность услышать каждый шорох и дыхание, изредка выходившее из груди Разумовской. — Ты сказал, что я твоя женщина, — искренний смех Разумовской заставил Витю мягко выдохнуть дым, а Майя, воспользовавшись ситуацией, взяла сигарету в свои руки, затянулась и сразу прокашлялась. — По-прежнему дрянь эту куришь.       Майя прекрасно понимала, что Витя вряд ли был доволен её абсолютной нелюбовью к любимым сигаретам, но даже при таком раскладе она не отрицала восхищённого взгляда Вити, сопровождавшего её целый вечер. Она видела, какими искренними глазами он смотрел на неё, и колючее сердце постепенно оттаивало, заставляя Майю вновь поверить в собственную значимость. — Прошу иметь уважение к «Самцу». — «Мальборо» купи и живи спокойно себе, самэц, — Майя не вернула Пчёлкину сигарету и под возмущенные реплики полезла в собственный карман. Достав пачку «Мальборо», она подожгла сигарету и сделала затяжку, вручив её Вите. — Попробуй. — Мои лучше. — Мне больше достанется. — А ты вообще не куришь, насколько я помню.       Засмеявшись, Майя вернула Вите «Самца» и согласно кивнула, продолжив затягиваться. — Иногда можно, жизнь сейчас может закончиться в любую минуту.       Как только Разумовская закончила реплику, нога её ступила на нерегулируемый пешеходный переход. Майя не видела разметки, но зато отчётливо запомнила летящую в её сторону девятку, которая скрылась за спиной, как только Пчёлкин схватил ее за запястье и прижал к себе, с каждой секундой сжимая ладонь на лопатках сильнее. — Надо быть осторожнее со своими желаниями, — шепотом произнесла Майя и выдохнула дым. — Никогда не говори такого больше, — интонация Пчёлы вызвала на спине бездну мурашек.       Майя уже давно не испытывала настоящего страха. Его не было и сейчас. Только маленькие дорожки лёгкого невроза бегали по телу и оставляли лишь светло-розовые следы, которые невозможно было разглядеть вооруженным глазом. Разумовская забыла, что такое страх и надеялась больше никогда не вспомнить его ощущения. Но, если человек не испытывает эмоций, значит он мертв. Так что тогда явилось на замену страху, если от одного взгляда Вити ей хотелось провалиться под землю? — Кивни, если поняла, — также строго произнес он, но Майя не повела и глазом. Она шумно сглотнула и снизила собственные децибелы. — Поняла.       Отпустив ее талию, Витя болезненно взглянул на Майю и предложил ей локоть, за который она зацепилась, как за спасательный круг. — Пойдем к машине, холодно становится. — У меня ощущение, — произнесла Майя, решив прервать молчание. Она задумчиво прикусила губу и постаралась сформулировать свои мысли, но на деле получилась лишь каша, в которой Майя не могла разобраться. Мотнув головой, она сдалась. — Забудь. — Ощущение, что где-то подвох, — произнес он и освободил руку, чтобы приобнять её за плечо.       Подняв глаза на Пчёлкина, Майя согласно кивнула и вновь устремила взгляд прямо, попытавшись разглядеть в темноте номера его машины. — Скорее, некая недосказанность, — сказала Майя, и Витя сжал пальцы на её плаще. — Есть вещи, которые я о тебе не знаю, и они вынуждают меня сомневаться.       Витя заметил, как Майя занервничала. Рука заметно задрожала под его пальцами, и Разумовская одним движением развязала тугой пояс на талии и распахнула пальто, отводя подальше от шеи зелёный шарф, удавкой сжимающий горячее горло. — Вынуждают сомневаться во мне? — спросил, не побоявшись, Витя. — Звучит неромантично для первого свидания, — Майя заметно погрустнела и увеличила шаг, на несколько метров опередив Пчелкина. Несколько секунд, казавшиеся для него вечностью, заставляли Витю наблюдать, как тонкая спина держит тяжёлый плащ, развивающийся на холодном ветру, а Майя даже не пытается поймать края пояса, чтобы застегнуться.       Она шла небыстро, раздумывая, пыталась понять, насколько удачным было её решение и с какими последствиями она может столкнуться. Голова варила развития событий, рисовала картины ярких воспоминаний и, будто в кино, перебивала эффективные идеи другими. Глаза, невольно следящие за обстановкой, пытались отключиться от основной работы, поэтому сухо искали знакомые номера машины, заснеженные большими хлопьями. Как только зрачки впились в известные цифры, Майя обернулась и особенно ласково улыбнулась, вытянув руку вперёд.       Подойдя к ней, Витя аккуратно взял её ладонь и резко прижал Майю к себе под удивленный всклик. — Замёрзнешь, — произнес он нестрого, но так, чтобы внутри Разумовской задрожали вены. — Глаз да глаз за тобой, — усмехнувшись, Пчелкин оставил невесомый поцелуй на её носу и вновь запахнул пальто. — Вить, могу спросить? — Майя подняла на него глаза и по-особенному грустно взглянула на него, слегка закусив губу. В глубине души Витя прекрасно понимал, о чем она хочет его спросить, но как можно сильнее надеялся, что это лишь маленькая причуда его слишком бурной фантазии. — Спрашивай, — не без страха произнес он и попытался улыбнуться. — Оля Белова, — начала Майя и заметила, как он робко опустил глаза. Последняя мысль в его голове, пролетевшая бумерангом, окончательно разбилась о нежелание. Майя четко попала в его мозг, и теперь от ответа никуда не деться. — Космос мне рассказал, что она тебе понравилась на их свадьбе с Сашей.       Майе не требовалось произносить вопрос полностью, чтобы получить ответ. — Послушай… — Я бы хотела знать чистую правду, — перебила его Майя и не отводила глаз от его зрачков, бегающих по её лицу одним большим вопросительным знаком. Разумовской сносило голову от мысли, что услышит не то, что хочет. — Раз правду хочешь, — Витя не стал договаривать фразу и лишь взял Майю за руку, и повел к машине. Открыв ей дверь, он усадил её на пассажирское, а сам наскоро занял водительское сиденье и открыл козырек от солнца, внутри которого был небольшой кармашек. Майя внимательно следила за тем, как Витя достал из него несколько тонких бумажек и одну плотную, лежащую лицом к водителю. — То вот твоя правда.       Выдав Майе её собственное фото, которое она безуспешно искала в альбоме последний месяц, Витя устало выдохнул и откинулся на подголовник, прикрыв глаза. Майя, в свою очередь, совершенно могла сдержать улыбки и решила умолчать о том, что заметила на обратной стороне фотографии графичный почерк Вити, который простым карандашом вывел «Пчёлка».