Реки растают

      

Август

      В среду в волосах Саши Хабаровой была вплетена матово-розовая лента, которая касалась ее правого плеча всякий раз, когда она склоняла голову набок. Этим обыденным жестом студентка напоминала Максиму самого себя — слишком часто он так делал. А еще было в этой девушке что-то от Маши — прежде всего, конечно, совершенная несдержанность.       — Старье, — Саша сдвинула в сторону все наработки Полины, над которыми та трудилась весь вчерашний день. — Извини, но конференция — это не съезд ветеранов профсоюза.       Кто-то тихо рассмеялся, Полина ожидаемо надулась. Максим же, скрестив руки на груди, с интересом посмотрел на Сашу. Она склонилась над партой и принялась что-то быстро-быстро чертить на чистом листе. Никто отчего-то так и не решился ее отвлечь, и минут пятнадцать в кабинете было тихо, за исключением бесконечного щелканья ручкой — Полина пыталась успокоиться.       — Готово! — Саша, явно довольная собой, хлопнула в ладоши, соскочила со своего места и уже через несколько секунд отдала листы (их уже было несколько) все еще заинтересованному Максиму. — Мы должны удивлять. — Она была ниже Соболева, поэтому привстала на носочки. Розовая лента теперь касалась плеча преподавателя. — И восхищать.       Максим пробежался глазами по тексту. Саша писала крупными буквами удивительно ровным почерком — не помешало даже отсутствие разлиновки. Идея, которую она выдвигала, показалась Соболеву достаточно интересной, но трудновыполнимой.       — Маловато времени, — вынес он вердикт спустя пару минут. — Но мысли блестящие.       Совершенно не обращая внимания на других студентов, Саша посмотрела Максиму прямо в глаза. Ее взгляд — открытый и смелый вновь напомнил Соболеву о его жене.       — Времени полно, Максим Михайлович, — Саша прокатила его имя на языке, как конфету. — Предлагаю распределить обязанности перед всеми участниками предуниверсария. Только представьте, — что-то вспыхнуло в ее глазах после этих слов, — какой фурор произведет и сама конференция, и информация о том, что подготовлена она вчерашними школьниками.       

***

      В четверг в Сашиных волосах была зеленая лента. Студентка ворвалась на первую пару предуниверсария с солидным опозданием, но глаза ее снова сияли. К груди Саша прижимала ноутбук и папку со скрепленными листами.       — Прошу прощения, — произнесла она тоном, который мало походил на извиняющийся. — Я была у декана, он остался в восторге от моей идеи!       — Выскочка.       Полина с ужасающим скрежетом отодвинула свой стул, совершенно не пытаясь скрыть, что автор обидной реплики — это она. Саша, впрочем, совершенно не выглядела обиженной. Она равнодушно пожала плечами и уверенно прошла к преподавательскому столу. Максим усмехнулся, бросив на студентку красноречивый взгляд, когда папка упала перед ним на столешницу.       — Он даже правок никаких не стал вносить, — добавила Саша, когда Соболев стал просматривать документы. — Думаю, пора заняться распределением обязанностей.       

***

      За ужином в субботу Максим долго-долго смотрел на Машу. Она сидела напротив, опустив взгляд на салатные листья в своей тарелке, и молчала. Хрупкие плечи ссутулились, а темные волосы были небрежно перехвачены прозрачной резинкой-пружиной. Беременность — не болезнь, но Маше как будто с каждым днем становилось только хуже.       — Маленькая, — Максим, не скрывая беспокойства, взял ее за руку. Кожа ему казалась практически ледяной. — Может, мы все-таки съездим к доктору?       В Машиных глазах — незнакомое ему отчуждение.       — Я плохо сплю — только и всего, — ответила она и вернулась к разглядыванию салата. — Скоро пройдет.       Но Максим знал Машу слишком хорошо, чтобы успокоиться после этих слов. Она что-то скрывала — с того самого дня, когда он вышел из отпуска. И это вряд ли бы совпадением.       — Маш, — Максим редко называл жену по имени, и поэтому она вздрогнула; тонкие пальцы не удержали вилку, и она упала на столешницу, — будет здорово, если мы поговорим о том, что происходит между нами.       Странноватая улыбка едва тронула Машины губы, а потом она как-то съежилась под взглядом Максима, словно ей было совершенно неуютно. Опасения всех на свете людей, что были в курсе их отношений, молниеносно пронеслись в голове Соболева. Он был уверен в себе, но что, если Маша однажды проснулась и поняла, что ошиблась?       — Между нами все по-прежнему, — пробормотала она с опущенным взглядом, — но дело во мне, Максим. Я… — Пальцы неожиданно вцепились в край тарелки, и та треснула. — Видишь? — Маша посмотрела на свои руки, а потом — на Максима.       Он сорвался с места, едва не сшиб стул, но зато уже через пару минут сидел на полу перед Машей и откручивал колпачок у бутылька с перекисью. Максим не хотел, чтобы у нее хоть что-то болело и почти ненавидел эти мелкие порезы на пальцах жены.       — Я тебе этого не рассказывала, но однажды ночью Рита убежала к Артему на свидание. Я тогда прилетела на конференцию и была у нее дома. Ира проснулась и, не обнаружив свою мать дома, долго и сильно плакала. — Маша говорила едва слышно, и Максим почти не дышал, чтобы не сбить это хрупкое мгновение доверия. — Рита вернулась под утро, и я… — Неожиданно громкий, нервный смешок. — Я сказала ей много ужасных слов. Моя мама… Ты все знаешь, Максим, и я считала тогда, что Рита должна все бросить ради Иры, что Артем должен быть где-то там — почти на периферии ее жизни. Мне казалось, когда я отчитывала Риту за ее материнскую беспечность, что я полностью права. А теперь… Я сама скоро стану мамой, у нас будет ребенок, но я чувствую себя… одинокой.       И вот теперь Маша посмотрела на Максима по-настоящему. От этого взгляда ему стало больно, и чувство вины, к тому же, пронзило его почти насквозь.       — Ты работаешь, а я сижу и только и делаю, что жду, когда ты вернешься. У нас была такая интересная жизнь, а теперь я здесь, а ты где-то там, — Маша взяла Максима за руку и провела пальцами по его обручальному кольцу. — Наверное, я говорю ужасные вещи. Но что с нами случится, когда родится ребенок? Будем я и он, и будешь ты? Я не хочу так.       Она практически рухнула в объятия Максима, и его пальцы сразу же стянули резинку с темных волос, и каштановые пряди рассыпались по спине.       — Ты хочешь этого ребенка? — спросил он. — Скажи мне, маленькая.       Маша посмотрела ему прямо в глаза очередным незнакомым взглядом, но теперь не отчужденным, а практически безумным.       — Хочу, — уверенно ответила она. — Но я не хочу, чтобы ребенок что-то изменил между нами. Мы сожгли все мосты ради друг друга и свалились в этот огонь. И мы горим. И я хочу, чтобы мы всегда горели — только ты и я. — Маша сжала тонкую хлопковую ткань его футболки. — Ты понимаешь?       «Это ты сделал это с ней», — пронеслось в голове Максима незнакомым голосом.       А потом — уже хорошо знакомым.       «Будь готов, Соболев, трахаясь со вчерашним подростком, к тому, что однажды вас обоих ёбнет последствиями».       Максим накрыл Машины руки своими и медленно, но уверенно кивнул. Уже было поздно что-то менять. Уже случилось все, что только могло случиться.       — Обещай, — прошептала Маша уже куда-то ему в шею, цепляя кожу зубами, — обещай, что ничего не изменится: ни завтра, ни через год. Никогда.       — Обещаю, — отвечал ей Максим снова и снова — в этот вечер, а после — и в эту ночь. И лишь под утро, когда Маша уснула на его груди, а кожу спины саднило от тонких ручейков из глубоких царапин, что она оставила на нем, будто пытаясь заклеймить, он прошептал ей в волосы, зная, что эти слова останутся неуслышанными: — Прости меня.              

28 сентября

      — Моя сестра была однажды беременна, и я помню, каким тяжелым испытанием это стало для всей семьи.       Саша постучала кончиками пальцев по кафедре и склонила голову набок. Максим, скрестив руки на груди, непонимающе посмотрел на студентку. Последняя пара закончилась полчаса назад, но Саша задержалась, чтобы закончить работу над тезисами для своей статьи, соавтором которой Соболев согласился выступить.       — Занятное замечание, но при чем тут ваша статья, Саша?       Девушка лукаво улыбнулась. Она уже несколько дней не вплетала в волосы ленту, а собирала их в низкий хвост.       — Статья здесь вообще не при чем, — рассмеялась Саша и, обогнув стол, встала у Максима за спиной. — Просто хочу вас поддержать, Максим Михайлович. Я ведь видела вашу жену, и она показалась мне встревоженной… Что-то беспокоит ее, а значит, она непременно должна беспокоить и вас. Вы ведь — ее муж.       Последнее слово она совершенно странным образом умудрилась растянуть, будто в нем была не одна гласная, а целых десять.       — Моей жене совершенно не о чем беспокоиться, — не своим голосом произнес Максим. — Возвращайтесь к работе.       Саша снова засмеялась, прошла немного вперед и практически села на стол.       — Ей, действительно, не о чем беспокоиться, Максим Михайлович, — почти пропела она, закидывая ногу на ногу. — Разве что… — Саша неожиданно схватилась за лацканы его пиджака и подалась вперед, почти впиваясь в губы преподавателя… — вот об этом.