Июль
Она уснула за считанные минуты, пока он был в душе. Привычно свернулась клубочком, даже не сняв платья; только и успела, что распустить волосы. Темной волной они разметались по подушке, и еще вчера он бы сел на корточки перед постелью и аккуратно поправил их. А сейчас не мог этого сделать, потому что она стала казаться ему небезопасно хрупкой. Просто стоял в дверном проеме и смотрел, так ни на что и не решившись. В недалеком прошлом он вот также смотрел за тем, как она спит на его постели, и не знал, как поступить правильно: разбудить или просто прикоснуться. Выбрал второе, и она убежала в слезах. — Максим, — прошептала вдруг Маша во сне и вытянула правую руку вперед. Обручальное и помолвочное кольца напомнили ему о том, что он дал клятву оберегать ее и заботиться, никогда не предавать, быть в горе и радости. Беременность в еще не исполнившиеся девятнадцать к какой категории стоило отнести? Максим подошел ближе, а после все-таки сел перед постелью и взял Машу за руку. Она не проснулась, но почувствовала его прикосновение, и перехватила пальцы покрепче. Соболев закрыл глаза и медленно выдохнул, мысленно считая до десяти. Это всегда его успокаивало и помогало привести мысли в порядок. Сейчас, правда, нужного эффекта достичь не удалось: слишком о многом он сейчас думал. Прежде всего о том, конечно, может ли получиться достойный отец из человека, который никогда не был достойным сыном. Максим еще раз прокрутил в памяти сегодняшний вечер, от которого он не ждал ничего особенного — свадьба и свадьба, к тому же, Артем женился во второй раз. — Максим, я беременна. На Машу были обращены взгляды Риты и Артема, а еще Кирилла и Лейлы; сама же она со страхом и волнением смотрела мужу в глаза. Тарелка с недоеденным тортом стояла в стороне, а за столиком повисла та самая тишина, от которой хотелось спрятаться и зажать уши руками. Музыка играла где-то на периферии, смеялись дети. Дети. Ребенок. Максим отвел взгляд от жены, потому что не знал, что хочет сказать, но зато точно знал, что хотят услышать от него другие. — Так, значит, я буду отцом? Маша выдохнула и кивнула. Краски медленно возвращались на ее лицо. Рита счастливо захлопала в ладоши, Лейла посмотрела на будущую маму с нескрываемым умилением. Один только Артем привычно сверлил Максима глазами. — Как ты себя чувствуешь? — пространно спросил Соболев у жены. Сейчас это беспокоило его больше остального. — Голова не кружится? Не тошнит? Маша рассмеялась и пододвинула тарелочку с тортом обратно. Вопрос Максима развеселил не только ее, но и остальных, и напряжение тут же рассеялось. — Еще рано для всего этого, — объяснила Маша и отправила в рот кусочек торта. — Пока что мне очень сильно хочется сладкого. — Значит, будет девочка? — спросил вдруг Кирилл. — Я об этом от кого-то слышал. — Это не обязательно девочка, — авторитетно заявила Рита. — Прав ты, Кирилл, или нет, покажет только время. Я очень рада за вас, ребята. Вы будете отличными родителями! Отличные родители… Какие они? Прошло уже несколько часов с тех пор, как Рита сказала это, и Максим не мог перестать задаваться целой плеядой вопросов. Можно ли его родителей назвать отличными? Отец заставил его жениться обманом, а мама поддержала эту ложь. Кажется, не дотягивают. А что насчет родителей Маши? Окулов-старший заключил с Максимом пари, особенно не думая о том, чем это могло закончиться. Кажется, это тоже не эталон. Но разве и его собственные родители, и родители Маши не действовали, в итоге, во благо детей? Максим отпустил Машину ладонь и обхватил голову руками. Давно он не был в таком тупике. Даже когда разрывался между чувством долга и любовью к собственной ученице, было не так паршиво, как сейчас. Соболев снова тяжело вздохнул, а потом вдруг понял, что Маша проснулась. Продолжала лежать клубочком, но теперь смотрела на него и грустно улыбалась. — Тебе чего-нибудь хочется? — Максим часто задавал жене этот вопрос, но сейчас он обрел новый смысл. — Я закажу. Маша покачала головой, продолжая смотреть на него. — Максим, — наконец произнесла она, — а чего хочется тебе? — Я бы выпил кофе. Она усмехнулась и села на постели. Волосы длинной каштановой волной упали ей на спину. — Я не об этом, — объяснила Маша. — Я беременна, и что ты хочешь в связи с этим? Вопрос показался Максиму странным, но он ответил так, как думал: — Хочу, чтобы с тобой все было в порядке. Беременность — это стресс для организма, мне нужно будет приглядывать за тобой гораздо лучше. Он взял ее за руку и поцеловал костяшки. На Машу это всегда действовало, вот и сейчас она резко втянула воздух в грудную клетку. Вверх по запястью побежали мурашки. Максим больше всего остального хотел склониться над женой и поцеловать ее так, как она любила, но боялся причинить боль. — Аборт. Максиму сначала показалось, что он ослышался. Так тихо, почти невесомо это было произнесено. Но Маша повторила еще раз, уже гораздо громче: — Аборт, — она больно сжала его пальцы. — Ты хочешь, чтобы я сделала аборт? О том, что беременность можно прервать, Максим даже не думал. Новость о том, что Маша ждет ребенка, не привела его в восторг, а по-настоящему взволновала и в чем-то даже напугала. Он размышлял о том, каким будет отцом, как придется менять быт, а еще о том, что нужно будет бросить курить. Так много мыслей, но ни одной об аборте, ведь это их ребенок. Нежданный, но все равно их. — Я бы никогда так с тобой не поступил, — медленно проговорил Максим и в порыве положил руку Маше на живот, хоть и знал, что пока там ничего не почувствует. — Я не ждал этого, думал, мы еще какое-то время побудем вдвоем, но раз это случилось сейчас, значит, будешь очень молодой мамой, а я не таким молодым отцом. Теперь, когда они остались вдвоем и могли поговорить, слова давались Максиму легко. Под Машиным взглядом, который всегда давал ему ощущение, что он находится дома, все начинало казаться правильным и простым. Он вспомнил о Рите, которая родила ребенка без мужа, в незнакомом городе, совсем недавно лишившись всей своей семьи. А теперь она была счастлива и заражала этим счастьем всех, кто находился рядом. — Я узнала всего несколько дней назад, — рассказала Маша. — Извини, я очень испугалась, не знала, как рассказать. Мы никогда не обсуждали детей, и я не знала, как ты отреагируешь. — Моя реакция на свадьбе была не такой, какая могла бы тебя порадовать, — Максим решил быть честным. — И сейчас, пока ты спала, я много думал. Это будет нелегко, маленькая, но мы справимся. Разве что я так и не уверен, что смогу стать нормальным отцом. Маша взяла его за руку и потянула наверх. Теперь Максим лежал над ней, опершись рукой о постель. Одни карие глаза смотрели в другие. С нежностью и любовью. И, самое главное, с доверием. — Ты — лучший муж, — прошептала Маша. — Ты не можешь быть плохим отцом. Она приподняла голову и коснулась своими губами губ Максима. Ее безотчетная нежность всегда обезоруживала его, он не мог сопротивляться ни этим чувствам, ни этим ощущениям. Соболев тыльной стороной ладони провел по внутренней стороне Машиного бедра, и она развела ноги. Дыхание сбилось, красивое коктейльное платье очень быстро оказалось на полу. Туда же полетела футболка Максима. — Маша, ты уверена, что можно? Она засмеялась. Максим никогда еще не был таким сомневающимся и таким трогательным одновременно. — Конечно, нет никаких ограничений, — ответила Маша спустя несколько секунд и перестала улыбаться. — Я очень сильно люблю тебя и хочу, чтобы ты был со мной. — Маленькая, — прошептал он, как молитву, — так и будет. Всегда.***
Ночью он долго смотрел на нее. Перебирал влажные после душа волосы и вдыхал их тонкий цветочный аромат. Маша казалась Максиму чудом, потому что только она была способна заставить его чувствовать. Он никогда не любил до нее и точно знал, что не смог бы полюбить после. Конечно, прошлая его жизнь совсем была не похожа на ту, которой он жил сейчас. Конечно, порой Максиму было невыносимо трудно. Конечно, Артем толком не верил ни в него самого, ни в этот брак. Но Максим был уверен, что нет такой преграды, споткнувшись о которую, их семья с Машей перестанет существовать. Он никогда не давал обещаний, которых не собирался выполнять, поэтому, пообещав своей жене вечную любовь, собирался сделать все, чтобы именно так все и было. Маше не о чем было беспокоиться, пусть, может она и не осознавала, какую власть имела над Максимом. — Моя девочка, — прошептал он в темноте, нежно целуя спящую жену в щеку, — у нас все будет хорошо.Из октября
— Максим Михайлович, ваше положение крайне незавидное. Но он не хотел это слушать. Хотел, чтобы его, наконец, оставили в покое и дали нормально выспаться. Последние три дня стали адом; промозглая камера в следственном изоляторе — это, интересно, какой круг по Данте? — В нашей стране действует презумпция невиновности, — зачем-то произнес Максим, хотя адвокат это прекрасно знал и без него. — Пока моя вина не будет доказана в суде, никто не может называть меня преступником. Белоснежная рубашка адвоката показалась Соболеву издевательством: сам он не видел чистой одежды с тех пор, как сюда попал. — Несомненно, вы правы, но даже этот факт не облегчает тяжесть той ситуации, в которую вы попали. И я хотел сказать вам это в первый день, но решил повременить. Максим Михайлович, то, что вы женились на своей бывшей ученице — это отягчающее обстоятельство. Соболев вскинул голову, и адвокат инстинктивно отшагнул назад. Такого затравленного взгляда он не ожидал. — Делайте, что хотите, но имя моей… бывшей ученицы не должны полоскать на заседаниях. И не смейте ее вызывать. Максим вышел из-за стола и ударил кулаком по двери. Конвойный окинул его равнодушным взглядом и вывел из такого же серого, как и все здесь, помещения. Уже в камере Соболев смотрел на свои руки и видел на безымянном пальце то, чего на нем уже не было. Свое обручальное кольцо.