Не принятые миром

Ночь пролетела быстро, и на следующее утро у нее было занятие языком, но знания никак не шли ей в голову. Она сидела перед Татьяной болванчиком. — Вы слушаете меня? — Татьяна буквально пробивалась сквозь толщу мыслей Эрики, пытаясь до нее донести сегодняшний урок. Однако все ее попытки были абсолютно бесполезны. Девушка буквально уплывала сознанием куда-то в другое русло. И преподавательница оставила попытки и, поправив складки на своем платье, из которого уже кое-где торчали нитки, села напротив девушки, пододвинув стул. И стала внимательно смотреть в окно, отмечая для себя как, прекрасны ветки рябины, в тишине кабинет, куда обычно приходили все нанятые для девушки учителя, занимались с ней, выглядел по-другому. Солнечные лучи плясали на стенах и доске, на которой Татьяна вовсю пыталась расписать правила английского языка. Парта и учительский стол оставались в покое. Девушка очнулась тогда, когда где-то вдалеке захлопнулась дверь, и Эрика отошла от своих мыслей и, посмотрев на Татьяну, поняла, что урок идет, а они не занимаются, потому что была где-то в другом месте. — Простите, конечно, я вас слушаю, — девушка смотрела на сидящую перед ней преподавательницу со стыдом. Что никак не могла сегодня собраться с мыслями. Обычно она не такая, но сегодня она совершенно не в учебе. — Эрика, вы не выспались сегодня? — Татьяна встала со стула и стала стирать с доски правила. Поняв, что сегодня она ничего добиться от девушки не сможет, она решила действовать по-другому. И просто поговорить с ней. Зависания девушки случались нечасто, но когда такое происходило, ей требовалось немного разговоров, и тогда все приходило в норму. И Эрика на следующее занятие снова была готова к учебе. — Нет, дело не в этом… — Неуверенно проговорила девушка. Ей не хотелось грузить своими проблемами и переживаниями Татьяну. Девушке и так пришлось несладко, имея французские документы на руках, а в теле шотландскую кровь, она была вынуждена скитаться и искать убежище где придется. Девушка никогда не могла похвастаться большой удачей. Ей все время нужно было обучать, самостоятельно читать ночами, а днем зарабатывать деньги на заводе. Отчего здоровье сильно пошатнулось. Были и обмороки, и кровь из носу. — Просто я сегодня не особо собранна. — Я это вижу, — Татьяна изогнула бровь. Такое поведение обескураживало ее. Она не знала, чем помочь девушке, чтобы вывести ее из лабиринта мыслей, чтобы не навести ее на самоанализ. — Так что с вами случилось? — На этот вопрос Эрика отреагировала особо остро, она сгорбилась и отвернулась. — Эрика? — Просто, как сказать… — Девушка начала, неуверенно положив руки на колени, не зная, с какой стороны подойти к рассказу про ее вчерашний разговор с Хайцем. — Говорите как есть, — сложив руки на груди, Татьяна ждала рассказ, ей действительно было интересно. К тому же такая неуверенность и неэмоциональность были не свойственны девушке, которая всегда входила в класс, распахивая все двери настежь и буквально влетая в него легкой бабочкой, первым делом рассказывала о том, что произошло за неделю отсутствия Татьяны в ее жизни. Они часто беседовали, и у женщины складывалось впечатление что девушке не хватает общения с людьми ее кругозора. Женщина переложила ногу на ногу и, почесав затылок, посмотрела на девушку. Эрика долго собиралась с мыслями. — В общем, как вы помните, к нам на улицу недавно переехали жить в дом напротив странные люди, — сообщила ей Эрика, так что Татьяна чуть не упала со стула. Пусть слова были сказаны с некоторой циничностью и шуткой, это вывело Татьяну на интерес, и она твердо решила все выяснить. — Простите, в каком плане странные? — Татьяна приставила стул ближе и наклонилась к девушке. — Ну, вы еще ведь не слышали про соседей. Ими оказались Вальдегрейвы, — Эрика наклонилась к Татьяне, чтобы сказать шепотом: — О которых я узнала вчера. — Фамилии мне ни о чем не говорят, вы расскажите, чем именно они странные. — Ну, странны они тем, что, в отличие от нас, живущих здесь, на этой улице, они построили бизнес на воровстве. И очень быстро влетели в наши круги. К тому же в доме живут четверо мужчин без единой женщины. — Да вы что! — Татьяна откинулась на стул от неожиданности. Новость и правда была очень громкой и должна была полностью изменить жизнь не только Эрики, но и остальных людей, что окружали ее. А в первую очередь учителей. Да, Татьяна знала про соседей еще на прошлой неделе. Когда, приехав к девушке, она обнаружила, что дорога, по которой она обычно добирается к воспитанникам, перекрыта машинами с мебелью и повозками. Теперь женщине было понятно, почему Эрика так неусидчива сегодня. Ее вниманием завладели люди, совершенно в чем-то не похожие на нее. И девушке интересно, кто они. Татьяна выдохнула, поняв, что в высших кругах привыкли интересоваться соседями и иметь с ними хорошие отношения. Ведь все так или иначе находятся друг у друга в услужении, и все в одной связке у правительства. Так как в ее слоях общества. Принято было вообще не интересоваться, кто рядом с тобой живет. И порой узнаешь о соседе только после его смерти или когда что-нибудь случается и это начинает касаться всех. — Вот и я о чем. Вчера я столкнулась с их наследником, Хайцем, и знаете, Татьяна, трудно ему будет тут. Очень трудно. Как и моей тете, которая уехала отсюда и приехала только сейчас. Но и двух дней тут не находится, а уже готова бежать отсюда, — почувствовав, что девушка не одна и что рядом с ней есть человек, познавший горе в замужестве, она приободрилась и уже хотела все рассказать Татьяне, однако та жестом ее остановила. — Прошу меня простить, ситуация, конечно, необычная, и я даже сказала бы, что интересно, что вы оказались в центре и теперь люди, что видели вас беседующей с ним, явно будут шептать у вас за спиной. Однако вы можете посмотреть на это с другой стороны, — она взяла ее за руку и посмотрела в глаза. — Знаю, что это действительно странные люди, и мать уже сегодня обещала со мной поговорить. Хотя она будет спорить с моей тетей, которая, не увидев в этом ничего плохого, кинется меня защищать. Эх, почему же столько правил? — Потому что все мы вечно находимся в одной большой тюрьме, и название ей — общество, только все в разных камерах. — Девушка искоса посмотрела и задергала ногой под столом. — Пожалуйста, успокойтесь! — Татьяна была очень энергичной, и только последние правила минимального этикета не давали ей и самой начать наворачивать круги по комнате. — Татьяна, оставьте философию, — девушка грубо отодвинула стул и встала. Ей хотелось все перевернуть в этой комнате. От злости и негодования. Но все, что она могла, — это смириться. — А что вы можете сделать? — Татьяна проводила ее взглядом до угла комнаты, куда она направилась, и обратно посмотрела на окно, за которым потухало французское лето. — Ничего, — девушка села и забарабанила пальцами по столу, казалось, что в ней сейчас столько силы, сколько нет у целой армии. Только вот сила эта уходит не на благо. Льется как через дуршлаг. — В таком случае, пожалуйста, перестаньте пускать свой гнев и начните применять силу в нужном русле, — она глазами показала на тетрадь и снова подошла к доске. — А что же мне сегодня делать? — Эрика умоляюще взглянула на учительницу. — Я учитель обычный, я не знаю ничего в любовной сфере и к тому же не люблю давать советы. — Девушка подперла руки под щеки и обиженно надулась — не такого ответа она ожидала. — Скажите, что бы вы сделали в такой ситуации? — Татьяна пожала плечами. — Нет, однозначно нет! — Она сказала это так громко, что Эрика обернулась в коридор — не услышал ли их кто-нибудь. Учитывая любимое занятие слуг подслушивать разговоры и не только, дом превратился за несколько лет в проходной двор информации. Ничего нельзя было скрыть, живешь как на поле. Где всем всё видно. — А что бы? — девушка смотрела на Татьяну с интересом, взглядом жалобного котенка, видя в учительнице последнюю надежду. — Ну, для начала выслушала бы мать, а потом посмотрела бы на эту семью по-другому. Я уверена, вы теперь соседи и вы наверняка будете не раз сталкиваться с ним. — Мне страшно от одного его взгляда. — Может, это ваше предвзятое мнение. Поверьте, некоторые люди могут только лишь на первый взгляд казаться страшными, а на самом деле быть очень даже добрыми и улыбчивыми. Я уверена, что вы зря на него так плохо смотрите. — Вы хотите… — Да, я хочу, чтобы вы взглянули не только с одной стороны. Почему вы делите мир? — Татьяна сказала это с серьезностью. Эрика вздохнула и открыла тетрадь, перевернув страничку на другом листе. — Потому что… Иногда не стоит ничего смешивать, ибо смешивание порождает ужас. — Эрика пододвинула баночку с чернилами. — Ладно, продолжим урок и направим нашу энергию в нужное русло, что толку попусту лить слова. Татьяна встала, и Эрика согласно кивнула, и урок продолжился. Татьяна права, что толк пускать энергию не в то русло, она лучше применит ее на Георга, и тот, поняв, что она явно не послушная овечка, сам от нее откажется. Эрика заерзала на стуле от удовольствия и углубилась в изучение правил. Татьяна, видя оживленность девушки, мысленно пожелала ей удачи. Не все так было просто в Эрике, и натворит она еще серьезных дел. Женщина начала заново рассказывать ей урок, и на этот раз девушка действительно собралась. После обеда у них в саду была запланирована встреча с тетей, однако к ней захотели присоединиться и остальные члены семьи, пришла даже бабушка Вильгельмина. — Не думала я, что вы, мама, захотите присоединиться к нам сегодня, — мать холодно посмотрела в сторону бабушки. Та сидела вместе с двумя своими детьми и Эрикой, Жозефина сидела на другой стороне вместе с Алиной и Мари. — Я думала, что сегодня вы будете отдыхать. Конец лета все-таки, — съязвила Жозефина. — Тебя забыла спросить, что мне делать, а что нет, — той же монетой ответила бабушка. — Прошу, давайте не будем сегодня ссориться, — попытался сгладить конфликт отец. Он терпеть не мог препирательств за столом. — Никто и не ругается. Просто кто-то тут совсем забыл свое место. Вы лучше расскажите, как вы вчера сходили. — Знаете, мама, — начала Фрида. — Просто прекрасно. Хайц оказался таким воспитанным и таким услужливым. У них очень неплохой дом. — Мне не понравилось, — отозвалась Жозефина. — Пыльно, серо и душно. — Ну не скажи, потолки у них выглядят весьма неплохо. Они переехали только вчера и сразу же устроили прием. Очень неплохо. Для сравнения: ты устроила прием только две недели спустя. — Жозефина ахнула. Такого оскорбления в свой адрес она не могла перенести. — Ну, знаете ли. У этого вашего Хайца нет троих детей, за которыми нужен глаз да глаз! — Мать посмотрела с презрением на Эрику, а та, опустив глаза, не почувствовала укора. Хотя мать хотела пристыдить ее за поведение, ведь именно она была самой старшей и самой капризной из всех сестер. — У него есть братья! — отозвалась Вильгельмина. Потому тут вы равны. Ладно, давайте не будем разводить скандал, Йозеф буквально кипит. Я чувствую его напряжение, — бабушка обратилась к отцу, тот сидел и, выпуская кольца пара из сигары, и старался не участвовать в беседе, смотрел за окно на прыжки птиц по веткам. После обеда, как и было запланировано, Эрика поехала с отцом кататься на лошадях по поместью, находил вечер, и легкие пушистые облака, гулявшие по небу весь день, медленно сползали к горизонту, окрашиваясь солнцем в разные цвета. Верхушки елей и плодовых деревьев, которые росли по соседству, на фоне закатного неба выглядели превосходно. Эрика отпустила поводья и огляделась по сторонам. Ей всегда не хватает этой атмосферы, этих деревьев и хозяйства, не хватает отца, который любит вместе с друзьями поразвлекаться и пострелять по мишеням. Ей не хватает ее коня, его скорости, понимания его природы. Эрика рассекала воздух и поля, с которых собирались рабочие после тяжелого трудового дня. Сегодняшний разговор был трещиной в их семье. После чаепития Мари и Алина отправились с матерью вышивать, и мать даже не позвала Эрику, хотя обычно это делает. Вильгельмина и Фрида пошли в библиотеку почитать книги, попутно рассуждая о том, какой все-таки ошибкой было дать согласие на помолвку. Эрика поддалась внезапному желанию уехать отсюда навсегда. В края, где нету таких правил и сковывающих законов, где мир людей прежде всего строится на свободе человека, а не на свободе чиновников и где люди не зависят от денег. Где-то в тишине, где-то, где ей не придется вспоминать обо всех поклонах и правилах, ежесекундно держа осанку и невозмутимо разговаривать о вещах, в которых она совершенно не смыслит. Первые звезды рассыпались по небу как крупа на столе. Располагаясь в причудливом узоре на небе. Луна взошла как второе солнце, всходившее и благоволившее всем, кто этой ночью разделит ее пребывание на небе. В воздухе отчетливо пахло сыростью набухших облаков, которые прибывали с запада, и от своей тяжести они вот-вот могли заволочь луну и звезды. Легкий ветер приносил их, заслоняя небо и на завтрашнее утро готовя погоду. Небо стало черным без света в одну минуту, где-то там вдалеке завыла собака, и было слышно ржание лошадей — Они стояли где-то в углу усадьбы. На ужин готовили утку, Эрика припустила лошадей и помчалась к усадьбе. *** Переваливало за полдень, когда Георг, сидя в своем роскошном особняке, наблюдал за медленно падающими листьями. Осеннее солнце клонилось к горизонту, легкий ветерок продувал мужчину насквозь. И он, плотнее запахивая пальто, продолжал гулять в своем небольшом саду, смотря на то, как увядают розы. И сад медленно готовится к другому времени года. Очередной этап его жизни подошел к концу. И как бы он ни старался его избежать, не получилось. Он не хотел развода с Люси, но допустить, чтобы она тратила его нервы и изводила его, он не мог. Когда они только познакомились, она была тихой и прилежной девушкой, однако по мере того, как Георг преображал ее, она становилась все больше и больше падка на деньги. Дойдя до конца, он развернулся и пошел назад к главным воротам встречать Люси, которая должна была приехать вместе со своим юристом, чтобы подписать последние бумаги. Целый месяц был утрачен на ругань, суды и разбирательство, однако сегодня в их отношениях будет поставлена точка. Он не мог сказать с уверенностью, что не жалел о разводе с Люси. Нет, она все еще была ему интересна. Однако на разводе настояла именно она. Георг и дальше мог спокойно ублажать жену деньгами и украшениями, но посмотрев, сколько Люси потратила на последнее манто, мужчина всерьез задумался о том, чтобы отказать Люси в продлении финансовой помощи. Конечно, он знал о том, что Люси живет не только на его деньги, у нее есть и свой доход, но Либерману всегда было интересно узнать, что это. Его юристы находились давно внутри, когда к главным воротам подъехал блестящий черный Mercedes Knight. Из него вышли двое мужчин, одетые в черные костюмы, с тростями. И Люси, богато одетая. В шляпе, украшенной перьями, и полосатом деловом платье, в дополнение к которому она надела брошь из жемчуга с длинными сережками с перчатками. Георг стоя ждал, пока все трое выйдут, он хотел, чтобы встреча прошла на веранде, а не в душном помещении, поэтому ждал гостей. — Добрый день, мистер Либерман, — произнес один из юристов, что был толстым и высоким, его усы, уложенные и расчесанные, напоминали Георгу стрелки часов. — Добрый, — Георг перевел взгляд на второго, худого и маленького, по всей видимости, помощника. — Здравствуйте, — тихо произнес второй, на что Георг качнул головой в знак приветствия и перевел взгляд на Люси. — Добрый день, Люси, — Он аккуратно взял ее руку и поцеловал ее, хотя она все это время намеревалась вырвать ее. — Здравствуй, Георг, — Люси с презрением оценила его внешний вид. Теперь этот дом казался ей чужим и одиноким, а его хозяин — несчастным; при одной мысли, что теперь в этом доме будет жить другая девушка, которая будет точно так же, как и она, выслушивать от Георга претензии и делать то, как он хочет, у нее сжималось сердце. Не желала она такой же участи никакой девушке. Георг не был тираничен, однако его мания и погоня за чужим мнением переходили любые границы. Он угождал всем и не отказывал никому, зато строил жену, чтобы она была похожа на него. Они прошли на веранду, где слуги подавали чай с печеньем, и адвокаты обеих сторон сели напротив друг друга, Люси села в конце на углу, Георг напротив нее. Она старалась избегать взгляда мужчины, однако пару раз им все же удалось встретиться глазами, однако ничего, кроме холода, Люси не увидела там. — Господа, если вы не возражаете, я хотел бы кое-что уточнить в документе. — Оба адвоката быстро переглянулись. Люси не обращала на это никакого внимания. ей было наплевать. Если он решил сделать ей гадость, он поплатится за это немедленно. — Что вы хотели бы? — толстяк поерзал в кресле и потянул свои жирные лапки к общему документу, однако Георг быстро перехватил его и переложил документ в сторону. — Я отказываюсь обеспечивать материально миссис Люси, свою бывшую жену. — Юристы заохали, а Люси повернулась к Георгу и произнесла: — Ну, если мистер Либерман отказывает мне в финансовой поддержке… то я не возражаю. Конечно, это неприятно и достаточно обидно. Однако я не могу приказывать ему это сделать, деньги у меня есть, и если мистер Либерман хотел тем самым оставить меня у себя или же вывести на эмоции, боюсь, увы, это у него не выйдет… Однако я бы хотела отсудить однократную выплату, которую муж должен платить по закону в случае развода. — Конечно, на это я могу согласиться. — Георг подписал бумаги и прикинул, что, если он заплатит ей пять тысяч французских наличными или выдаст чек, это будет намного лучше, чем ежемесячно давать ей. — Тогда на этом я закончу свое участие, — с этими словами она встала и быстро удалилась в дом. Дальнейшее подписание бумаг прошло успешно, и Люси, будучи уже бывшей женой, отсудила у него еще пару тысяч, на которую могла прожить всю оставшуюся жизнь, не прилагая усилий. Люси внимательно следила за ним, Георг не мог позволить просто уйти ей, не попрощавшись и не поговорив. Это было слишком просто с его стороны. Однако Люси также и рассматривала версию, что это только ее догадки и она намысливает себе на пустом месте. После того как чай был выпит и Люси и Георг отпустили юристов, мужчина предложил последний раз посидеть в их гостиной, в которой они провели много времени. Люси, как ни странно, согласилась, хотя он предполагал то, что она откажется, и даже составил запасной план. — Так зачем ты пригласил меня сюда? — проговорила она томным голосом, садясь напротив камина. Мужчина медленно сел и, посмотрев на огонь, взяв любимую трубку, проговорил: — Люси, скажи, ты не жалеешь о разводе? — Та обернулась на него и, посмеявшись, сказала: — Георг, ты не заболел? — проговорила она сквозь смех, который разносился по комнате. — Скажи… — чуть успокоившись, она продолжила говорить: — Скажи, а почему я должна жалеть? Не ты ли настаивал на разводе в порыве ярости? Когда твой дворецкий увидел меня на улице выбегающей к своему любовнику. — Мужчина выпустил клуб дыма и снова взял трубку в рот. — Люси, дорогая, — он произносил спокойнее, — да я был в ярости и не думал, что единственным, чего ты захочешь после, будет развод. К тому же неужели тебе так плохо жилось со мной? — Он проводил ее силуэт слоняющимся по комнате с бокалом с шампанским. Сегодня у нее было явно веселое, игривое настроение. — Георг, я даже не хочу это вспоминать! — сказала она, чуть повысив голос. — Ты запрещал мне все, начиная от сладостей, заканчивая украшениями. Ты запрещал общаться мне с людьми и принуждал общаться с партнерами по фирме или по бизнесу, не понимая, что я совершенно не хочу это делать. Я рвалась в путешествие, ты не пускал меня, комментируя это тем, что нет страны прекраснее, чем Франция. — Разве это не так? — с задумчивостью произнес мужчина. — Только лишь наполовину. — Ну, предположим. — Ты даже запрещал мне выходить за пределы этого дома без тебя. Ты считаешь это нормой? — Люси закончила говорить и собиралась уже встать, как Георг жестом ее остановил. — Люси, мне тоже есть что сказать. — Он вытряхнул пепел из трубки и, развернувшись к ней всем телом, подперев лицо, стал вещать: — Люси, я не хотел путешествовать с тобой, потому что я просто не люблю это делать. Я предпочитаю сидеть дома с книжкой, а не трястись в душной машине или поезде, я не хотел отпускать тебя одну, потому что одной женщине нельзя путешествовать. К тому же что подумают люди? Муж есть, и он позволил ей путешествовать одной. Люси грубо перебила его: — Тебя заботит твоя только репутация! — В комнате наступила тишина. Он смотрел на нее. Она на него. Никто не хотел начинать, да был ли в этом смысл? Кричать — бессмысленно. Ничего не говорить — тоже, потому что хотелось сказать слишком много. — Люси, ты знаешь, я не люблю, когда меня перебивают. К тому же я говорил тебе общаться с моими партнерами, потому что так принято. И ты прекрасно об этом знаешь. Я запрещал тебе носить некоторые украшения, потому что они тебе просто не шли. И я не хотел лишний раз выставлять тебя посмешищем, да и себя. А про то, что я запрещал выходить из дома. Это тоже мера безопасности и приличия. Посмотри, что творится на улице! — с этими словами он протянул ей газету, где на первой строчке красовался заголовок «Убийство на заводе сладостей». Люси села. В чем-то Георг был и прав. На улице и правда было небезопасно, особенно во дворах и маленьких улочках и ночью. Город наполнялся чем-то ядовитым и чужеродным, то ли эмигрантами, которые, как тараканы, заполняли всю пустоту и только и делали, что портили и отравляли жизнь, то ли потому, что правительство все сходило с ума, выпуская законы один хуже другого. А может, потому что люди стали слишком много обращать внимания на душу, походя на психов. Георг внимательно следил за ней. Он попал в яблочко. — Поэтому не нужно на меня смотреть как на убийцу. Я не первый день живу, Люси, и знаю немало случаев смертей девушек, которые умерли по неосторожности и невнимательности своих мужей. — Ты просто оправдываешься! — Она вскочила с дивана и тут же помчалась прочь до двери. Но, вспомнив, что хотела у него спросить, остановилась в проеме и полубоком проговорила. — Ты правда возьмешь в жены ту девку? — Георг ухмыльнулся и встал, подойдя к Люси в два шага. — Да, я действительно женюсь снова, помолвка будет объявлена на следующей неделе, а свадьба будет в октябре. — Бедная девочка, — Люси проговорила с сочувствием. — Ну почему же ты не можешь выбрать женщину своего возраста? Почему же тебе, тридцатишестилетнему мужику, нужно обязательно молодую и пышущую жизнью девушку? — Георг притих, понуро опустив голову. Ответа на этот вопрос он и сам не знал. То ли загадка была в его детстве. Где мать была юна и прекрасна и умерла в расцвете лет. То ли на восприятие мальчика повлияло то, что все его детство проходило в кабаре. Он посмотрел на Люси. И в памяти его вспыхнули моменты их свадьбы, когда она рассказывала ему в слезах, что, убегая от собственной матери, что лежала в гробу посреди их чердачной комнаты, и отца, что скончался, Люси нашла приют в одном из ресторанов, которым владел Георг. Увидев тогда молоденькую и неприметную, Георг захотел взять ее замуж. Эта мысль преследовала его с самого начала, как только он ее увидел. — Не знаю, — честно он ответил. Выходя из воспоминаний, где присутствовала другая Люси. Как она поменялась! Или, может, он ее поменял? Люси жалела, что четыре года провела с ним. Хотя теперь нельзя ничего изменить. Но она хотела узнать пораньше о братьях. А не на балу, когда они, столкнувшись, заговорили о семье и для всех это было удивлением. Люси жалела, что только сейчас смогла найти в себе силы разорвать все связи с Георгом, оставив в прошлом слабую девчонку. — Если найдешь ответ на этот вопрос, сможешь найти и ответ, почему же я с тобой разошлась. — Люси, постой! — Георг остановил ее. — Скажи, ты ведь вышла за меня не только потому, что тебе нужны были деньги? — Конечно нет, — она подошла к нему, взглянув на него с печалью. — Я вышла за тебя, потому что тогда ты был единственным лучом света, как и для этой девушки. — С чего ты так решила? — он изогнул бровь. — С того, что сегодня на одном из крупнейших месторождений золота, которое принадлежит ее семье, произошло убийство — десять человек погибло. Кто-то отправил их. Это не первое убийство. Сначала завод, теперь прииски. — А при чем тут ее семья? — Георг медленно соображал, чем раздражал Люси. Однако та набралась терпения и сказала ему все, что она знает. — При том, что сделано это будет на их земле и они будут вовлечены, и не дай бог их обвинять. В том, что у них не слишком хорошая охрана, тогда и ее отца, и мать посадят, а девочка останется с тобой. Ты ведь этого хочешь? — Георг медленно покачал головой. Он не желал этого. Это не входило в его планы. Люси только нахмурилась. Она предполагала, что это он. — Тогда кто это может быть? — Кто-то третий. И я думаю, что в городе завелся убийца. В том месяце обанкротилась тоже семья на золотых приисках. — Тут что-то нечисто. Однако я не могу ничего тебе говорить и выдвигать какие-либо версии. Просто защити ее, если что-то пойдет прахом. Ладно? — Георг кивнул. Наспех распрощавшись и выйдя из поместья, она тонула в догадках и мыслях. Нужно было срочно позвонить Хайцу, может, что-то он знает про эти прииски, а может, это его рук дело. Хотя с чего вдруг? Вопросов было слишком много, однако ответ лежал один: кто-то медленно начинает уничтожать верхушку общества Франции и Германии, в то время как политическая обстановка накаляется, кто-то хочет разрушить общество, которое годами спасало и этот город, и всю Европу, самые влиятельные дома Европы и России управляли страной не для того, чтобы кто-то разрушил их мир. Женщина вышла и, сев в машину, приготовленную Георгом, поехала в свое поместье. Вспоминала Эрику — чем-то с ней они были похожи. Однако она не могла спасти бедную девушку. Но могла предостеречь ее. Чем она и собиралась заняться по возвращении домой. По правде, Люси не хотела бы больше иметь дело ни со своей семьей, ни со своим мужем, но дело приобретало интересные обороты. Она не хотела выходить из игры раньше времени. К тому же вокруг семьи Эрики много чего замышлялось, и девушка легко могла сломаться и легко могла выйти проигравшей без всего. Люси должна помочь этой бедной, какой она считала Эрику, девушке. На одной силе, что есть у нее, ей не вывезти. Проехав мимо темных аллей, что стояли в последних лучах солнца, Люси остановила машину и поняла. Люси вдруг стало скучно, она ненавидела свой дом, в котором так любила сидеть днем и уходить на ночь. Она любила бродить по ночному Парижу и просто смотреть на рестораны и кафе, где есть чем поразвлечься и есть что выпить, пусть и не самого дорогого вина, но самого прекрасного найти собеседника, который показывал ей этот мир как на ладони. Люси часто бывала в бедных районах и знала, чем там пахнет — жизнью! Жизнью такой, какая она там есть. Бедные районы и бедные люди давали ей понять то, какой будет мир, если убрать из него деньги. Великую человеческую иллюзию. В бедных местах всегда видно, кто такой человек и какой он есть, если ты добрый, то доброта идет из тебя, а не из кого-то другого. А если ты злой, то и злоба идет тоже из тебя самого, из самых потаенных уголков твоей души. Дорога заняла час. Приехав, первое, что сделала Люси, — это набрала Хайца. На том проводе очень должно молчали. Люси, выругнувшись про себя, уже почти положила трубку, однако, когда ответили, Люси была несказанно рада. — Да, кто это? — Густав, его грубый голос обрадовал Люси, и та впопыхах ему ответила: — Густав! Это Люси. — Люси! О боже мой, как давно мы не общались напрямую, что-нибудь стряслось? Ты звонишь не так часто, а если и звонишь, то это знак. — Да, ты прав. Позови Хайца или же передай ему, чтобы он ехал в ресторан «Францо», он знает, где это находится. Мы обычно там встречаемся, и приезжайте вы с Отто. Дело серьезное, нужно всем подумать. — Хорошо, я понял. Густав повесил трубку, а Люси встала и, закрыв двери своей комнаты, отправилась вниз, сев за руль автомобиля, она отправилась в один из дешевых ресторанов Парижа, расположенный где-то в другом конце города. Но был уже час ночи, и, соответственно, на дорогах никого не было. *** Подъехав к кварталу, Люси остановила машину за пять домов до ресторана и, выключив двигатель, осмотрелась вокруг. Небольшие четырехэтажные дома плотно стояли и окружали ее. Гремела музыка где-то вдалеке, но тут все было тихо, пожилые пары, которые в основном жили тут, были среднего достатка и не любили шум. Этот район граничил с бедным, куда нужно было Люси. А там вдалеке начиналась окраина Парижа. Мусорные свалки и пара домов, в которых и располагался ресторан. Много карманных коров и попрошаек были неотъемлемой частью. Люси проводила взглядом двух пьяных мужчин и, передернув плечами от брезгливости, вылезла и в дешевом платье, у которого кое-где торчали нитки, двинулась вглубь. Она шла медленно, как бы крадясь, Люси рассчитывала быстрее попасть в теплое помещение, начинался нешуточный ветер, и Люси не хотела замерзнуть. Пройдя последний дом, она ускорила шаг, оказавшись в бедном районе. Она шла быстро и четко ступала ногой, — не хватало ей еще неосторожно ступить и упасть лицом в грязь и лужи, которые тут были повсюду, из-за этого ей приходилось часто перепрыгивать. Дома бедняков, которые стояли едва держась, напоминали ей о другой стороне жизни. Жизни, в которой может оказаться каждый богач, такой забытый и такой далекой. Люси вспоминала, как они с мамой сидели и смотрели на огни богатых районов, что мерцали вдалеке далекой звездой, и как по вечерам они всем домом собирались и обсуждали новости из богатого мира, если кто-нибудь приносил газету. Люси шла в тумане воспоминаний, такая одинокая и покинутая, она, сейчас обдуваемая ветрами, пройдя по конца, остановилась и, отдышавшись, снова пошла. Она не обращала внимания на непотребные шуточки в свой адрес по типу «Иди сюда, цыпочка». Люси ускорила шаг и поспешила скорее внутрь, когда показалась из-за угла нужная вывеска, и, пройдя несколько луж, ступила на первую ступеньку. Заведение встретило ее приятным теплом. Теплая атмосфера заведения, состоящая из кафе, сигарет, музыки и добродушного хозяина, выделяла это местечко, несмотря на теплоту вокруг, тут царил уют и покой. Разглядев в толпе Хайца, который, по обыкновению, пришел раньше Люси, поспешила к нему, минуя толпу не очень трезвых мужчин. — Хайц, здравствуй, — Люси взяла его за плечо, так как он смотрел в одну точку, а точнее на девушку, что вшой носилась по ресторану. Это была молоденькая официантка, принятая сюда пару недель назад. — Хайц! — А, Люси! Здравствуй, — Хайц пожал ей руку. Люси категорически отказывалась от того, чтобы ей целовали руку и братья называли ее миссис. Она всегда искривляла такое лицо, что братья перестали. — Неужели ты засмотрелся на официантку? — Люси подперла лицо ладонями. За что она любила подобные заведения, так это за отсутствие этикета и надобности его показывать. Тут дышалось легче и было веселее, чем с программой самый лучших ресторанов Парижа. — Я? — удивленно переспросил он, показывая указательным пальцем на себя. — На официантку? — показав большим пальцем куда-то в зал. — Не смеши меня, Люси, ты знаешь, любовь не для меня, — он, сидевший до этого полубоком, развернулся к ней теперь всем телом. — А где братья? — два пустых стула стояли рядом, и нужно было смотреть, чтобы кто-нибудь их не украл, так как стульев в заведении не хватало. В конце вечера их обязательно ломали об голову хозяина. — Они будут с минуты на минуту. Густав захотел врезать за то, что какой-то проходимец что-то сказал в адрес его автомобиля. — Он всегда был таким задиристым? Или нет? — Люси приняла сигарету из рук Хайца, тот дал огоньку. — Да, Люси, он всегда был такой. Они с Отто всегда работали вместе. Густав дрался, а Отто залечивал его раны. — Ладно, в любом случае, — она проводила хозяина заведения, который сейчас шел встречать кого-то у входа. — Я буду рада с вами посидеть. Я так устала от высшего общества, где каждой твари известно, кто ты есть. — Люси, — женщина испугалась и вздрогнула от неожиданного голоса Густава, который шел к ним с разбитой губой, но счастливый, как ребенок, разведя руками, а следом за ним шел Отто, все приговаривая: «Постой, я еще не все обработал, Густав!» — Густав! Отто! — Люси встала, как только они подошли, и обняла их обоих. — Я тоже рад тебя видеть, — Отто смотрел всегда с уважением к ней, она была для него старшей сестрой, не считая разницы с Хайцем. — Присаживайтесь, господа, пока ваши стулья не забрали, — в полушуточной форме сказала женщина. Все трое сели, и Густав остановил мимо проходящую официантку и буквально силой ее удерживал, потому что, недослушав их, она уже спешила к другому столику, попросил у нее напитки — по бокалу красного вина и легкой закуски. — Так о чем ты хотела поговорить, Люси? — Мужчине не терпелось показать свою силу. Хайц и Отто только тяжело вздохнули. — Бить не нужно, Густав, я знаю, тебе не терпится показать свою силу, но сегодня этого делать не придется. — Тот состроил огорченную мину. — Так зачем? Случилось что-то серьезное? — Отто от природы был любопытен в меру и задавал правильные вопросы. Что, несомненно, нравилось Люси в нем. — Я собрала вас тут, потому что хотела спросить, имеете ли вы отношение к тому, что происходит в городе? — она развернула на столе газету и положила еще несколько. Мужчины с жадностью изучали все, что там написано. — Нет, Люси, я тоже читал об этих случаях. Но никакого отношения мы не имеем к этим случаям. — Повисла тишина, братья напряглись, подумав, что Люси хочет их обвинить. Но Хайц прервал ее. — Давайте так, Люси, ты ведь была сегодня у Георга, ты говорила, что у вас сегодня последняя встреча. — Да, она состоялась, но он не замешан в этом никак, и даже его брак с этой девушкой Эрикой не имеет никакого отношения к этим убийствам. — Густав присвистнул. Так вот почему Люси так быстро всех их собрала. — Странно. — В это время подносили напитки, та самая девушка. Хайц поднял глаза и столкнулся с необычайно красивыми изумрудно-голубыми глазами, прячущимися за грязной челкой, грубо спадающей на лоб. Девушка принесла четыре бокала и разлила всем вина, принесла закуски. Ее мятое платье цвета осеннего дерева совершенно было не по фигуре. Поставив тарелки, она быстро удалилась, а Хайц еще с полминуты сидел и провожал ее взглядом, пока не услышал позади себя голос Отто. — А, да, что, простите, я отвлекся, — мужчина снова принял всю серьезность ситуации, хотя дело было пустяковым, он знать не знал, зачем Люси навела столько шороху и столько паники. Несколько убийств из верхушки общества. Не первый и не последний случай. — Я вижу, ты не слышал, что я последнее сказала? — Нет, я не слышал. Что-то про убийства и как это серьезно, — Хайц взял свой стакан и отхлебнул из него. — Нет, мы говорили про мать, — Отто, чтобы сгладить острые углы, ввел Хайца в разговор. — Мы говорили про то, что это может коснуться и ее, — Густав чиркнул спичками. Коробок попросили мужчины за соседним столиком, и Густав кинул им, сказав, чтобы не возвращали. — С чего вдруг? — Хайц обратил свой взор на еще несколько заголовков. — Я не думаю, а если и так, то мне совершенно все равно, даже если она там замешана, какую версию этих преступлений я бы ни выбрасывал, то думаю, что, может, и она все это начала делать. — Откуда такая уверенность? Или это в тебе говорит твое желание ее прикончить? — все замолчали и ждали ответа от Хайца, он встал, надел пальто, что до это небрежно висело на спинке. И, закурив, сказал: — Я был бы только счастлив прикончить ее самому, но и не возражаю, если это сделает кто-то другой, например твой муж. — Хайц! Ты хотел сказать «бывший муж»? — отчеканила Люси. — Да, бывший муж. Хотя в вопросе места вы с ним похожи, — с этими словами он развернулся и, проталкиваясь через толпу, пошел к выходу. Люси смотрела на него холодным отчужденным взглядом. Густав и Отто сидели как немые, им нечего было добавить. К тому же они прекрасно знали, что нельзя лезть в отношения между Хайцем и Люси. — Я думаю, — она произнесла медленно и задумчиво. — Я думаю, что на сегодня можно и разойтись. До свидания, мальчики, — с этими словами она сама встала и, допив вино, пробралась к выходу с желанием оказаться в своих родных четырех стенах. Густав и Отто заплатили за ужин и вышли на свежий воздух — каждый своим путем добираться, вместе им было непривычно, да и зачем, у каждого были дела еще. Люси была частью их, частью чего-то забытого и самодержавного, что осталось от их отца. Сколько они себя помнили. И Отто много раз хотел поговорить с Хайцем, что нельзя так с Люси, она много чего делает и много чего говорит им. И юноша твердо для себя решил, что поговорит в самое ближайшее время. Люси была ему как старшая сестра, да и Вольфганг с ней ладил. Густав, видя луну, каждый раз вспоминал о том, как они пошли с Люси на пикник. Болтали о многом, и каждый раз улыбался. В ней было что-то свое и что-то не от сего мира. Она не была похожа на других людей и дамочек, что ходят все в помаде или румянах и шуршат своими юбками по полу. Она была свободной, легкой, яркой. Густаву было искренне жаль, что Хайц так с ней обходится, и почему он главный? Люси, приехав в дом, первое, что сделала, — от злости разбила подаренную Георгом вазу, за ней же полетели кружки, тарелки, жемчуга, кольца, шкатулки. Она разносила всю квартиру, да так громко, что на ее шум сбежались соседи — все, кто еще не спал. — Что у вас случилось, миссис Либермант? — По старым документам она была все еще женой Георга и жила отдельно. Никто не знал, что она принадлежит к семье Хайца. — Все в порядке, я просто решила на ночь глядя сделать небольшую перестановку, — мило улыбалась девушка — никто не должен знать, что она ужасно сейчас никого не хочет видеть. — А что у вас тогда такие звуки? — Просто мебель тяжелая, все хорошо, не беспокойтесь, идите спать. — Соседи дружно согласились, и каждый пошел спать. А Люси с огромным усилием над собой закрыла дверь. Люси была зла не на ситуацию, а на то, как к ней относится Хайц. Он в упор не считал ее своей семьей, однако Люси, хотел он того или нет, была его семьей, пусть и наполовину другой. Хайц никогда не брал в оборот, что встать им на ноги помогла именно Люси. Узнал о смерти отца. Она частью из своих денег помогла им устроить похороны, а потом и приобрести этот особняк. Хайц действительно был слишком погружен в мысли о другом. То ли о жизни, которая его не устраивала. То ли о свободе, которой у него не было. Он должен был подавать пример братьям и держать семейный бизнес на плаву. Теперь, когда они снова оказались в высших круга, его бизнес мог быть поглащен кем угодно. Неделей позже они должны были снова увидеться с ним. Только теперь на приеме в честь дня рождения средней дочери их соседей. И хотя жуть как не хотела идти, пришлось взять волю в кулак и принять приглашения. Хайц, конечно же, будет не в восторге, но ему приходилось улыбаться.