Зачем целовать Спящих Красавиц?

      Дима лежал на покатой крыше, глядел в ночное небо и ждал салюта, а Дора спала рядом, свернувшись калачиком и вцепившись в его руку. Сестренка чуть ли не с рождения поняла, на ком буквально можно ездить, и от Дмитрия не отлипала, но, вопреки детскому эгоизму, возвращала любовь сторицей. Такая крошечная, а косищи уже преогромные. Маргарита — называть мамой жену приемного бати у семнадцатилетнего Димы всё еще не поворачивался язык — настаивала, что лучше их не стричь: девочка потихоньку приучалась сцеживать излишки магии, и волосы как-то в этом помогали. Глядя на носик-кнопочку, старательно шмыгавший в его рукав, Дмитрий улыбнулся. Какая у него всё-таки чудесная маленькая сестра. Хоть что-то на свете папка сумел нормально сделать…       Крыша медленно остывала, отдавая ночи накопленное за день тепло. Лежать еще было комфортно: она приятно грела спину, а ветерок, напротив, освежал лицо и перебирал прядки волос. Но скоро похолодает. Начнется салют, разбудит Дору. Полюбуются вместе и вернутся обратно, к родителям, дедушке и прочим обитателям пансионата. Сестренку отправят спать, а его опять примутся отчитывать за игры в неположенном месте и излишний риск. Можно подумать, Дора всегда будет делать только то, что ей говорят. И если уж захотела полазить по крышам и увидеть салют вблизи, значит, они полазят и посмотрят. Скоро шалить ей станет не с кем.       Листы металла тихо загудели — к ним кто-то шел. Дима осторожно, чтобы не разбудить сестренку, повернул голову и, конечно же, увидел кислое лицо Авроры. Порой ему казалось, будто занудство — тоже одна из её суперспособностей, идущая вкупе с властью над плотью и духом. Парень приготовился к очередной словесной порке, но прижал палец свободной руки к губам — мол, делай что хочешь, только Морковку не тревожь. В голове тихо прошелестело:       — Есть ли предел твоему идиотизму?       Одной из фирменных фишек Авроры было умение говорить без слов, транслируя мысли прямо в сознание, минуя уши. Большую часть детства именно эту способность Дима считал самой крутой и пытался разговаривать исключительно так при малейшей возможности и лишь много позже понял, что пуская Аврору в сознание — пускал её туда полностью. В том числе к мыслям, которыми не особо хотел делиться с циничной взрослой девочкой. Конечно, в итоге научился их прятать, скрывать и защищать, но Спящая Красавица до сих пор потешалась над его тетрадочным комиксом про Черного и Белого ниндзей, в которых четко угадывались Дима и Аврора. Ничего не поделать, в детстве он искренне верил, мол, раз у самой крутой девчонки на свете белоснежные, как лист бумаги, волосы и темные глаза, а у него самого наоборот, серые глаза и черные волосы, то они буквально созданы друг для друга, словно инь и ян. Как думал теперь? Пожалуй, что он рожден, чтобы Аврору любить, а она — чтобы над ним издеваться. Стоп, прямо так и подумал? Вот черт…       — Примерно поэтому я и ненавижу с тобой разговаривать. Тупизна из всех щелей лезет, — прошелестело вновь, но нырнуть обратно в самокопание ему не дали: — Долго еще будешь лежать? Вас вообще-то ищут.       — Пусть ищут, — вяло подумал в ответ Дима. — Салют посмотрим и найдемся.       — Тебе попадет.       — И что? Через пару недель всё равно забуду. Было бы о чем переживать.       Аврора поджала губы.       — Какой пример ты подаешь Пандоре? Мало того, что решил нас бросить, так еще и живешь сегодняшним днем?       — Ей нужен не пример, а брат. Пока он есть.       В этот момент Морковка как-то особенно сладко засопела. Белоснежная девушка в светлом спортивном костюме протяжно на них посмотрела, а потом без лишних слов села рядом. Дмитрий недоуменно покосился:       — И всё? Меня не отведут под конвоем назад?       — Дождемся салюта, — прошелестело в голове в ответ, — а после сдам с потрохами как миленького.       — Спасибо. Нет, правда. Ей очень важно посмотреть вместе.       — Я поняла. И делаю это ради неё, а не ради предателя.       Дима вздохнул. Да уж, если раньше их с Авророй общение пусть и с натяжкой, но можно было назвать околодружеским, то теперь на него определенно злились. Он бы и сам на себя злился. Причины имелись.       Десять лет назад, когда без вести пропал приемный отец Димы, Кирилл, мальчик остался на попечении деда. Большую часть времени тот в жизнь парня не лез и стабильно оплачивал любые сборы в кадетском училище, что не могло не радовать. Но словно в искупление лето за летом, несмотря на вопли и протесты, требовал, чтобы Димка погостил у него в пансионате. В итоге отчаянно не желавший лучшее время года гнить со старыми пердунами парень неизменно понуро плелся с вещами за дедушкой Радамантом по территории обшарпанного санатория и всегда застывал в оцепенении, когда навстречу им выходила она. Белоснежная девушка, которую — каждый раз Дима мог буквально поклясться — он видел впервые. Стоило только её холодной ладони коснуться его лба — и вот Дима помнит то, что было запечатано с прошлых каникул, расплывается в радостной улыбке и кидается ей на шею. Он вернулся. Вернулся к семье и к Авроре.       А через секунду — уже лежит на земле, а Спящая Красавица в ярости смотрит сверху: всё так же не любит, когда Дима к ней лезет.       Летние месяцы он воспринимал как личный рай. Училище в принципе тоже было неплохим — директор когда-то работал с дедом и умудрился создать на удивление вменяемый загон для стада пубертатных сорвиголов, тем или иным образом связанных с богатырями. Но особо близких друзей Димка там так и не завел, девчонок видел либо через забор, либо когда к кому-то из ребят в гости приезжали сестры, а от посещения дискотек отказался быстро и категорически: на нем в огромных количествах чуть ли не с разбегу висли незнакомые девицы, и остальных пацанов это несказанно бесило. Самого Диму бесило ничуть не меньше, поскольку ни одна не могла ответить даже на простейшие вопросы типа «Какого цвета ципао у Чунь Ли?» или «Чем отличается вакидзаши от катаны?». Аврора знала. Вообще, казалось, что Аврора знает всё на свете, и от скуки та порой даже соглашалась на Димины просьбы поиграть с ним в очередной файтинг или компьютерную игру. В них она, кстати, была неизменно успешна и часто проходила места, с которыми сам парень справиться не мог, — при должных шоколадных инвестициях, конечно. Но из-за убойных тренировок времени на игры оставалось мало.       Внезапно найденный после не менее внезапного исчезновения Кирилл честно рассказал приемному сыну о своих злоключениях и что в итоге задумала мачеха. Спросил, чего желает сам Дима — всё-таки тащить ребенка в сомнительные дела не хотел. Но глаза пацана сразу опасно загорелись, и он громогласно объявил, мол, собирается стать настоящим ниндзей, ну то есть оперативником Семьи, как сам Кирилл, и потребовал всему его научить.       Так и потекли годы: в кадетском училище Димка слушал о сказах, богатырях и их взаимодействии, а летом как проклятый вкалывал в небольшом спортивном зале пансионата, гоняемый и отцом, и дедом с дружками. Каждый старался дать пацану всё, что может пригодиться в жизни, но разница между способностями простого человека и богатырей, пусть и бывших, оставалась огромной: несмотря на постоянные жертвы и яростные тренировки, Дима пребывал на уровне, не дотягивавшем даже до минимального порога приемлемости. Так было ровно до того дня, когда Аврора вошла в зал, переступив через рухнувшего в бессилии мальчика, и поинтересовалась холодным голосом, не проще ли сделать её и сопляка напарниками. Как и всякая Спящая Красавица, покинуть свой условный замок по собственной воле она физически не могла. Но могла уцепиться душой за кого-то, кто шел наружу. Её учили работать в тандеме с Кириллом, но тот прекрасно справлялся и сам, поэтому невидимая напарница была скорее перестраховкой. А если попробовать с его сыном? Честно считавший до этого момента, что вот-вот помрет, Димка вскочил в нетерпении. Отец с дедом переглянулись, почесали затылок и решили рискнуть. Получилось. И получилось замечательно.       Конечно, физическая мощь Димы всё еще оставляла желать лучшего, но эта проблема полностью компенсировалась способностями Авроры. Ему достаточно было начать движение, чтобы напарница оное усилила, словно невидимый экзоскелет. Интуиция Димы — Кирилл упорно называл её чуйкой — с успехом заменяла рефлексы, и там, где в одиночку Аврора порой сомневалась, как реагировать, вдвоем они всегда принимали верное решение. Странное чувство охватывало Диму каждый раз, когда светловолосая девушка осторожно садилась в начале занятия в угол зала и, оставив там свое тело, приходила к нему уже полупрозрачным духом. Словно высшая степень доверия. Очень хотелось не подвести.       Однако на спарринги Аврора соглашалась редко — всего пару раз на его памяти, — только когда просили дед или отец. При этом казалось, что она не делала ничего, но пробить блок у Димы получилось лишь единожды, и то довольно неожиданно. На него тогда посмотрели очень удивленно, и больше поединков с Авророй не было. А вот восхищение осталось.       Да и как иначе? Каждое лето рядом с ним жила девушка на четыре года старше, круче всех ниндзь вместе взятых, да еще и усваивавшая всё быстрее — не заглядывать ей в рот Дима просто не мог. Началось, конечно, с простого фанатизма, но постепенно мальчик взрослел, взрослели и чувства. Аврора казалась непоправимо взрослой, крутой и… одинокой. Даже здесь, среди тех, кто старался о ней заботиться и прятал от мира, она была вежлива со всеми, кроме, пожалуй, самого Димы, но и только. Не привязывалась, держала дистанцию, боясь сближаться. Дед рассказал, что на таких, как она, давно охотятся, и их осталось мало, а способности Авроры шли рука об руку с её же проклятьем, утопически-сказочным, не оставлявшим места для надежды на счастливый конец: каждой Спящей Красавице нужен принц, а в двадцать первом веке бесхозных отпрысков королевских кровей не найти. Покуда же принц не примчится к ней и не разобьет поцелуем любви чары, покинуть место своего заточения Аврора не могла. Пансионат «Солнышко» был, прямо скажем, не самой подходящей обителью для молодой девушки: даже среди стариков никто не годился на роль наставника, и справляться со своей силой приходилось в одиночку. Дима же отчаянно желал спасти её от незавидной участи вечной пленницы.       И вот в начале этого лета он внезапно для всех кардинально меняет планы на будущее и решает во что бы то ни стало пойти в богатыри. Это означало, во-первых, полное запечатывание памяти о каникулах, ибо общество Семьи для подобного рода карьеры определенно было крайне сомнительным. Во-вторых, прекращение любых контактов с родными без надежды на добровольное их восстановление. И, в-третьих, что партнерами они с Авророй так и не станут. Принимая решение, Дима тщательно обсудил его с отцом, с мачехой, с дедом и даже с младшей сестрой — в общем, со всеми, кроме девушки, в которую был безответно влюблен. В немилость впал практически сразу же, как это вскрылось. Что-что, а злиться Аврора умела.       Сейчас она сидит рядом на крыше, смотрит на звезды и убийственно молчит. До отъезда осталось так мало времени, а парень не только совершенно не знал, как всё исправить, но и боялся испортить окончательно. То, о чем даже думать стесняешься, крайне непросто объяснить вслух…       — Папка позавчера за кофе для Маргариты ездил, — внезапно начал Дмитрий, — так Морковка с ним напросилась. Мол, очень-очень хочу, пожалуйста-пожалуйста, ну и мордочку эту свою умильную состроила, которая с батей всегда срабатывает. Взял. Естественно, оставил в машине, пока ходил. Так что ты думаешь, она все стекла внутри переляпала, чуть не размазалась по ним, чтобы тетку хоть мельком увидеть. Я даже на лобовухе следы носа и ладошек оттирал.       — Увидела?       — Ммм?       — Увидела в итоге?       — Не сказала. Даже мне не сказала.       Оба задумчиво посмотрели на спящую девочку.       — Учится. Защищает свой маленький мир.       — Угу. И ни на шаг не отходит, кажется, тоже поэтому. Мою-то память ты запечатаешь, а вот Морковкина будет при ней. Останусь рядом, пусть и в воспоминаниях, — и, аккуратно погладив девочку, добавил: — Хочу, чтобы она каждую минуту оставшейся жизни знала, как сильно я её люблю.       — И так знает. Ты ж её брат, — прошелестело в голове.       — Только по документам.       — Не пытайся убедить меня в том, в чем не смог убедить пятилетку.       Дима задумчиво повернулся к своей собеседнице, явно наслаждавшейся прохладным ветерком, и словно невзначай спросил:       — Ты как, еще не собралась в меня влюбиться?       Аврора взбешенно на него посмотрела.       За прошедший год Димка, настаивавший, чтобы его называли Дмитрием, подрос, сильно раздался в плечах, смотрелся уже вполне себе ничего так и отчаянно надеялся, что после пары эффектных взглядов и, возможно, романтического танца, как в фильме «Привидение», крепость по имени Аврора падет. Однако узнавшая о его планах на будущее девушка лишь скрежетала зубами и пуще прежнего не желала общаться. Вот и взрослей после этого. Зачем только спустил все сбережения на новые рубашки и модные джинсы? Шлялся бы в спортивках и футболках, как всегда. В сухом остатке имеем самого видного, перспективного и одинокого парня в пансионате. Класс. На что он надеялся? Что какой-то надоедливый пацан внезапно получит шанс?       Сидевшая рядом Аврора хмыкнула:       — Тоже мне, павлин доморощенный. Мне показалось, или теперь еще и туалетной водой пользуешься?       — Маргарита подарила.       — Дай угадаю, сам выбирал и попросил?       — Сам выбирал и попросил.       — И вправду идиот.       Девушка определенно не испытывала никаких терзаний из-за того, что подслушивает его мысли — с предателями не церемонятся, — и спокойно наблюдала за звездами:       — Не хочется, конечно, тебя радовать, но основная проблема даже не в возрасте.       — А в чем?       — В том, что у меня нет вариантов. А это бесит.       Дима приободрился:       — В смысле ты так в меня влюблена, что не в силах сопротивляться?       — В смысле ты единственный парень хотя бы примерно моих лет, которого я видела не по телику.       Это соображение в голову Диме не приходило никогда, но он рос оптимистом:       — Но в целом ты не против встречаться со мной?       — Ой, даже и не знаю. Если окажется ужасно, ты планируешь всё забыть, свалить и жить, как будто ничего не было, а я страдай. Если окажется прекрасно — тот же исход. А раз оба варианта ведут исключительно к моим страданиям, зачем они мне вообще?       — Ну… хотя бы попробовать?       — С целью?       — Чтобы тебе тоже было о чем вспомнить?       — Ха. Ха. Ха, — скептицизм Авроры тщательно расстреливал романтику на подлете.       — Я серьезно. Когда уеду, что будешь помнить ты?       — Какой ты идиот. И как попала кирпичом тебе в голову.       Дима посмотрел в упор.       — Это, конечно, стоит и тысячи жизней, но, Аврора, посуди сама: среди стада старперов совершенно случайно затесался симпатичный и неглупый парень. Разве это не знак судьбы?       — Если и знак, то непечатный. Ты всего-навсего мелкий и наглый засранец. Всегда был им, всегда им и будешь.       — Но симпатичный.       — Но засранец.       — Аврора, ну что не так?       Вопрос был задан скорее от безнадежности, и ответа Дмитрий не ждал, однако получил, и не самый удобный.       — Всё.       — А если конкретнее?       — Вообще всё.       Дима хлопал глазами.       — А если еще чуть конкретнее? Вдруг я смогу…       — Ничего ты с этим не сделаешь. Просто свалишь в свое училище, а я сдохну тут на кушетке, не приходя в сознание. Или останусь в подвале, пока тело в прах не рассыплется. Если, конечно, кукуха не удружит и не отъедет раньше. Мало ли херни с такими, как я, может случиться? Вокруг чужие люди, и черт его знает, зачем я им нужна.       — Неправда. Мы твоя семья.       — Как ты там выразился, «только по документам»?       — Не пытайся убедить меня в том, в чем я не смог убедить пятилетку.       Расцвел первый залп салюта, и Дора, встрепенувшись, завороженно уставилась в небо, настолько поглощенная фейерверками, что даже не поздоровалась с Авророй. Дима, наоборот, закрыл глаза. Как ни обидно признавать, девушка была права. Так, наверное, и вправду лучше. Хотя бы для неё. Разве есть что-то важнее Авроры? Он уйдёт, а она останется.       Очень хотелось выть и показательно хлопать дверьми, но рядом сидела сестра, и Дима мог только погладить её по голове. Выкажи он сейчас всю накопившуюся в сердце тьму — каким его запомнит Дора? Бьющимся в агонии? Она должна знать: брат её любит, любой ценой. Потому что если она не поверит в это на все сто процентов, попытается эту любовь заслужить. Как он сам все эти годы пытался заслужить любовь Авроры. Будет мучиться, страдать, не понимать, меняться, а это не то. Морковка должна расти счастливой. У них с Авророй вообще много общего — обе заложницы собственных сил, обе вынуждены ни к кому не привязываться и обе стали смыслом его жизни…       Мелькнуло озарение, и он повернулся к Авроре с совершенно пиратской улыбкой. Он ведь забудет вообще всё, в том числе и стыд. Можно и потерпеть пару недель. Главное — что запомнит она. Что её обожали. И как сильно.       Гасли и загорались огни в небе, светили звезды, мягко грела крыша, завороженно вскрикивала сестренка, а время словно остановилось, завязло в глубоких темных глазах с пушистыми светлыми ресницами. Дима думал.       Аврору смыло. Иначе описать то море эмоций, в котором она оказалась, было сложно. Мысли и воспоминания, сотни и тысячи, одновременно, и все про неё. Классная, сильная, яркая, особенная, единственная, лучшая. Первая подаренная шоколадка, когда дедушка привел пацана знакомиться, а тот с порога спросил: «А ты правда ниндзя?» Да, шоколадок с того времени съелось много. Геймбой. Первые победы в файтингах. Первый кирпич в голову, и это было так круто, даже не заметил боль и шишку. Принципиально звал полным именем, хотя вслед за маленькой Пандорой уже весь пансионат говорил не иначе как «Лола». Прятал напульсник Арии, потому что она сказала, мол, группа — отстой. Рисовал про нее комиксы в тетрадках. Играя с дедом в шахматы, не мог подставить под удар белую королеву. Тайком читал женские журналы и внимательно выписывал всё о правильных бойфрендах и отношениях. Изучал моду. Искал шоколад с кокосовой стружкой: Аврора её любит. С замиранием сердца вертел головой за завтраком — ну где же она, когда придет? Слушал рассказы деда про Спящих Красавиц по второму и третьему кругу, пытаясь запомнить мельчайшие подробности. Мечтал вырасти, приехать однажды к пансионату на мотоцикле, постучать в ворота, и чтобы Радамант отдал ему невесту, и они уехали навсегда-навсегда, куда глаза глядят. Чтобы Авроре больше не приходилось лежать в холодном подвале на жесткой кушетке. Купить ей большой и пушистый свитер. Может быть, она даже согласится спать рядом, а он обязательно её обнимет и согреет…       Аврора не понимала причину внезапной открытости. Дима давно научился следить за мыслями в её присутствии, почему же теперь не фильтрует их, не прячет? Он что, не боится насмешек и издевок? Такое уже было, а сейчас она обижена и не просто может, а еще и очень хочет, чтобы ему тоже стало больно.       Но мысли шли и шли, огромным влюбленным потоком. Дима и вправду не боялся. Готовился получить, но не боялся. Если так захочет Аврора — пусть. Она как Дора. Тоже в конце останется одна. А он не хочет оставлять её одну. Не эти сахарные волосы и кока-кольные глаза. Она не верит в то, что хорошенькая, поскольку не любит свое отражение. А он считает её самой красивой, и ему плевать на все отражения на свете. Они врут. А он не врет. Дима любит. Взрослая. Красивая. Единственная. Неземная. Обнять. Защитить. Пожалеть. Помочь. Спасти. Укрыть. Вернуться. Любить, любить, любить…       Аврора уже не знала, куда деть глаза, но Дима всё думал и думал. Раньше он стеснялся, да, потому что план наверняка покажется ей глупым, хоть парень и вынашивал его два года. Другого не было. Главные герои сказок ведь обычно Иванушки-дурачки? Именем Дима, конечно, не вышел, зато дурак дураком, сама говорила. Должно сработать.       Рано или поздно Аврора заснет, как это принято у Спящих Красавиц. Тело её будет смиренно лежать, практически не старея, но и только. Единственное, что может помочь, — поцелуй любви принца. Дима её любит, значит, дело за малым — стать принцем. Он советовался с отцом и Маргаритой и пришел к выводу: сказку можно обмануть. В конце концов, он кто получается, приемный сын Королевы? А это практически принц. Главное — попасть в богатыри. Пока Дима обычный человек, сказочные законы на него не распространяются и вмешаться в проклятье Спящей Красавицы он не может. Полноценным сказом человеку не стать, а вот богатырь — другое дело. Да, он забудет жизнь в пансионате — придется, иначе подставит под угрозу сестру, но интуиция Димы — очень сильная штука. Она не давала парню влюбиться в других девушек, она же и вернет его к Авроре. Он уверен, всё получится.       Страшно расстаться, когда не знаешь, на сколько и точно ли встретятся снова. Но иначе не спасти его любимую от вечного заточения в подвале. А он должен. Это единственное, что он вообще может для неё сделать. И чтобы вытащить Аврору, станет хоть принцем, хоть неведомой зверушкой.       В сознании потрясенно зашелестело:       — Ты совсем идиот, добровольно рваться в сказки? Оглянись, это никому ничего хорошего не принесло.       — Тебе — принесет.       — И какие, к черту, богатыри?!       — Считай, я повзрослел и понял, что карьера ниндзи в двадцать первом веке обречена.       — Оба родителя служили оперативниками, последствия…       — Даже если совсем уродом сделаюсь — не страшно. Только и надо, что один раз поцеловать, заклятие спадет, и ты станешь свободной. И от меня в том числе, поэтому не волнуйся. Я всё продумал.       Гробовое молчание было ему ответом.       — Ты злишься?       — …и Кирилл с Марго согласились на это безумие?       — Сказали, решать мне.       — Но Дора?..       — Разрешила спасти мою Красавицу, но заявила, что буду должен ей сто тысяч миллионов обнимашек, — он скосил взгляд на сестренку. — Правда, не совсем понятно, как она их считает.       Губы Авроры подозрительно задрожали. Потом она внезапно закрыла Диме глаза рукой и поцеловала родинку на его правой щеке. Нежно и мимолетно.       — Плана глупее я в жизни не слышала. А теперь помолчи немного, умоляю. Дай собраться с мыслями.       Дима оторопел. Будто во сне приложил руку к лицу, словно проверяя, что оно реально принадлежит ему. Абсолютно счастливый уставился на предмет своих воздыханий и почувствовал, как расплывается в широкой и совершенно идиотской улыбке. Неужели она сейчас его только что, по-настоящему?..       — А можно еще?       — Современные подростки просто ужас какие наглые.       И тут откуда-то сбоку тихий детский голосок поинтересовался:       — Дим, а мы ужинать пойдем? Салют-то давно кончился…       Сестренка сидела, старательно закрыв глаза ладошками, дабы не подглядывать, но громкое бурчание желудка выдавало, что, если бы не крайняя нужда, боец бы не предал своего генерала.       Отец ругал на чем свет стоит, старался отчитать по-мужски, но Димка словно не слушал, широко улыбаясь и соглашаясь со всем сказанным. Поняв, что пацану хоть кол на голове теши, его отправили спать. Дора захотела с братиком, и, поворчав, Кирилл разрешил: то ли подействовали жалобные глазки Пандоры, то ли полное отсутствие всякого присутствия самого Димы, или же пара многообещающих взглядов супруги, всегда умевшей использовать возможности, которые давала спящая не с ними дочь, по максимуму.       Дора привычно уснула в обнимку с рукой брата, всё так же забавно посапывая. Дмитрий лежал, глядя в потолок, а улыбка упорно не пропадала. Подумать только, Аврора его поцеловала. Поцеловала. Его. Аврора. Его Аврора его поцеловала. Он пытался вспомнить это в мельчайших подробностях, прокручивая в голове приятный холод руки, закрывшей глаза, и нежное, теплое касание щеки губами, покуда лицо любимой девушки не начало мерещиться ему в темноте.       А потом вдруг оно стало ближе и зажало его рот ладонью. Дима даже вскрикнуть не успел, только удивился. Заулыбался снова — она пришла к нему после отбоя, и это казалось так невообразимо мило, так радостно…       Внезапно её призрак потяжелел и буквально упал на него. Парень ухнул — хоть Аврора и немного весила, но всё равно неожиданно. Уставился на неё в восхищении:       — И давно ты так можешь?       — Пока только учусь переносить тело к сознанию.       — Это просто нечто! Даже дед о таком не рассказывал, ты офигенно крутая!       Сам Дима боялся даже пошевелиться, чувствуя, как его постепенно обволакивает сладковатый аромат одуванчиков, и по привычке очень старался думать о чем угодно, кроме лежащей рядом девушки. Поймав себя на этом, хмыкнул и поступил ровно наоборот. Открылся снова.       Я счастливый. Ты знаешь? Я очень счастливый. Потому что меня поцеловала ты. И потому что ты ко мне пришла…       В его плечо уткнулось что-то теплое и мягкое, и, повернувшись, он с удивлением увидел макушку Авроры. Она смотрела на него непривычно, не хмурясь, и Дима совершенно растерялся. Аврора всегда знала, что он думает, а вот он стабильно не догадывался, о чем думает она. Маленькие, чуть заметные веснушки на белой коже — раньше он не мог их разглядеть, никогда не оказывался так близко. Она смотрела на него не ехидничая, не ругаясь, и это было здорово. Словно завороженный, перевел он взгляд на её губы и тут же отвернулся, зажмурившись и как мантру читая про себя стишок о белом бычке: нечего наглеть, когда тебе и так сделали царский подарок. На миг среди описаний колхозной жизни и трудностей выкармливания больного теленка в сознании вновь мелькнула картина обидевшейся и игнорирующей его Авроры, сердце сжалось, а стихотворение полетело еще быстрее, чем до этого. Черт, как там дальше? С купанья домой возвращался парнишка, он… шишкой в бычка запулил? Слова в голову не шли совершенно. Что-то им мешало. Или кто-то.       — Неужто ты вообще все стихи учил, лишь бы там белое было? — прошелестело в сознании.       — Нельзя?       — Можно. И не только это.       — В смысле?       Ответа не последовало. Выдохнув, Дима повернулся к Авроре и вновь встретился с ней взглядом. Она смотрела всё так же — спокойно, без привычных гримас отвращения или скуки. А потом вдруг улыбнулась, и у парня перехватило дыхание — больно уж редкое событие.       Она знает, что ты хочешь. Она сказала: «Можно» и улыбнулась. Не отодвинулась, не сбежала. Ну, а если ей не понравится, она тебя убьет, делов-то. Время рисковать.       Отважно зажмурившись, Дмитрий поцеловал Аврору.       На удивление, небо на него не обрушилось, огненный дождь не испепелил на месте и даже завалящим кирпичом в голову не прилетело. Напротив. Ему отвечали, вполне охотно и неожиданно мягко, и в какой-то момент целоваться стало очень сложно, потому что губы вновь сами по себе расплывались в широчайшей улыбке. Свободная рука Димы вволю гуляла по спине Авроры, пытаясь хоть ненадолго, но запомнить её изгибы. Надо же, все ребра наперечет, каждый позвонок чувствуется. Ему милостиво не препятствовали, и в какой-то момент парень обнаглел и набрался смелости достаточно, чтобы на секунду скользнуть по спине чуть ниже, под резинку спортивных штанов. Руку тут же свело судорогой, а знакомый шелест в голове звучал, казалось, с неподдельным ехидством:       — И куда это мы собрались?       — Я подумал, что в одежде как-то не очень удобно, не находишь?       — Не нахожу. Во-первых, тут всё еще твоя сестра. Во-вторых, спать вместе в одном белье — это уже явно за гранью целомудрия.       — Но мне хочется…       — Перехочется. Ты несовершеннолетний.       — Издеваешься? До восемнадцати всего пара месяцев осталась!       — И что?       Непреклонная Аврора. Это в ней он тоже любил. Даже когда ненавидел.       — Поцелуи — твой максимум.       — То есть… можно еще?       — Сколько хочешь.       — Я тебя обожаю…       Снова поцелуи, сплошные поцелуи, много-много: Дима брал всё, что ему давали. После очередного, особо пылкого, Лола задумчиво прошептала:       — Ты точно какой-то дефектный. Я ж страшна как смертный грех.       — Ты классная.       — Потому что на убийцу похожа? Серьезно?       — Нет. Потому что ты Аврора.       — Ну да, ну да. Уже вижу заголовок своей книги для успешных женщин: «Влюбить с первого кирпича в голову».       — Да ладно, я тогда почти увернулся.       — А по идее не должен был и пытаться — я целилась на метр правее.       — Оу.       — Вот-вот. Я не такая крутая, как ты навоображал.       — Именно такая. И даже лучше. А башка у меня крепкая. Считай, попала сразу и в сердце, и в голову.       Она внезапно остановилась и погладила его по волосам:       — Я тогда очень испугалась. Ты рухнул как подкошенный и долго глаза не открывал. Еще и побледнел…       — Да, как-то не круто с моей стороны.       — Не в этом дело. Я испугалась, что ненароком тебе навредила. Очень испугалась.       — Ты поэтому на спарринги не соглашалась?       — Да. Боялась.       Мелькнуло внезапное озарение, и он медленно, словно сам себе не веря, проговорил:       — И не хотела со мной общаться поэтому же? Потому что боялась навредить?       — Да.       Дима обнял Аврору свободной рукой, крепко прижав к груди. Казалось, что уж его-то жалеть никому в голову не придет. А она так долго старалась отпихнуть его подальше, потому что переживала о той глупой случайности. Ну разве не прелесть? Разве не милая, нежная прелесть его девушка?..       — Не милая. Не нежная. И не прелесть.       — В этом вопросе предпочту остаться при своем мнении, — хмыкнул Дима, и вдруг заулыбался еще шире: — Но всё-таки моя девушка?       — Пока не уедешь.       Он поцеловал снова.       — Я вернусь, обязательно вернусь за тобой.       — Ну да, конечно. Я тебе кто, Ассоль, ждать и верить, что однажды за мной примчится принц?       — Ну, предположим, я на это немного надеюсь. Потому что иначе буду ревновать.       — К кому? — опешила Аврора. — Вокруг, если ты не заметил, одни старики, которые мне в пращуров годятся.       — Не знаю. Но мне всегда хотелось, чтобы ты была только моей напарницей. Не потому что ты Спящая Красавица, а потому что ты — это ты.       — Дурацкое, кстати, название.       — А по-моему, хорошее. Ты, конечно, не особо спящая, но очень красивая.       — Я — нет. А ты, к сожалению, да.       Дима моргнул. Потом мигнул еще раз. Да, вроде не послышалось.       — Так, вот теперь я точно сломался. Что тут плохого?       — Это я заперта в царстве пенсионеров, а ты будешь общаться со сверстниками. Девушками в том числе. Обещания и без того очень некрепкая штука, а уж если о них не помнить в принципе…       — Ревнуешь?       — Нет.       Поцелуй, молчание, выдох:       — Да.       — Не волнуйся, на смазливости далеко не уедешь. Я ж гик до мозга костей. Обожаю тебя, игры и лего. И не идиот, хоть и похож, не скрою. Просто не смогу встречаться с кем-то, кто не ты.       — Неправда.       — Правда. Я же за столько лет так ни к кому и не прибился. Потому что искал свою единственную. И каждое лето вспоминал кого. А, еще. Согласишься хранить мои игры?       — Смеешься?       — Нет. Мы с Дорой поговорили. Изначально хотел ей всё оставить — не тащить же с собой в училище приставки? — но мы посовещались и решили, что тебе нужнее. Ты же скучаешь, когда нас тут нет?       — Скучаю.       — А так будет хоть немного веселее. Я люблю тебя. Правда, очень-очень люблю.       — И наверняка, как приемный сынок Королевы, окажешься втянут в один из её планов…       — Тут уж без вариантов. Прости, — он постарался улыбнуться, внутренне содрогнувшись: что-что, а стратегии Маргариты не могли похвастаться излишней гуманностью по отношению к исполнителям.       Димина бравада была встречена знакомой ухмылкой не купившейся на неё Авроры:       — Не страшно. Я всё равно планирую присоединиться к Семье после твоего отъезда. Так сказать, на вольных основаниях.       Он замер.       — С ума сошла?! Если о тебе узнают…       — Зато выберусь наружу. Пойду тебе навстречу, образно выражаясь. Сама.       Парень замолчал. Прижал её покрепче и снова поцеловал. Вот тебе и неприступная крепость. На протяжении многих лет Дима пытался взять штурмом замок, в котором ему и так открыли все двери.       — Тогда… Тогда я буду ждать. Очень. Ты только не рискуй без острой необходимости, ладно?       — А плакать обязательно?       — Я счастлив. Как тут не плакать?       Аврора снова улыбнулась и поцеловала его родинку. Сурового ниндзи так и не выросло. Получился её собственный маленький принц.       Много лет спустя, в избушке на краю леса, одна Спящая Красавица в задумчивости застыла, глядя на свою подопечную, а после, решившись, поплыла вниз, в гостиную, где разместились русалка и молодой провожатый Пандоры.       Он спал. Намучился за день и спал типичным богатырским сном — глубоким, но чутким на опасность. Аврора угрозы для него не представляла, наоборот. Подплыла ближе, присела на корточки, вгляделась в лицо. Дима — хотя, пожалуй, теперь хотелось называть его исключительно Дмитрием — спал на самом краешке дивана, словно вот-вот скатится, как в детстве, когда привык по первому плачу подрываться к сестренке. Голова забыла, а тело помнит. Седые пряди, когти, колени — что еще изменилось за эти десять лет?       Аврора долго всматривалась в спящее лицо, отмечая новые морщинки и старых знакомых. Милая родинка под правым глазом, которую ей когда-то нравилось целовать, тоже неуловимо повзрослела, став вызывающе эротичной. Черты лица заострились, но не потеряли красоты, лишившись только подростковой мягкости. Зато улыбка осталась при нем, та самая, счастливая и широкая, перед которой она когда-то сдалась. И шрамы. Откуда у её мальчика столько шрамов?..       Аврора протянула руку и осторожно погладила его по голове. Молодец. Всё сделал правильно. Вырос в могучего мужчину. Яркого. Настоящего. И не способного её даже увидеть, не то что вспомнить.       Но за прошедшие годы она тоже сделалась сильнее. Может гораздо больше. Дело за малым — снова его впечатлить. Не внешностью — тут всё осталось без изменений, да и не срабатывало это с Димкой никогда: ну кто может оказаться краше его самого? Нужно быть крутой, всесильной, идеальной напарницей. Он дослужился до богатыря. Они встретились. Насколько она знала, дальше в сказках всегда начиналась самая трудная часть. Интересно, её маленький принц об этом хотя бы задумывался?       Всё-таки помнить было больно, но Аврора улыбнулась.       — Чтоб ты знал, засранец, из-за тебя я запустила в сестру Королевы вороной.       И, помедлив немного, добавила:       — И спасибо, что спросил мое имя.