To mend again/Вернуться к началу

      Глава 1              Гарри сел за стол и тяжело вздохнул.       Наконец-то один.       Он ждал этого весь день. С того самого момента, как он вернулся из офиса (куда заходил лишь с утра на пару часов, чтобы проверить кое-какие бумаги и заметки), Джинни начала нудеть насчет смены дизайна гостиной ("Весь этот черный так угнетает, ты не находишь, Ри?"), и он захотел, чтобы она исчезла. Ему была противна эта мысль, потому что он любил ее. Любил. Она была потрясающа: готовила как настоящий шеф-повар, поддерживала беседу как интеллектуал, обсуждала квиддич как профессионал, и самое главное: секс был потрясающим. Она дарила ему столь яростные и страстные поцелуи, о Боже, как он жаждал ее прикосновений, будучи на заданиях аврората где-то в Европе... Он писал ей тонны писем, покупал все, что только можно вообразить... И все же полного удовлетворения не было. Почему, ради всего святого? Они любили друг друга. Им было по двадцать два года, они были в самом начале жизни... Но чего-то не хватало. Он просто не знал чего. И не мог понять, почему ему так хотелось побыть одному.       Вдруг что-то хлопнуло в прихожей. Не могла же Джинни вернуться так рано? Или могла?       – Гарри?       Голос, слишком знакомый, всегда заставляющий его сиять от счастья, наполнил комнату и привнес в нее краски.       – Я здесь, Гермиона! – ответил он. – На кухне!       Он быстро встал и начал искать сливочное пиво, как это делал Сириус, когда жил здесь. Он любил дом на Гриммо. Это было место, где он мог быть самим собой, где ему не нужно было притворяться, что он счастлив, когда это было не так. В этом доме словно воплотился Сириус. Это приносило ему покой.       Он нашел две бутылки и открыл их как раз в тот момент, когда вошла Гермиона.       – Гермиона! Как хорошо...       Гарри прервался, увидев ее лицо. Она выглядела совершенно опустошенной. Глаза ее были красными и опухшими, она была белее мела и дрожала, как будто от рыданий. Почему он пропустил беспокойство в ее голосе? Наверное, потому что он был чертовски счастлив спустя целых три недели снова увидеть ее.       – Что случилось? – обеспокоенно спросил он.       У Гермионы был тот самый взгляд: нечто среднее между полным отчаянием и гневом. Мерлин, опять?       – Ты поссорилась с Роном? – спросил он спокойно, стараясь быть помягче, но стоило ему произнести эти слова, как она, сорвавшись, вцепилась в него, пачкая его рубашку слезами и тушью, и он чуть не споткнулся.              Глава 2               Потребовалось некоторое время, чтобы успокоить ее, но в конце концов она почувствовала себя достаточно хорошо для разговора. Сливочное пиво взбодрило ее, и, вытирая тушь со щек поданной Гарри салфеткой, она казалась вполне спокойной. Гарри никогда не понимал, как Гермиона, эта сильная, несгибаемая женщина, может превратиться в хнычущую тряпку от всего нескольких слов его лучшего друга Рональда Уизли. Он всегда считал, что сексуального напряжения между ними вполне достаточно, чтобы построить отношения, но, очевидно, "примирительного секса" оказалось недостаточно, чтобы справиться с ситуацией. Это несколько пугало.       – Что случилось? – хмуро спросил он, глядя, как Гермиона сморкается в салфетку.       – Я... О, Гарри, я не знаю. Я не знаю, почему все переросло в... Обычно этого никогда не происходит, я имею в виду, что у нас есть некоторые споры, но мы никогда...       Она вздохнула и стала теребить салфетку.       – Я бросила в него вазу.       – Вазу? – тупо спросил Гарри.       Гермиона снова вздохнула.       – Да. Вазу. Просто у нас был разговор о его работе, и ты знаешь, я полностью поддерживаю его, потому что он помогает Джорджу с магазином... Я имею в виду, что это просто по-братски, дело которое должно быть сделано, верно? А с уходом Фреда, ну... Я думаю, что Рон просто пытается сказать "мне жаль", или что-то в этом роде... Но...       Она посмотрела на Гарри с упрямым выражением в глазах.       – Ты же знаешь, что он пытается стать аврором, заочно? Он должен был сказать тебе...       – Да, он говорил, – ответил Гарри. – Дальше.       – Ну, если честно, он очень небрежно к этому относится, – начала она, и теперь настала очередь Гарри вздохнуть.       – Мерлин, Гермиона, ты, конечно, ничего не говорила об этом, нет?       – Я... Я его девушка, Гарри! Я просто хочу для него самого лучшего!       Гарри уронил голову на ладони, взъерошив волосы, отчего они еще больше растрепались.       – Правильно, Гермиона. Ты его девушка. Не мать.       – Но, Гарри! Как он сможет сдать экзамены, если не учится? Я имею в виду, единственное, что он делает, это ходит в паб, тусуется с тобой или с кем-то еще, если на то пошло! Он просто занимается тем, что отвлекает его от учебы! Я хочу, чтобы он стал аврором, Гарри, но он просто все забросил! Все шансы, которые Министерство дало ему из-за войны, пойдут прахом, если он не справится!       Гарри не смог сдержать улыбку. Старая добрая Гермиона.       – Зачем ты бросила в него вазу? – спросил он наконец.       На лице Гермионы мелькнула вспышка стыда, но она мгновенно покраснела от гнева.       – Ну, он... Я начала про его учебу и про то, что он совсем ничего не делает, а так как он меня игнорировал, я разозлилась и начала указывать на то, что он неделями не убирает на своем столе, хотя я миллион раз просила его об этом...       Она начала обрывать уголки салфетки.       – А потом... Потом он заорал, что, по его мнению, лучше купить домового эльфа!       Гарри приложил ладонь ко лбу. Он очень любил своего друга и был согласен с ним во многих вопросах, но это было воистину тупо. Они с Роном прекрасно знали, что Гермиона пыталась создать организацию под названием Г. А. В. Н. Э. (Гражданская Ассоциация Восстановления Независимости Эльфов), но потерпела неудачу, потому что в нее вступили только он, Рон и Невилл: не потому, что они считали это хорошим делом, а чтобы Гермиона наконец-то перестала их пилить, если они это сделают.       – Так и сказал? – Гарри застонал, раздраженный провалом Рона, и Гермиона кивнула в знак согласия.       – Разве это не ужасно? Он хотел держать у себя раба. И я сказала, что я думаю об этом рабстве и эксплуатации, и...       На мгновение она зажмурилась, потому что хотела сказать так много всего в нескольких словах, но потом опустила голову и уронила на пол обрывки салфетки. Гарри увидел, что ее плечи снова задрожали, и обнял ее.       – Что еще он сказал?       Гермиона ничего не ответила. Он увидел, что по ее лицу текут слезы: он стер их большими пальцами.       – Гермиона... – тихо проговорил он, но она не осмелилась взглянуть на него. Гарри придвинул стул поближе и притянул ее к себе. Как только ее голова коснулась его груди, она поддалась всей своей печали и зарыдала так, как он никогда не видел. Гермиона вцепилась в его рубашку, слегка царапая ее ногтями, прижалась головой к его плечу как могла ближе, закинула ноги ему на бедра, почти усевшись ему на колени, чем Гарри был весьма поражен. Положив голову ей на плечо и вдыхая аромат ванильного шампуня, который так любил, он зарылся лицом в ее орехово-каштановые волосы. Его руки легли ей на бедра, он ощущал стройное тело, и никогда в жизни не был так зол на Рона. Ей никогда не было так больно, даже после того, как он бросил их, когда они прятались по лесам от Волдеморта. Что же он наделал?       Гермиона была для него всем. Именно она подарила ему первый поцелуй после матери в ту роковую октябрьскую ночь: просто чмокнула в щеку, не более, но тем не менее, для него это было очень важно. Это был знак того, что она всегда будет рядом, чтобы утешить его. Обнять его. Чтобы он чувствовал себя любимым, как физически, так и душевно. Она верила в него, даже когда он сам в себя не верил. Обидеть Гермиону было равносильно тому, что ранить часть его души, и он рассказал бы Рону все, что он о нем думает, хотя и ненавидел спорить с Роном.       Он поцеловал ее волосы, сам того не замечая. Это было похоже на возврат поцелуя на Кингс-Кросс в конце четвертого курса. Так он хотел утешить ее. Он крепко прижимал ее к себе, гладил и ласкал ее спину, целовал ее волосы, снова и снова, просто чтобы показать ей, как много она для него значит. Он понял, что так и не поблагодарил Гермиону как следует. Это был его способ сказать ей об этом.       Наконец она пришла в себя. Гарри протянул ей еще одну салфетку с кухонной стойки, и она рассмеялась сквозь слезы.       – Должно быть, выгляжу просто ужасно, – сказала она, но Гарри покачал головой.       – Ты прекрасна, Гермиона. Мне все равно, как ты выглядишь. Ты – мой друг. Мой очень хороший друг.       Это заставило Гермиону плакать и смеяться одновременно.       – О, Гарри...       Она еще раз вытерла лицо и вернулась на свой стул. Ее улыбка говорила больше, чем тысячи слов.       – Я просто... Я не знаю, хочу ли я...       Она тяжело вздохнула, выглядя обеспокоенной. Ее голос все еще дрожал, и Гарри встал, чтобы принести ей стакан воды.       – Я не хочу, чтобы ты ненавидел Рона. Он твой лучший друг. Он должен оставаться таким, ты же знаешь.       – Переживем, – пообещал Гарри с мягкой улыбкой, набирая воды из под крана. – Наша дружба выдержала и четвертый курс, и охоту за крестражами. Мы справимся, я уверен.       Он протянул ей стакан, она поблагодарила, отпила из бокала, и на мгновение на кухне воцарилась тишина. Как будто ничего не произошло.       – Он начал разглагольствовать обо мне, – внезапно сказала Гермиона, нарушив прекрасную минуту молчания.       – Он сказал, что я начинаю его раздражать. Он сказал, что ему не нравится моя властность, мое структурированное мышление, мои учебные планы, которые я даю ему по утрам, чтобы он сдал экзамены, сказал, что ему не нравится, как я пахну по утрам, и ему противна моя стряпня. Его раздражает, что я не интересуюсь квиддичем или магазином приколов, он считает, что мне следует перестать быть все время такой серьезной, и, самое главное, он считает меня плохой любовницей.       Она сглотнула, не решаясь взглянуть Гарри в глаза.       – Он... Он сказал, что если я не хочу дать ему то, что он ищет, он сам пойдет это искать. Он хочет, чтобы я повзрослела. Он считает, что это признак... ребячества, что я все еще увлекаюсь ГАВНЭ, и он думает...       Она глубоко вдохнула.       – Он думает, что "мне, черт возьми, нужно разобраться со своими приоритетами в жизни" и "перестать ныть из-за этих твоих чертовых родителей... Ты знаешь о моих родителях, Гарри. Ты знаешь о них!       Гарри и глазом не моргнул. Его лицо выражало чистый, холодный гнев. Конечно, он знал об ее родителях. После окончания битвы за Хогвартс она отправилась прямиком в Австралию, чтобы вернуть их. В конце концов ей удалось восстановить их воспоминания, но это были уже не те люди, которыми они были раньше. Не то чтобы изменился их характер или внешность. Нет, изменилось их отношение к дочери. Они как-то испугались ее. Они знали, что она спасла им жизнь, но теперь, когда они так резко столкнулись с магией, у них появилась настороженность. Они вели себя с ней по-другому. Гермионе было очень трудно с этим смириться. Родители были для нее всем. Гарри понимал ее, как никто другой. Он знал, каково это – жить без родителей. Он знал это. Рон же никогда не понимал этого. И никогда не поймет.       – А потом... Ну, я просто потерял голову! Я бросила в него вазу и аппарировала. Кажется, я попала, Гарри! Кажется, я попал ему прямо в лицо!              Глава 3               Гарри хотел что-то сказать, но не успел – услышал, как хлопнула входная дверь.       – Ри! Я сходила в "Сделай сам" за краской! Она прекрасна, я сразу же ее купила! Где...       Явилась моя рыжая подружка.       На ее лице был небольшой румянец, вероятно, из-за холодного ветра снаружи.       – Гермиона! Как я рада тебя видеть!       Она крепко обняла ее и поцеловала в обе щеки. Гермиона вежливо улыбнулась.       – Привет, Джинни! Мне просто неожиданно захотелось зайти, надеюсь, ты не против...       – Конечно, нет, Гермиона! Пожалуйста, не будь такой глупой.       Она дружески похлопала Гермиону по плечу, но Гарри заметил раздражение в глазах подруги. Никто не имел права называть ее глупой. Она ничуть не была глупой.       – О, дорогой! Привет!       Джинни поцеловала Гарри в губы. Это был легкий, приятный поцелуй, но Гарри было неловко целовать Джинни в присутствии Гермионы, и еще более неловко он чувствовал себя, когда Джинни давала ему прозвища. Это казалось неправильным. Он быстро прервал поцелуй.       – Я слышал, ты говорила о краске, Джин?       Джинни широко улыбнулась, выкладывая покупки на кухонный стол.       – Да, я купила немного. Хочешь посмотреть цвет? Глубокий гриффиндорский красный. Я подумала, что было бы замечательно отдать дань уважения Фреду таким образом... Он любил красный цвет!       Она глубоко вздохнула, думая о своем павшем брате.       – Я очень скучаю по нему, Ри. Я каждый день по нему скучаю!       – Я знаю, – резко сказал Гарри, но Джинни не услышала оттенков его голоса. А вот Гермиона услышала.       – Почему бы вам обоим не подождать в гостиной, – со вздохом сказал Гарри, раздраженный тем, что их с Гермионой уединение закончилось. – Я позабочусь о продуктах. Хорошо?       – Ты такой милый! – довольно противно прощебетала Джинни и ухватила Гермиону под руку, уходя из кухни.       – Как хорошо, что Гарри знает, каково это, Гермиона, – серьезно сказала Джинни, обнимая ее так, словно они были родственными душами. Гермиона вздрогнула от неловкости.       – Он потерял маму и папу, а я – Фреда. У нас много общего, не находишь?       Гермиона ничего не ответила, но Джинни и не ждала ее ответа.       – Мы можем днями говорить о наших самых глубоких и темных чувствах... Я могу понять его, ты знаешь. Мы оба были одержимы Волдемортом! Никто другой не может этого понять, только мы двое. Мы оба так страдали и прошли через такую боль, что вряд ли кто-то может это понять, потому что просто никогда этого не испытывал! Понимаешь? Мы связаны друг с другом уже через нашу историю!       Гермиона вонзила ногти в ладонь правой руки. На той же руке было вырезано "грязнокровка".       – И не только это... Видишь ли...       Джинни теперь говорила шепотом, и на ее лице было написано такое волнение, что Гермиона могла поклясться, что она взорвется.       – Ты не замечала? Я точь в точь как его мать!       На ее лице было выражение чистого блаженства. Гермиона подумала, что ей сейчас станет плохо. Она никогда не думала об этом, но мысль о том, что Гарри может влюбиться в собственную мать, заставляла ее чувствовать себя невероятно мерзко.       – Внешне, я имею в виду... Но в душе я точь в точь, как его отец... Я воплощение обоих его родителей, Гермиона! Разве это не замечательно? Я, конечно, давно об этом думала... Но, думаю, Ри должен сам это понять. Как ты думаешь? Я похожа на Лили, правда? И я люблю квиддич и нарушать правила, как Джеймс! Наши дети были бы идеальными копиями Джеймса и Лили! Только подумай об этом, Гермиона! Подумай об этом!       К счастью для Гермионы, Гарри появился в гостиной как раз вовремя, прежде чем она успела блевануть в огромный черный цветочный горшок. Мысль о том, что Гарри является отцом своих собственных родителей, вызывала у нее желание закричать. Ради Мерлина, для Гарри родители неприкасаемы! Как Джинни могла этого не понимать?              Глава 4              – Я приготовил чай, – тихо сказал Гарри, ставя поднос на журнальный столик. Он сел в большое черное кресло и взял чашку.       – Я помешал вам разговаривать?       – Вовсе нет, – быстро ответила Гермиона с понятной только Гарри улыбкой.       Джинни поблагодарила Гарри за чай и на мгновение замолчала. Гарри стало интересно, что же произошло в гостиной. Цвет лица Гермионы казался каким-то зеленым.       – Итак, гостиная будет красной, – наконец сказала Джинни, допив чай. – Как хотел Фред.       Она поставила чашку обратно на поднос и настойчиво посмотрела на Гарри.       – Это также будет напоминать тебе о родителях, верно? У твоей матери были рыжие волосы...       – Подожди, что?       Гермиона перебила Джинни. Она выглядела совершенно потрясенной.       – Что ты собираешься сделать с гостиной Сириуса?       Джинни улыбнулась, думая, что Гермиона этого не слышала.       – Я собираюсь покрасить его в красный цвет. И там будет новая мебель. Много золота, я думаю. Красный и золотой – вот что должно получиться.       – Ты собираешься изменить интерьер семейного дома Блэков?       Глаза Гермионы, казалось, выскочили из головы от возмущения. Ее рот имел форму идеального круга.       – Правильно. Я не хочу, чтобы дети росли в таком темном, сомнительном месте!       Теперь настало время Гарри реагировать.       – Здесь не будет детей.       – О, правда! Дорогой, это прекрасно! Так ты все-таки хочешь переехать в Годрикову Впадину, рядом с домом твоих родителей?       Гарри хотел сказать, что он нисколько не думает заводить детей, но Джинни ему не позволила.       – Это будет такой дом для нас, милый, вот увидишь! Мы сделаем его настоящим домом Поттеров-Уизли! Я хочу маленькие занавесочки с цветочным принтом, много растений, коричневый диван с пушистыми подушками и много вязаных ковриков...       – С каких пор вы с Гарри стали жить вместе? – спросила Гермиона. – Я не помню, чтобы ты или Гарри говорили об этом.       – О, это потому, что мы этого еще не делали! – Джинни улыбнулась. Гарри тоже улыбнулся, но, напротив, выглядел так, словно только что узнал, что его приговорили к поцелую дементора. Гермиона проигнорировала настойчивый позыв рассмеяться.       – Но ты выбираешь краску для гостиной его крестного отца?       Джинни хихикнула.       – Вкус Гарри никогда не был лучшим, верно? И, поскольку Фред провел здесь столько времени, я подумал, что это и разрядит обстановку, и позволит вспомнить моего дорогого брата...       – С какой стати красить стены в красный в память о Фреде? Он приезжал сюда всего несколько раз, он же не жил здесь, или что-то в этом роде!       Гермиона поняла, что сказала слишком много. У Джинни задрожала нижняя губа, а на глаза навернулись слезы.       – Как ты можешь так говорить? – прошептала она, выглядя опустошенной. – Ты не знаешь, какого это! Понятия не имеешь! Ты никого не теряла! У тебя нет ни братьев, ни сестер! Как ты можешь осуждать меня за это?       По ее лицу потекли слезы, и она повысила голос.       – Почему, во имя Мерлина, ты встречаешься с Роном? Он заслуживает кого-то с сердцем!       Она вскочила с дивана, драматично откинула назад волосы и выбежала из комнаты. Через несколько секунд они услышали, как хлопнула дверь.       – Не надо!       Гарри поднял руку, когда Гермиона открыла рот, чтобы преподать ему урок о подружках.       – Я знаю, ты думаешь, что я идиот. И, возможно, так оно и есть. Да, я все еще жертвую своей жизнью ради общего блага. А как иначе? Я люблю семью Уизли всем сердцем, Гермиона. Конечно, ты это понимаешь. Все-таки они мне кажутся настоящей семьей.       Гермиона покачала головой.       – Они все равно примут тебя как члена семьи, даже если ты откажешься жениться на их единственной дочери, Гарри. И, кажется, я только что поняла, что мне по-прежнему будут рады в их доме, даже если я расстанусь с Роном.       Гарри на мгновение задумался, но в конце концов кивнул.       – Джинни была не права. У тебя самое большое сердце, которое я знаю.       Он притянул ее к себе и крепко, с любовью обнял. Он вдыхал ее запах, целовал ее волосы, гладил ее по спине и понимал, что если бы ему пришлось выбирать между Джинни и Гермионой, он выбрал бы Гермиону. Гермиона. Her-my-own, подумал он.       Она – моя.              Глава 5              Гарри подумывал о том, чтобы побежать за Джинни, поймать ее и убедиться, что с ней все в порядке, но внутренний голос (слишком похожий на Гермиону) подсказал ему не делать этого. Горе – это что-то личное. Он поговорит с ней позже.       Внезапно ему захотелось побыть одному. Но не дома. Он хотел пойти туда, куда приходили только он и Гермиона. Он хотел оплакать Сириуса и Люпина. Маму и папу.       – Ты со мной?       Гермиона знала, куда он хочет пойти. Она знала этот взгляд. Она кивнула, переплела свои пальцы с пальцами Гарри, и они вышли из дома на Гриммо.       Могила мамы и папы была все такой же белой, как и в первый раз, когда Гарри посетил ее. Он хорошо обустроил могилу: посадил цветы, расчистил надгробный камень и в нескольких футах от могилы поставил скамейку, чтобы можно было спокойно сидеть, слушать пение птиц и смотреть на белый мрамор. Пока он там сидел, он ни о чем не думал и ничего не делал. Он просто сидел. Он закрывал глаза, слушал и наслаждался солнцем на своем лице, или дождем, или туманом, снегом. Когда он хотел очистить ум, он шел туда, садился, смотрел, наслаждался и чувствовал связь.       Он никогда не посещал это место вместе с Джинни. Он знал, что она сделает: будет болтать, рассказывая о могиле Фреда и его надгробие, об их, по ее словам, "будущем новом доме". Со скамейки ему была видна крыша дома. Он точно знал, что не хочет тут жить. Каждый день он будет видеть перед собой разрушенный дом родителей.       Гермиона тоже ходила на могилу. Иногда вместе с Гарри, иногда одна. Он приходил на могилу и находил венок из розовых или красных роз, всегда зная, что это она положила их, как в первый раз, когда они пришли на могилу. Он никогда не спрашивал, зачем она ходила, но он знал. Она наслаждалась тишиной и покоем, как и он. И она знала, каково это – потерять родителей.       Его пальцы прошлись по табличке с именем отца. Затем он опустился на колени и поцеловал холодный камень. Если бы за ним наблюдал кто-то другой, он чувствовал бы себя неловко, но с Гермионой он об этом не задумывался. Она тоже опустилась на колени и сделала круговое движение палочкой. Появились розы. Гарри улыбнулся и снова переплел свои пальцы с ее. Они подошли к скамейке, сели и закрыли глаза. И ни о чем не думали.       Так они просидели более четверти часа. Первым зашевелился Гарри. Он подошел к могиле, погладил надгробие, прошептал "прощайте, мама и папа" и пошел к калитке, поджидая Гермиону. Она пришла через несколько минут, и они решили выпить в "Дубине тролля". Гермиона заказала два сливочных пива.       – Всегда приятно навестить маму и папу, – сказала Гермиона. – Там так красиво. Это сразу успокаивает меня. Идеальное место отдыха.       Она вздохнула.       – Мне сейчас так стыдно. Я бросила в Рона вазу! Просто за какие-то... Какие-то глупые заблуждения!       Гарри промолчал, не желая прерывать болтовню Гермионы.       – И мне очень жаль, что я расстроила Джинни, Гарри. Это не входило в мои планы.       – Понимаю, – сказал Гарри. – Я рад, что ты это сделала. Кто-то должен был сказать ей, чтобы она отстала. У меня просто не хватало на это духу.       Гермиона игриво рассмеялась.       – Прошу прощения? У Гарри Поттера, мальчика-который-выжил, Избранного, не хватает духу сказать своей девушке, чтобы она вела себя прилично?       Она легкомысленно шлепнула его по руке, и Гарри захихикал, но почувствовал себя неловко. Гермиона мгновенно уловила это.       – Гарри, – продолжила она. – Это очень серьезно. Она переехала в твой дом без спросу, я права?       Ей хватило того, что Гарри не стал отвечать.       – Мерлин, Гарри! Она захватила всю твою жизнь! Поэтому ты и перестал работать в поле? Джинни сказала тебе, что она считает слишком опасным для своего драгоценного маленького мальчика выходить на улицу и выполнять работу аврора?       Ни звука.       – Гарри, пожалуйста, скажи мне, что это шутка. Это ведь шутка, правда?       Ничего.       – Ты ненавидишь бумажную работу! Ты ненавидишь ее всей своей жизнью! Я сначала думала, что ты делаешь это ради зарплаты, но теперь я... Ты так серьезно относишься к Джинни?       Гарри никогда не чувствовал себя так неловко. Все, что она говорила, было правдой. Он не мог этого отрицать. Да, он перестал работать в поле после сильной ссоры с Джинни; она так плакала, что чуть не затопила дом, умоляя его не становиться Фредом. Так что да, он смирился с участью офисного работника. Это было скучно, в работе не было никакого разнообразия, но Джинни это нравилось, и он согласился. Да, она переехала к нему. Он, конечно, это заметил. Началось все с того, что она принесла одежду. Казалось бы, ничего страшного. Но она стала приносить обувь, и платки, и украшения, в какой-то момент начала покупать полотенца, и положила в душ свой шампунь. Когда она принесла семейные фотографии, он понял, что дело плохо. Но ему была невыносима сама мысль о том, чтобы сказать ей, что еще не готов к этому. Она так сильно этого хотела.       Гермиона больше не могла этого выносить.       – Гарри, ради всего святого! Ты заслуживаешь лучшего, чем эта вынужденная жизнь!       – Гермиона, – проскрипел он и посмотрел на нее с вымученной улыбкой, – вот так я и справляюсь с этим, ясно? Я знаю, это не самое умное решение, и я могу быть несчастлив до конца дней, но мне все равно. Я делаю людей счастливыми, живя такой жизнью, поэтому я так и буду жить.       Гермиона выглядела ошарашенной. Некоторое время она лишь нечленораздельно бурчала. Гермиона пошевелилась и заговорила, лишь когда принесли сливочное пиво, и Гарри выпил почти полбокала.       – Ты не можешь так говорить, – прошептала она спустя добрых десять минут. – Ты заслуживаешь того, кто действительно любит тебя таким, какой ты есть. Ты не... Гарри, не заставляй себя делать это. Ты достаточно настрадался. Сейчас настало время для счастливой жизни. Ты должен чувствовать себя свободным, смеяться и жить так, как ты всегда хотел! Ты победил Волдеморта! Если кто и заслуживает хорошей жизни, так это ты, разве ты не...       – Это я виноват в смерти Фреда, – отрывисто сказал Гарри и поднялся со стула. – Убедись, что вы с Роном все обсудили, хорошо?       Затем он ушел, в полной прострации.              Глава 6              – Все в порядке, – вздохнула Джинни, прижимаясь к его груди, еще сильнее вдыхая его запах и при этом натягивая на себя одеяло. – Гермиона как-никак твой друг. Она тоже через многое прошла. Я не должна была кричать на нее.       – Ты расстроена, – сказал Гарри, целуя ее в висок, – не страшно, что ты сорвалась. В Хогвартсе я срывался на всех, двадцать четыре часа в сутки. Помнишь?       Джинни хихикнула.       – Да, точно.       – Уже не так плохо, правда? – спросил Гарри.       Джинни положила голову ему на ключицу, пробормотав что-то вроде "Я люблю тебя", и он догадался, что все действительно плохо.       – Гарри? – спросила Джинни после нескольких минут молчания. – Гарри, давай не будем красить гостиную в красный. Давай вообще не будем ее красить. Давай уедем отсюда. Вместе.       – Вместе? – повторил Гарри, не совсем понимая, что говорит, потому что уже почти спал.       – Да, Гарри! Давай сделаем это официально. Почему нет? Мы ведь любим друг друга, так?       Так, – ответил Гарри, теперь уже, как и Джинни, полностью проснувшийся, чувствуя себя очень неуверенно из-за своих слов.       – Мы нужны друг другу, так?       – Так, – дрожащим голосом сказал Гарри.       – Ну, тогда понятно, что делать, правда?       – Что делать?       – Пожениться, Гарри! Ради Мерлина, спроси меня! Сделай мне предложение!       – Предложение?       Желудок Гарри словно застыл. Он почувствовал, как у него леденеют руки, ноги, грудь и, наконец, выражение лица.       – Не слишком ли рано? – спросил он гораздо более тонким голосом, чем обычно. Джинни села ровнее, выглядя взволнованной как никогда.       – Да, да, я знаю, что еще рано... Но мы очень зрелые для своего возраста, верно? Из-за всего того, через что мы прошли... Гарри, мы идеально подходим друг другу, разве ты не понимаешь?       Она обняла Гарри за шею и страстно поцеловала. Он почувствовал, как ее язык проникает в его губы, затем она перекатилась на него сверху, схватив его за волосы и касаясь его сосков. Он не мог ничего сделать. Он был слишком потрясен.       – Давай трахнемся в честь праздника, – простонала она ему в ухо, снимая через голову рубашку.       Гарри не сопротивлялся и не помогал ей. Она просто оседлала его, и они не произнесли ни слова.              – Мистер Поттер?       – Да, Саманта?       – Кое-кто хочет тебя видеть.       – Хорошо.       В кабинет вошла женщина с пушистыми каштановыми волосами и орехово-карими глазами.       – Тяжелая ночь?       Гарри не мог не улыбнуться, хотя просьба Джинни не давала ему покоя.       – Можно сказать и так, да. Проходи, Гермиона, садись.       Гермиона мило улыбнулась и села на деревянный стул перед его столом, который в основном занимали потерпевшие.       – Так вы с Джинни помирились? – спросила Гермиона, не упоминая о ссоре, которая произошла не далее, как день назад.       – Да... Мерлин, да, мы... О...       Гарри хотел сдержаться, но не смог.       – Гермиона, ты должна мне помочь! Забудь о том, что я говорил о дружбе, ты моя лучшая подруга. Ты мне так нужна, Гермиона, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА, я прошу тебя всем своим существом...       – Стоп, успокойся! – сказала Гермиона, слегка ошеломленная, – Что, черт возьми, произошло?       – Джиннихочетвыйтизаменязамуж! – взвыл Гарри, хватаясь за волосы от отчаяния.       – Я не поняла, что...       – ДЖИННИ ХОЧЕТ ВЫЙТИ ЗА МЕНЯ ЗАМУЖ. Она хочет, чтобы я сделал ей предложение! Она хочет эту большую свадьбу Уизли, а я не готов к этому, и она заставила меня заняться сексом прошлой ночью, я не мог сопротивляться, потому что она просто, ну знаешь, придушила меня, потому что была сверху, и ОНА ХОЧЕТ ВЫЙТИ ЗА МЕНЯ ЗАМУЖ. Гермиона, пожалуйста, я не знаю, что делать! Я не осмелился ничего сказать, и, наверное, она думает... Я...       – Что? – спросила Гермиона недоверчиво.       – Что мы поженимся, – он прошептал это, не желая причинять ей боль. – Пожалуйста, не убивай меня.              Глава 7              Гермиона вздохнула и потерла лицо ладонью.       – Давай, Гарри. Сходим кое-куда и все обсудим.       Когда Гарри открыл глаза и отпустил руку Гермионы, они стояли перед его старым домом. Увидев это, Гарри вздохнул.       – Нам обязательно сюда, Гермиона? – спросил он, и она кивнула.       – Обязательно. Мне нужно вложить в тебя немного здравого смысла. Ты был внутри?       – Нет, – тихо ответил Гарри. Он не хотел туда идти. Не потому, что боялся, обрушения – на это он не расчитывал – скорее, он боялся своих воспоминаний.       – Значит, будет первый раз, – сказала Гермиона, перепрыгивая через забор.       Гарри не шелохнулся. Он просто смотрел на свой бывший дом. Он смотрел на развалины. Где-то там, внутри этого здания, стояла его маленькая кроватка. Там точно были мягкие игрушки. Книги, которые ему читали. Может быть, фотоальбомы. Их спальня: место, где он родился. Это было место, полное любви, которую он никогда не видел в полной мере от тети и дяди. Это было бы так больно видеть. Почему он должен пройти через это? Зачем?       – Гарри, пожалуйста, пока нас никто не увидел, подойди ко мне. Я делаю это для тебя, помни. Я делаю это для тебя и твоих мамы и папы.       Она беспокоилась за него. Она не понимала.       – Гарри... Ты мне доверяешь?       Ее ореховые глаза встретились с его глазами. Они умоляли его.       – Конечно, доверяю, как, в самом деле, ты можешь думать, что я тебе не доверяю?       Она улыбнулась милой нежной улыбкой.       – Ты мне веришь?       Она протянула руку. Рукав ее рубашки оттянулся, открывая шрам. Она потянулась к его руке.       – Больше, чем верю, – прошептал он.       – Тогда иди ко мне.       Он не мог отказать ей. Даже если бы захотел. Он перепрыгнул через забор.       И оказался в саду. Увидел прогнившие деревянные загородки, изначально отделявшие большой огород. Истлевшие таблички с надписями "морковь", "редис" и "клубника". Большую яблоню, заросшую плющом. Невероятно высокую траву – выше колен, но в некоторых местах травы не было вообще: было невероятно грязно. Повсюду торчали кротовые холмики. Гермиона взяла его за руку и повела к входной двери.       Но двери не было. Точнее, она была, но лежала в коридоре, разбитая в щепки. Он вздрогнул, но Гермиона успокаивающе сжала его руку.       Они вошли в холл. После смерти родителей здесь властвовала природа. Стены скрывали настоящие заросли. Повсюду были кроличьи экскременты. Слышался писк мышей или крыс. Зеркало, висящее слева, было разбито, и покрыто плесенью.       – Я не хочу идти дальше, – твердо сказал Гарри. Его подташнивало. Хотелось уйти. В доме воняло. В нем жили животные. Почему-то он не мог не слышать крика матери, который мучил его, заставляя чувствовать себя несчастным до мозга костей. Он не мог представить, что здесь жили его родители. Здесь не было никаких следов их пребывания. Это разбитое зеркало могло принадлежать кому угодно. Почему он оказался в доме незнакомцев?       Гермиона пройдя мимо, изучала что-то, висевшее на стене.       – Прежде чем уйти, подойди сюда, – сказала она, обводя что-то пальцем.       – Я хочу уйти немедленно.       – Сначала посмотри на это.       Гарри вздохнул, но подошел к ней и увидел движущуюся фотографию. Это была фотография, на которой он был маленьким. Отец крепко обнимал его, а мать возилась с его волосами.       Внутри у него все сжалось. Он никогда не видел этой фотографии.       – Возьмем с собой? – услышал он вопрос Гермионы.       Ему оставалось только кивнуть. Вскоре он держал в руках рамку с фотографией. Не запачканной. Красивой. Он провел пальцами по стеклу, грустно, но счастливо улыбнулся. Он смотрел, как мать целует отца в щеку. Они смеялись. Маленький Гарри смеялся. Большой Гарри смеялся. Крики матери стихли. Он слышал только ее звонкий смех. Мог ли он вспомнить ее смех или просто выдумал его? Он показался ему очень знакомым. Он удерживал этот драгоценный звук в голове, чувствуя себя все лучше и лучше.       – Красивая фотография, – сказала Гермиона. – Продолжим?