Мелкая философия глубокого метро

Вагон слегка качнуло, прежде, чем он скрылся в тьме очередного тоннеля. Было раннее апрельское утро, и обманчивая весенняя погода щедро одарила шатена прохладой, от которой не было возможности скрыться даже в проснувшемся буквально с четверть часа назад метро. Хотя и весной, и зимой здесь было одинаково. Ввиду раннего часа, вагон ещё не успел заполниться людьми. Те редкие пассажиры, что всё же ехали, были прикованы к тёмным экранчикам своих телефонов, и их сутулые фигуры казались совершенно одинаковыми. Артём ещё раз осмотрел окружающих и спрятал сжатые в кулаки кисти поглубже в рукава новенькой фиолетовой толстовки. Его охватила досада, которую сегодня ничто не предвещало, но которая, очевидно, началась от мыслей о пассажирах. Металлическая громада начала торможение, за окнами стало светло. Состав замер около высокого перрона следующей станции. Вошли четыре человека: двое мужчин весьма несвежего вида, женщина с ненавидящим взглядом и молодая с виду девушка с бутылкой светлого пива в руке. Последняя села справа от Артёма, закинула ногу на ногу и упёрла стеклянную банку в коленку. От неё едва доносился аромат шоколадных сигарет. Другие вошедшие разошлись по вагону. Некоторые сели, другие встали, облокотившись на поручни, достав смартфоны. Артём посмотрел на это и тяжело вздохнул. Незнакомка рядом проследила за его взглядом, тихо усмехнулась. Шатен на секунду понял, что они сейчас «об одном», и, убедившись что соседка ничем не занята, поспешил поинтересоваться. — Это у вас люди с телефонами такую усмешку вызвали? — У меня? — девушка мимолётно удивилась, но мгновенно вернулась к самообладанию. — Нет, не люди с телефонами. Скорее ваша реакция на них. — Правда? — Ещё никогда я не видела, чтобы кто-то с такой досадой смотрел на товарищей в общественном транспорте. — Значит, с нашим общественным транспортом всё так плохо? — улыбнулся Артём. — Я думаю, не с транспортом, а с обществом. Но ведь кто мы такие, чтобы говорить о нём, не так ли? — повторила эмоции собеседника незнакомка. — Думаю, что это зависит от того, как долго нам ещё ехать. — Мне ещё прилично тут сидеть. Пока добираюсь, я бы успела прожить целую жизнь. — соседка пожала плечами. — Вам правда интересны эти люди? — А почему нет? Что-то же сделало их такими угрюмыми. — тон Артёма стал серьёзнее. — Так это обычное состояние. Уверена, если разобраться, мало интересного в их судьбах есть. Ненавистная работа, дети, высасывающие из кошелька последние деньги, разжиревшие супруги и, возможно, любовница в соседнем районе. — Да, а ещё недосып, одиночество и алкоголизм. — Ну, знаете ли… — Девушка выпрямилась и убрала из поля зрения Артёма стеклянную бутылку. — Даже если так, что они из себя представляют по отдельности? — Не знаю. — Да и не нужно. Правда же, куда они уйдут без своих домашних тапочек? — соседка умолкла ненадолго, но, уловив немой вопрос во взгляде собеседника, продолжила со всей серьёзностью и одновременно горечью сожаления. — Ни-ку-да. Просто потому что всякий сейчас прилип к своему просиженному дивану, ведь там «так хорошо и уютно». Потому что каждый сейчас каждым-то и не является. Посмотрите, с кем вы сейчас едете. Кто из всех этих крючков готов прямо сейчас выскочить из поезда и отправиться, например, в лесную глушь? Никто, совершенно никто… Им жалко истоптать новенькие ботинки за несколько тысяч или даже десятков тысяч, им не хочется голодать, им не хочется выживать… Да всех «этих» охватит паника, переставь их на метр левее тропинки. А зачем им вообще тропинка, когда мэр стелет асфальт ровнее зеркальной поверхности… Да и зачем вообще сейчас идти в лес? Развлечения есть и так, учёные всё, что надо, открыли. Адреналин? И в городе полно нервотрёпки… Толпы просто не хотят. Хотели бы — давно бы шарились по бассейну Амазонки и изучали местных аборигенов. Люди сейчас ничтожны в своём бездействии. Гоняют туда-сюда по накатанной, и даже общаются как-то совсем одинаково. Если начинаешь это понимать, то уже хорошо. Если страдаешь от этого, то могу сказать, что ты смотришь чуть выше макушек серых масс. Молодец. Осталось только вылезти из колеи, оставленной машинами человеческих судеб, и пойти прокладывать свою дорогу. Артём слушал внимательно, смакуя в сознании каждую фразу. Сложно было сказать, что собеседница не права. По крайней мере сейчас в его голове не было аргументов «против». — Это всё, кончено, грустно, но только в моменте. У нас у каждого проблем в жизни много, и времени играть в бога и рассуждать об обществе нет, в общем-то как и смысла.- закончила несколько резкое рассуждение девушка. — Но мы хотябы понимаем. Даже не с той позиции что «понимаем», а что «хотябы мы». Начнём с себя, а потом единомышленники подтянутся. — Артём проникся мыслью соседки. — Сможем ли начать с себя? — грустно заметила та, небрежно смотря на очередную порцию сонных пассажиров. — Ну это уже по собственным силам. Как бы вопрос воли. Ну и домашних тапочек. — с иронией заметил шатен. — Не значит ли это, что в тапочках заключено всё зло вселенной? — Сегодня же от них избавлюсь. — ответил мужчина. Соседка только весело улыбнулась и переключила внимание на свой сломанный случайным образом ноготь. Ещё двадцать минут они ехали в тишине, наблюдая, как чёрно-белый калейдоскоп людей меняется от станции к станции. — Ну, мне здесь пора. — как-то нерешительно сказал Артём, когда состав скрипнул, тормозя у нового перрона. — Хорошего дня. — доброжелательно ответила девушка. — Попробуйте всё же случайно оказаться в лесу. Я думаю, вам понравится. — Попробую в ближайшие выходные. И с этими словами шатен скрылся в шуме проснувшейся подземной станции. Через мгновение в толпе пропала и его макушка, прикрытая большим фиолетовым капюшоном. А поезд вновь нырнул в тоннель, скользя по тяжёлым рельсам…