Даже,если это неправильно

Ода врубил на весь дом старые кассеты с фильмами 80х, которые достались ему от отца. Назад в будущее, Терминатор, Крепкий орешек и т.д. и т. п. Недавно нашел затерявшийся магнитофон и пластинки ElvisPresleyinJazz, почему бы и нет? Но его рок-н-ролл все равно несравним ни с чем. Эх, Элвис, Элвис. А ведь отцу Оды Сакуноске доводилось встретиться с ним лично. Это было в Лос-Анжделесе. «Он был такой высокий!» - сказал тогда его отец, когда по просьбе мелкого Оды, рассказывал об этой встрече, - «до того момента, как я посмотрел на его обувь» Единственное, что он вспомнил. На тот момент у него была короткая память. Ода улыбнулся своим мыслям, затем сходил в кухню и сделал себе кофе. Его взгляд не скрыто гордо прошелся по своим апартаментам. Тихая музыка, гулкие звуки телевизора, нежный кофейных шлейф щекочет нос и… драгоценные апарты. И идиоту понятно, что Ода горд за себя. Но он правда заслужил. Достались они ему далеко не просто. Много раз приходилось менять место жительства, причинами бывали самые глупые происшествия: грабеж, мошенники, шумные соседи, бабка-каннибал, протечка газа и… Канэко Мисудзу. Улыбка вдруг исчезла. Тихая, мирная жизнь, о которой ему нельзя и мечтать, ускользает из его рук, даже не успев появиться. А с катушек он еще не слетел по причине очень хорошего качества - терпения. Беспредельное, абсолютно искренне терпение. А понял он это с появление в его жизни Мисудзу Канэко. Вдруг, как гром средь ясного неба, раздается дверной звонок. Ода бережно поставил на стойку свой драгоценный кофе и пошаркал в сторону двери. Вот вот должны были прибыть его горшки для будущих гибискусов, бегоний и фиалок. У китайской розочки в углу гостиной появятся подружки по цветению. Наивный Ода еще не знает, что ждут его далеко не бегонии. — Что за херь? Почему вместо звонка птицы пиздят? Звенящее молчание. — Не ругайся. Это дверной звонок Оды! Само воплощение эстетики и красоты. Как же он это сделал? Отвечать на это Ода не хотел. Не потому что ему было стыдно, конечно нет. Да и, самой Канэко знать и не хотелось. Хотелось лишь зайти внутрь. — Что случилось? — Я случилась. Впустишь меня? — Кое это не понравиться. Ты смотрела на время? Уже поздно. — Вот поэтому я и пришла к тебе, так же безопаснее? Давай, впусти. — Скажи, что случилось. — Кончай с твоими допросами. Ты меня впустишь или нет? Канэко это начинало бесить. Она не отличалась красноречивостью, особенно со взрослыми. Ода глубоко вздохнул, затем впустил в свои хоромы Канэко. Провожая ее глазами, медленно со скрипом закрыл дверь. Мисудзу бесстыдно приходилась руками по столешнице, обшаривала шкафы, пооткрывала все шкафчики и тумбы. Не оставила без внимания настенную картину Джеймса Тиссо «Вдовец», задев ее ручкой и чуть скривив с первоначальной позиции. А потом с бега прыгнула на диван, выставив ноги на журнальный столик. Ода начал читать молитвы, надеясь, что Канэко не попадется на глаза недопитый кофе. Все таки Ода Сакуноске тот еще эстет! — Ода, у тебя вместо «динь-дилинь» птички поют, ты знал? - с издевкой улыбнулась она, что-то ища на диване. Ода не стал это как-то комментировать. Тот предпочел пойти на кухню и заварить себе новый кофе. А Канэко, наконец найдя пульт, устроилась поудобнее и врубила Никелодион, сделав звук погромче. — Опять кубка боб, ну надоел реально! Когда грозная семейка? Повисло молчание. Ода задумался. —По пятницам бывает. Сегодня марафон кубки боба. — А по Диснею че? —Смурфики. — А по Мультимании что идет? —Тролли. —Да бля. Канэко недовольно замычала, запустив пульт на другой конец дивана. Но все же поползла за ним, лениво обшаривая каждый канал в надежде найти что-то интересно. А Ода пробывал в раздумьях. До чего по-дурацки вышло: откуда он знал обо всем этом? Ода много думает. Это идиотизм, нонсенс, как еще это назвать? Кажется, он начинает сходить с ума. Взгляд невольно метнул на кривую картину Тиссо. — Ода. — Да. — Как думаешь, когда у меня появиться телефон? Я упрашивала Кое, даже пыталась ее слушаться. И вообще, вела себя более-менее… э, ну, нормально. Ода вздохнул: — И как? — Дазай хотел ацетами… м… аце-етам-м.. блин. А, ацетаминофен, во. И аммиак. Сказал, что босс запретил ему идти в аптеку, если только не за бинтами. — Ну а ты? — Я купила ему его. Не отказала. Видишь, какая я могу быть хорошая! Ода на секунду напрягся. — Он не… — А, ну потом мне сказали вылить аммиак, а ацета… ну, эту херь выкинуть. — И ты выкинула? — Ну да, - ответила она локанично. Сакуноске по-свойски глубоко вздохнул, закатил глаза и устало накрыл лицо ладонью. Чуть помолчал. — Канэко. — М. — Уже поздно. — Да? Молчание. В момент их глаза встретились, Канэко широко улыбнулась. — Хочешь, чтобы я ушла? Я тебе наверняка надоела. Или я тебе мешаю? Ода вновь молчит. — Когда я пришла, ты думал о бегониях… — Нет, - отрезал он. Улыбка ее стала еще шире. — Значит ты не только людей убивать отказываешься, еще и цветочки выращиваешь? Какой мы милосердный. Почему же тогда твои сироты не живут здесь, м? И снова молчание. — Это лицемерно, не так ли? — Что ты хочешь этим сказать? Ты говорила про бегонии. Глаза прищюрины, она явно издевается. Точнее, провоцирует. Правда, непонятно с какой целью. Чтобы от злости он выволок ее на порог? Чтобы признал свою слабость к цветам? Чтобы что? — Ты была не права. Я думал не о бегониях. — Да ну, значит моя способность меня уже подводит? Или я не телепат? — Я думал о горшках. Думал, что прибыла доставка, но это была ты. Канэко цокнула. Ода не тот, кого можно так просто вывести из себя. Канэко сейчас и сама не поняла, зачем пыталась. Ведь это она знала. — Я подготовлю тебе постель. Тебе удобно на футоне или кровати? Канэко молчит. — Хочешь есть? И снова молчание. — Тэру. Тэру… Вдруг Ода вскочил с дивана и направился в сторону Канэко, чьи глаза горят слишком подозрительно. — Не смей. — …что-о? Глаз Канэко стал ядовито желтым. Она вытянула руку, желая коснуться Оды. Но он был быстрее, и резко увернулся, не давая ей шанса коснуться. — Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Ничего.. ты меня бесишь. — Что случилось? — Дай себя коснуться. — Нет. Что ты собиралась сделать? Мисудзу громко усмехнулась. — Ты же итак прекра-а-а-сно знаешь, что. Кинуть пульт в тебя. — Не в меня. — Кинуть пульт к чертовой бабушке, неважно куда. Молчание. Ода сонно прикрыл глаза. Очень хотелось курить. — Хочешь есть?

***

Поев, оба готовились ко сну. Драгоценные пластинки с музыкой пришлось вновь сложить и уложить в дальнюю полку пыльного шкафа, где те точно будут в безопасности. А уже третий недопитый кофе - вылить в раковину. После пол пачки выкуренных сигарет, Ода старался не смотреть на оставшиеся. Не хотелось выходить из болкона и направляться спать. Биполярка Канэко уже ничуть не смущала Оду, это уже в порядке вещей. Это не сироток навещать, да подарки приносить, ну? Совсем. Направляясь в спальню, Ода прошел мимо «Вдовца», выровнил картину и мысленно извинился. Затем направился дальше, но не в спальню. — Ода-а-а-а-а… — Что? — Где мой китик? Я же его здесь оставляла. По всюду разбросаны подушки, одеяла в противоположной стороне от футона. Озадаченная Канэко в майке и панталонах поддевает ножками каждую из подушек, в надежде найти игрушку. — На подоконнике была? - Ода направится на окно, затем начал открывать шкафчики. — Я там смотрела. Не было. — Я ставил ее на окно. — Может он выпал? Или его птицы спиздили! — Не ругайся, - Ода слегка улыбнулся. Розыски в шифоньерах оказались тщетны - кита и след простыл. А потом Ода вспомнил. — Я… закинул его на стирку. Молчание. — Вот бля… — Не ругайся.

***

И вот, Ода наконец спит. Не так. Он просто лежит на правом боку, смотря тупо одну точку перед собой на стене. Сакуноске безумно устал, но заснуть не удавалось. Как вдруг, с тихими скрипом дверь в спальню приоткрывается. Тихими, хрустальными шожками, ножки ловко запрыгнули на высокую кровать. Сакуноске не шевелиться. Притворился, что спит. Может, она сжалиться над спящим и оставит его в покое? Но Канэко уже успела коснуться коленом вспотевшую ногу. — Вот черт… - хотел выдохнуть Ода. Мисудзу легла на другую сторону подушки, обвив руками и ногами тело Оды. Спать точно не получиться. — Ода. Молчание. — Ода-а. Курносый нос щекотал шею, а теплый шепот опалял огнем. Вновь тишина. — Ода, ты же не спишь. — Что такое? Без кита не спиться? — Нет. — Рассказать сказку? — Нет. Ода старался не ерзать, не двигаться, но рука начинала затекать. — На футоне не удобно? — Ода, хочешь со мной переспать? Ода думал, что поперхнется воздухом. Тишина стала слишком громкой и наводящей. Ода был рад, что Канэко не видела его лица. Она была бы разочарована. — Нет, не хочу. Ноги Канэко сильнее сжали мужскую талию. — Почему? — Нельзя. — Почему нельзя? Молчание. Это огорчало ее. — Это неправильно. — Если бы… если бы я родилась на 6 лет раньше, согласился? Сакуноске нежно и аккуратно отпустил зажатые его ноги и руки и сел на кровати. Потом накрыл Канэко одеялом до подбородка, поправив непоседливые волосы, задержав подольше руку у щеки. Чуть дольше, чем стоило бы. — Ода.. — Не согласился бы никогда. Потому что я не тот, кто тебе нужен. У Канэко выступили слезы. Она хотела сморгнуть их, но не сумела и они градом полились по щекам. Ни за что не стала бы рыдать, но он улыбнулся так ласково и мягко, как никто другой не улыбался ей никогда в жизни. Ода смотрел в эти влажные глаза и видел отражение себя: свое жалкое лицо, не умеющее выражать ничего кроме… ничего. Пустоты. Одна пустота. Почему этот момент пришел так рано? Ему хотелось верить, что сегодняшняя ночь окончиться как и все былые, где они просто ужинали, спали, а на утро с капризами Мисузду шли на работу. Ода всегда мог подарить в ответ лишь жалость. Найти на улице бродяжного щенка, забрать его к себе, накормить, напоить, приласкать и… все. А что дальше? Щенок вырастает и становиться взрослой псиной, ну а Ода истратил все свои жизненные ресурсы. Ведь собака не будет с тобой слушать Элвиса Пресли или обсуждать какие части «Назад в будущее» лучше. Но ему никогда не надоедает запоминать каждое расписание мульфильмов на Никелодион, застилать ее футон, готовить жаренную курочку, которую она так любит. И никогда не надоест. Уже середина второго часа, Канэко уже давно спит на его кровати, а вот сам Ода спать и не собирается. Утром придется снова заварить кофе, и постараться не сливать его в умывальник. Спускаясь по лестнице, он спешит выключать везде оставлений свет. Пойдя мимо картины, он останавливается. Никогда не присматривался близко к полотну, но глаза мужчины напомнили ему свои. Уставшие, осунувшиеся глаза смотрели на Оду. А глаза девочки смотрели на имеющийся на картине объект, о котором Сакуноске не узнает, знает только сам Тессо. Он потянул за уголок рамки и сдвинул ее вправо, чтобы та была немного на бок. Ода накручивал по прихожей несколько кругов, пока не осознал, что хочет докурить те оставшиеся сигареты. Еще важно не забыть повесить плюшевого кита. Это просто обязанность, долг Ода, не нервничай.