ІІ.
5 января 2024 г. в 12:52
Он смотрит на себя в зеркале, протягивает руку, прикасается к собственному отображению. Его опухшее лицо не выдает никаких эмоций, под глазами виднеются синяки. Чем дольше он смотрит на себя, тем сильнее сжимаются и дрожат его губы.
Кейджи сегодня не спал. Борьба с назойливыми мыслями морила его целую ночь, не давая возможности сомкнуть глаза хоть на пару минут. Он устал. Он просто устал думать и переживать о вещах, которые он не контролирует, к которым он вообще не причастен. Кейджи много размышлял о травме их либеро, словно он не просто его сокомандник, а ещё и отец, что к тому же работает врачом в главной больнице Токио. Словно он не просто старшеклассник, а для всего и всех каменная опора, правая рука, левая нога и головной мозг. Кейджи мучало и то, что его сестра висела на волоске от увольнения — компания, где она работает, ограничила её отдел, и теперь его старшей грозит не просто понижение в должности, но и окончательная потеря работы. А ещё надвигающиеся межшкольные, его стремительно падающее зрение и девчонка из библиотеки. Черт подери. Кейджи выпустил измученный смешок, захотел удариться головой прямо о зеркало — настолько он злится на себя, что в голове у него место занимает эта глупость. Его раздражало, что между мыслей о насущных проблемах мелькали чужие руки, сжимающие «Гордость и предубеждение», что, как только он пытался закрыть глаза, перед ним мелькал её портрет. Кейджи устало выдыхает. А ещё, когда она смеялась, на её щеках выступали ямочки…
— Снова не спал? — неожиданно дверь ванной приоткрывается и из-за неё высовывается чернявая голова мамы. И женщина не ждет ответа, ведь ей достаточно взглянуть на его лицо, чтобы всё понять. Она знает, что Кейджи тяжело спит. Она расстраивается, когда он не позволяет побыть рядом, когда ему плохо, чтобы просто посидеть у его кровати, за руку подержать или погладить по волосам. Ведь каждая мама хочет окутать своего ребёнка любовью, а когда ребёнок выставляет против неё шипы, остается лишь издалека присматривать за ним и не вмешиваться.
— Всё хорошо, мам, — Кейджи оборачивается к ней и криво улыбается. — Сегодня буду позже, нужно зайти в книжный.
— Лучше бы домой сразу шел, отдохнул подольше, уроков много ведь, — хмурится мама, а потом, как бы невзначай, добавляет: — Но если будет по дороге, зайди купи лампочку, на кухне догорает.
— Всё успею, — теперь Кейджи улыбается более надёжно. — Честное слово, — и мама ему верит.
— А Эйми звонила? — женщина устало упирается о косяк двери, словно от одного лишь упоминания дочери у неё начинает кружится голова.
— Да, — слегка поджимает губы Кейджи.
— Похоже, тебе снова придется делить с ней спальню. Без работы она не сможет продолжать снимать квартиру.
— Ты ведь знаешь, я только рад.
— Мне повезло с вами, — мама раскрывает руки для объятий и Кейджи с теплым чувством кутается в них. — Хорошо ведь, когда дети умнее своих родителей.
Мама постоянно так говорила. Она считала себя глупой, нестабильной женщиной, которую привлекают вещи, интересны для молодых людей. Да и вправду, взглянув на неё, было бы сложно отличить её от обычной двадцати пяти летней девушки: она носила футболки с дурацкими надписями, уши всегда украшали серьги то с фруктами, то с фантастическими зверушками. После смен в офисе, она расслаблялась рисуя картины по номерам или слушая скучные, поверхностные подкасты о человеческой психологии. Кейджи и Эйми были не такими. Они оба с пелёнок видели мир шире, понимали больше родительской делёжки вещей на «это хорошо» и «а это плохо». Каждый из них с детства знал, чем хотел бы заниматься в далеком будущем, поэтому никто не тратил время на пустые занятия или игры. В их жизни присутствовал лишь монотонный путь к поставленным целям без единого намека на соблазняющую тропинку куда-то в сторону.
***
До межшкольных матчей оставалось чуть меньше двух недель. Команда Фукуродани почти не покидала спортивный зал, усердно тренируясь перед соревнованиями. В очередной раз, собравшись возле тренера, волейболисты стали обсуждать грядущие игры. — Нас ждут более усиленные тренировки, — Такаюки-сенсей выглядит строже обычного, таким образом пытаясь настроить парней на сосредоточенную работу. — Межшкольные для нас — это разминка перед настоящей борьбой на плей-офф играх и наконец, национальном турнире. Но это не значит, что вы можете расслабляться. Ни в коем случае. Я жду от вас полной отдачи на тренировках, дисциплины и упорства. Наступающие турниры должны стать для вас приоритетом. Поэтому теперь в школе к вам будут относиться лояльнее, позволяя больше времени уделять тренировкам. Особенно вы, третьегодки… — тренер задумчиво оглядывает своих старших. — Я понимаю, экзамены, куча подготовок, но вы тоже должны понимать, что это ваш последний шанс представить себя на таком масштабном уровне. Впредь, я прошу, распределяйте свое время правильно, — и тренер наконец выдыхает. — Приступайте к разминке. И… Акааши, подойди. Кейджи успевает предложить восемнадцать вариантов причины их разговора, пока встает со своего места и подходит к сенсею. — Ты снова сонный, Акааши, — тренер скрещивает руки на груди и не по-доброму хмурится. — У тебя что-то не так? Грузит учеба? Нет, сенсей, его грузит жизнь. — Да, сенсей, вчера мне пришлось допоздна делать уроки. Но это моя вина. Я занимался не тем, чем надо было. Ох, сенсей, с готовыми уроками он сидел уже в восемь вечера. Но кто тебе признается, что истинной причиной недосыпа стали чужие травмы, чужие проблемы на работе, чужие глаза, руки, голос… — Я тебя понял, — тренер устало улыбается, кладет руку ему на плечо. — Прости уж, но сегодня я домой тебя не отпущу, нужно будет поработать над темпами. — Всё хорошо, я готов, — кивает Кейджи. — Я знаю, Акааши. Но не заставляй меня отчитывать тебя снова. Иди разминайся. Стоит признать, что Такаюки-сенсей играл роль не только того, кто мог бы позаботиться об улучшении техники своих подопечных, увеличить их силу, но и того, кто раскроет все на свете потенциалы, прибавит всем уверенности, укажет на верную дорогу и проконтролирует собранность команды. Поклонившись тренеру, Кейджи присоединяется к тянувшимся в углу зала волейболистам. — Отчитывали, небось, Акааши-сан? — хохочет их либеро Харуки. — Хвалили, — улыбается Кейджи. — Почти по голове гладили. Как твоя лодыжка, кстати? — Всё ещё ноет. Но я смогу играть, она почти не тревожит. Акааши выдыхает. На одну проблему меньше. — Эх! Скорее бы турнир! — подал голос Бокуто, разминая кисти рук. Вот так, за нескончаемой болтовней капитана и учениями тренера, два с половиной часа тренировки прошли незаметно. Кейджи, несомненно, был выжат как лимон, но своей сегодняшней игрой остался доволен. Он, зевая, вышел из спортзала, увидел Бокуто и направился к нему — они ведь всегда ходят домой вместе. — Идем, Бокуто-сан? — сильнее кутаясь в свой шарф, спрашивает Кейджи. Осень дает о себе знать, так что поздними вечерами на улице находиться стало невозможно. — Да-да, Акааши, сейчас, только подождем одного человека! — Бокуто нетерпеливо топчется на месте, осматривается по сторонам. Кейджи хмурится: — Бокуто-сан. — Я совсем забыл тебе рассказать, Акааши! — улыбается Бокуто. — Моя новая подруга, она сейчас должна закончить в своем клубе, она обещала… А ещё мы живем рядом, нам всем в одну сторону! Кейджи вздыхает. Перспектива ходить домой с кем-то, помимо Бокуто, не очень радовала его. Для него всегда были сокровенны моменты, когда он вместе со своим близким другом шел домой, уставший, открытый, делился с ним своими мыслями и идеями, которые тот не понимал, но всё равно поддерживал. А сейчас всё раздражающе происходит иначе. — Бокуто-сан, холодает, может быть, не будем никого ждать? — внешне Кейджи остается безразличным, словно ему неважно кто и сколько человек будет с ними, лишь бы быстрее, но внутри он витает в надеждах, что Бокуто не дождется и согласится скорее двинуть домой. — Нет уж, Акааши! Мы… О! Вот она! — Бокуто тычет пальцем ему за спину, затем возбужденно начинает махать руками, обращая на себя чье-то внимание. — Хэй-хэй-хэй! Мура-чан! Мы здесь! На возгласы Бокуто издалека отвечает такой же весёлый женский голос. Кейджи дергается, ведь он помнил этот голос. Нет, он не просто его помнил, он грезил о нем всю ночь. — Бокуто-са-ан! Как тренировка? — улыбается она. Смотрит на Бокуто по искреннему, слегка клонит голову набок при вопросе. — Ой, я такие атаки сегодня выполнял! Ты бы видела! — Бокуто гордо выпрямляется, а янтарные глаза сверкают. — Такаюки-сенсей сейчас нас безумно гоняет. — И правильно, ведь у вас, ты говорил, скоро турнир. — Ага! Межшкольные скоро начнутся! Ты ведь будешь за нас болеть? — Обязательно, Бокуто-сан, — улыбка не сходит с её лица. — А! Забыл вас познакомить! И она наконец переводит на него взгляд. Брови тут же подпрыгивают, а затем девушка ещё сильнее расплывается в улыбке, в её карих глазах читается удовлетворение. — Я Мураками Ю́на, первый год, — она чуть склоняется перед ним, а выпрямившись, довольно протягивает: — А ты — Акааши Кейджи. Я наслышана о тебе в своем клубе. — В твоем клубе?.. — Литературном. Девочки оттуда любят тебя, потому что ты книжки читаешь и знаешь кто такой Басё. С теми задротами скучно, зато есть своя библиотека, — пожимает плечами Юна. — И не приходиться ссориться со всякими вредными дядьками. Кейджи смеётся, прикрывая глаза ладонью. Смеётся, потому что шутка очень смешная, потому что, черт подери, он может стоять перед ней, говорить, смотреть в её глаза, слушать задорный голос… Бокуто-сан, прости его за те грязные мысли, он исправился, он согласен ходить домой вместе. По десять раз на день. Нет, даже по сто. — Ладно, пойдёмте скорее, холодрыга безумная, — Юна вжимает шею в несуществующий шарф, сует руки в карманы пальто и вздрагивает, жмурясь. — Бр-р, а не погода! — У меня в термосе остался теплый чай, будешь? — спрашивает Бокуто. — Не, спасибо. Предложи ты мне шапку или шарф, я бы понаглела, не отказалась, — смеётся та. И Акааши готов отдать ей свой. — Кстати, Мура-чан, ты как, идешь с нами в кино? Я уже всех позвал! — Иду, Бокуто-сан! Чем мне, далекой от экзаменов первогодке, ещё заниматься на выходных? — Это точно! Так что наслаждайся каждой свободной минутой, моя юная кохай! — Принято, Бокуто-сэмпай! — и дуэт их смеха вновь разливается вечерней улицей. Теперь глупых разговоров в жизни Кейджи стало вдвое больше. И он доволен. Его целиком и полностью устраивает всё происходящее. Кейджи молча идет рядом с ними, слушает, иногда отвечает на вопросы девушки об учёбе, о волейболе. Сегодня он необычайно много смеялся, и пока ребята дошли до места, где Кейджи с ними расходился, у него очень болели скулы. — До завтра, Акааши! — улыбается ему Бокуто. — Пока-пока, благородный второгодка из библиотеки! — хихикает Юна. — Пока, ребята, — улыбается Кейджи и хочет переехать. Забежав в книжный магазин рядом с домом, он купил себе пару новых ручек, затем вспомнил про лампочку и двинул на другую улицу к ближайшему мини-маркету. Но к его удивлению, у магазина горела ярко-красная вывеска «закрыто». Что ж, не может ему везти абсолютно во всем. На сегодня фортуна растрачена.***
Бросив рюкзак в угол комнаты, Кейджи стал аккуратно разбирать спортивную форму. Хочется купить себе новые кроссовки и пару других футболок для тренировок. Ещё не забыть прибраться в столе. А, и пообещать маме купить лампочку в другой раз. От мыслей Кейджи отвлекает уведомление на телефоне. Писал Бокуто. акаашииии! я бронирую билеты (тоесть моя сестра))). ты решил, идешь? (реши что идешь!!!) Кейджи долго не думал. Иду, Бокуто-сан. Он помнит, что обещал тренеру правильно распределять время. Но это последний раз, когда из-за кого-то он нарочно рушит свой график. Честное слово.
