Взрослые люди

      Любой мужчина с влечением на красивых девушек завидовал лишь двум людям: Эксатону и Гору. Оба выросли около первой леди в Золотом царстве. Она и впрямь была настоящим сокровищем в груде золота. Будто бы скульптор выгравировал идеальную девушку из куска мрамора.       Загорелая и гладкая кожа, пышные формы, милое лицо, длинные ресницы со стрелками, подчеркивающие большие карие глаза. Она была настоящей царицей: красивая, умная, храбрая, сильная, женственная, нежная, твердая, гордая, непокорная. Стань она чьей-то женой — так муж её самый везучий в этом мире.       — Кефер, — мягко произносится, но все же слышится твердыня в имени золотой царицы, — ты снова тут? — советник выглядывает из-за колонн маленькой комнатушки и смотрит на то, как в завалах разрисованных холстов стоит с гордым станом девушка и, спрятав руку за спину, рисует портрет своего лучшего друга.       В комнате не так просторно, но зато уютно. Там, где должна была быть стена, — балкон, и причем на всю стену. Колонны с двух сторон: со стороны выхода и балкона. Около стен стоят портреты и натюрморты, пейзажи, даже есть пару автопортретов. Справа на стене висит огромный портрет всей её семьи: Ра, его жена, старший сын и младшая дочь. От ветра полупрозрачный тюль развевается так сильно, что мог бы еще чуть-чуть и коснуться мольберта, около которого стояла царица. Две комнатные пальмы в такт ветру и тюлю двигали листьями в глубь комнаты, слегка покачиваясь. Где-то в углу стоят рядом с квадратным резным золотым столом два стула с бархатной обивкой голубого цвета.       — Да, — кратко отвечает она. На губах снова темно-алая помада. Ей так она идет вместе с темно-коричневыми тенями и стрелками в египетской манере. Так она кажется точно на свои 35. Обычно с другим макияжем ей максимум дают 25.       — Ты снова думаешь о чем-то? — Гор медленно подходит к девушке и смотрит из-за спины, ааа она рисует одной рукой резкими штрихами карандаша его. — Обо мне?       — С чего ты так решил? — в голосе слышна усмешка, насмехается над ним?       — Если ты рисуешь кого-то — значит ты о ком-то думаешь. Размышляешь на тему про него. Вчера был Гиксос, так сегодня он запуганный бегает по дворцу, боясь встретиться с тобой, — напоминает ей о вчерашнем сокол и касается её ладони, чтобы кое-что подправить. — Камень выше.       — Ты прав, — отвечает она, отталкивая её руку. — Гиксос — это одно. Он провалил нужное мне задание ввиду своего юношеской незрелости, а ты — это другое. — Другое? Неужели ты считаешь, что я в свои 35 не могу быть как Гиксос? — спрашивает Гор, мысленно ставя себе единичку в счет между насмехательствами в данной ситуации.       — Не пытайся сказать, что ты не мужчина. Ты зрел, старше, умнее, опытнее, лучше, — последнее она выделила с особой интонацией, будто именно этот критерий был самым важным.       — Неужели хочешь переспать со мной? Думаешь, раз маленькие мальчики тебя все же не привлекают, так пройдешься по лучшим в этом деле? Прости, подружка, но я не имею такой уж хороший опыт, чтобы удовлетворять девушек, — как вдруг его хватают за лицо и женщина буквально шипит ему в губы.       — Я знаю, что этот чертов нос залазил не в один бордель и заказывал не одну девушку, так почему бы тебе не заткнуться и не удовлетворить подружку? — она отпустила его, оставив на слегка светлой коже следы от ногтей. Мужчина размял челюсть рукой, и тут же его лицо исказилось в удивлении.       — Ты что ли хотела переспать с Гиксосом?! — он заглядывает в лицо царицы, а та смотрит на него с неподдельным шоком.       Женщина касается кончиками пальцев к своим пухлым губам, глаза широко распахиваются и хлопают большими ресницами, а рука даже роняет карандаш. Тот падает на стол и катится к ногам мужчины, останавливаясь в миллиметрах. Молчание повисло в комнате и пробыло там недолго, птицей оно упорхнуло, когда женщина тут же ударила его по лицу и сказала:       — Да что бы я и с воином! — голос уже не такой твердый или бархатный, а слегка визжащий, в той самой манере типичных девушек, перепугавшихся неожиданного переполоха в гардеробной.       — Но если бы он был советником, ты бы с ним переспала? — спросил игриво Гор, потирая щеку, а потом и вовсе две, потому что женщина полоснула по лицу еще раз. — Ай, да больно, женщина!       Мужчина отходит от подруги на два шага и наклоняется, чтобы взять карандаш, пока та замешканная сжимает в руках свою синюю длинную юбку. Гор берет в руки орудие художника и протягивает царице, Кефер великодушно принимает его и толкает ногой мольберт, который поворачивается на градусов так 60 и дает возможность Кефер стоять спиной к обидчику её чувств.       Советник молчит, он не встревает, когда она начинает тут же часто черкать по бумаге, вырисовывается мелочи в своей работе. Глаза она особенно любит прорисовывать: в них читается вся информация о том, что она думает о человеке. Глаза у Гора яркие, не темные, как у Эксатона или Анубиса, как два голубых огонька. Деталей карандаша мало, но парочку штрихов для теней сделаны слегка, чтобы не избавить портрет от ярких глаз. Рисует она людей без своих немесов, украшений, формальностей. Так, прямо на нее с бумаги смотрит мужчина с длинными русыми волосами, ярко-бирюзовыми глазами и так сексуально выступающими ключицами. Последнее она подмечает, закусив губу и посмотрев со стороны. Она никогда не спала с Гором, но знает каждую родинку на его теле и каждый шрам на груди.       Она получает удовольствие когда пальцами растушёвывает грифель на ключицах, а потом замирает. Хочется прикоснуться к ним по-настоящему, поцеловать в ложбинку между ними и уткнуться носом, провести им, вдыхая запах ветра, пустыни, крови, битвы, войны. Чем этот идиот пахнет она уже забыла. Она и не помнила, слишком маленькая и ненужная деталь в её жизни.       С каких это пор у неё фетиш на мужские ключицы? Может, ей просто нравятся ключицы Гора? Обычно она не получала никакого такого удовольствия смотреть на ключицы других мужчин. Никакой парень не привлекал её, кроме этой занозы. Но ведь она прямо обещалась доказать отцу, что дружба между парнем и девушкой есть. Это ведь она клялась перед самим верховным богом, что если она дружит с этим куском перьев — значит дружит, дружила и будет дружить. Еще тогда отец расхохотался во все горло, чуть не свалив с колен свою любимицу. Мама тогда еще пригрозила ему, что если он уронит Кефер, то больше в жизни не возьмет её на колени, а в глотку — вино. Тогда отец был пьян и чертовски прав.       Ей вообще в жизни не хватало мужчины. У неё была власть, которой нет ни у одной женщины, у неё есть тысячи, нет, миллионы подчиненных, — у неё есть все, даже потенциальный сын. Уолкер отлично играл эту роль со своей прилипчивостью и любвеобильностью. Жаль только задыхался в её объятьях, ну, извините, мама (да тут скорее папа) подарила ей такую грудь, да и задница ей не уступала (тут походу тоже папа постарался). Что касаемо мужчины, то она была готова пойти и открыть миру правду: я хочу мужика, чтобы трахал отменно и понимал тяготы бытия.       Если бы отец стал ей выбирать мужа, то она бы поставила несколько критериев, от которых отказаться нельзя. Во-первых, он должен быть умен, а уровень знания от её уровня или выше. То есть быть глупее её, конечно, лучше, чтобы наебывать мужа, но скажите, пожалуйста, у кого тут власть? Тут и умного на место поставить можно за долю секунду. Во-вторых, красивый. Под словом «красивый» она подразумевала прям мужчину, но не слишком накаченный, и чтобы ключицы выступали сильно, но не как у анорексика. А красивым был и внешне, и внутренне: понимающим, заботливым, хорошим, добрым, с чувством юмора. Ну и в-третьих, чтоб член был ого-го! Так, ну вот с этим описания не нужно. Третье бы она заменила на отличный отец их детей. Но если бы ей подсунули идеального мужчину с маленьким членом, она бы сказала, что он слишком… долбоеб, короче.       Все же жизнь бок о бок с Гором дала о себе знать. Все девочки ищут принца на белом коне или похожего на отца, а она ищет вот прям копию пернатого. Но видите ли, либо не такой, либо размеры малы. А вот сексуально активной женщине это как раз то, что нужно. Ох, сколько она любовников своих поперетрахала, боже упаси. Отец такого гарема не имел. Отец гарема и не имел, слишком верным был. И мама гарема не имела, ей отца хватало. Второй бы мужика она не вынесла. Ей Ра мозги выносил, а тут еще любовника заводи. Эксатон имел парочку, но это парочку. У него были две девушки, как две пары схенти. Одна занята чем-то? Есть вторая! Обе заняты? Срочно первую! Кефер же оказалась слишком страстной женщиной. Каждая ночь с каким-то парнем без обязательств и ЗППП — бац! — и балдежно.       Вообще жениться на не хотелось. Наследник только нужен был. Ну, в отличии от других женщин, она имеет то, чего не имеют другие: беспрекословный статус. То есть если вот ты из знатной семьи, а твой муж — крестьянин, ребёнок — крестьянин, а вот к неё пусть хоть раб мужик будет, все равно дите окажется фараоном или царицей. Видите ли такое алиби. Кефер пусть и пиздецки страшная женщина, но в ней есть доля женственности и она в поисках лучшего кандидата, что подарит этому миру нового правителя или правительницу. Брать из фараонов или прочих людей не из Золотого царства — себе хуже. Сейчас пусти в кровать, а потом он такой: а я царицу ебал. И ничего не сделаешь, а своим можно. Переспал с царицей? Молодец, забудь о ней и спи спокойно, больше по твой член она не придёт. Наверное. И вот такая дрянь этот выбор суррогатного отца, что хоть иди к Эксатону и говори: мне нужен пиздюк, давай снимай шендит и схенти. А ведь выход был рядом, она знала, но она же пообещала отцу, что она и Гор — это друзья и точка. О дружеском сексе и речи не будет идти. Но так хотелось. Не мужчина, а мечта.       — Кефер, — он касается её плеч и прижимается ближе к ней, на сколько позволяет её задница (не настолько она огромная), — я слышал, что ты ищешь суррогатного отца.       — И что с того? Это сугубо мое личное дело, мне нужен любой наследник. А ты что? Записался в их ряды? — спросила она, усмехнувшись и дернув плечами.       — А пустишь ли? — спрашивает он и убирает прядь её каштанового каре за ухо.       — Нет, — твердо отвечает она и начинает нелюбимое дело: пряди.       — Почему? Я подхожу по всем параметрам: здоровье, генетика, внешность, ум, характер, ху-у-уй, — последнее он протягивает с усмешкой, за что получает толчок рукой в лицо.       — Не хвастайся тем, что у тебя между ног. Если там хотя бы на миллиметр меньше 18, то ты уже не прошел, — твердо сказала она и в опасной близости от носа оказался острый конец карандаша.       — 21, все в твоем вкусе, подружка, — шутит Гор и убирает от лица первое оружие художника.       — Диаметр? — начинает допрос с пристрастием женщина.       — Примерно 5-6, — с уверенностью сказал он, также решительно смотря ей в глаза.       Стыдиться в компании друг друга они не умели. Даже сейчас между двумя зрелыми людьми промелькивали шутки про секс, про члены и сиськи. Кефер могла спокойно сказать при нем: «Вчера попался такой долбоеб, ни дать, ни взять, так что пришлось дрочить», — да этот пернатый мог зайти к ней без стука и та даже не пошевелится, если он увидит её без лифчика. Он не только болт забьет, но и поможет застегнуть. Он даже знает, когда у неё месячные. Это чтобы бояться её всплеска гормонов. Женщина бедная, не родила ни разу, скоро климакс, а родить не получается. Кефер не страшится в его компании в одну глотку запихнуть кружку пива и сделать отрыжку. Конечно, в руку, но тем не менее. Не стеснялись друга. Совсем не стеснялись. До такой степени, что царица могла, когда у неё игривое настроение, подойти со спины и жамкнуть зад мужчины. Он знал, что у неё фетиш на ключицы и грязные словечки, но это она поняла из-за парочку раз, когда кто-то нечаянно назвал её то ли шлюхой, то ли сучкой. Ей понравилось, но больше она не слышала, потому что кто в здравом или нет уме назовет царицу сукой? Тем более шлюхой.       Они знали каждый миллиметр тела друг друга, пусть и не были любовниками. Знали, какой вкус губ, пусть и не целовались (а нехер захлебываться, искусственное дыхание потом делать). Знали особые точки, пусть и не спали. У Кефер — это спина и рёбра, у Гора — как не странно, ключицы.       Гор без перчаток касается её кожи на плечах и правой по гладкой и бархатной коже, утыкается носом в каштановые волосы и замирает, вдыхая солоноватый запах моря. Она сама как море: то тихая и спокойная, то бушующая, то игривая. Хотелось обнять это море и успокоить в своих объятьях, не дать ему сбежать и оставить тут, рядом с собой, чтобы оно не утекло из рук.       — Как мы до такого дошли? — спросила женщина, касаясь его ладоней, перебравшихся с плеч на талию и заключивших пальцы в замок, одни рукой и не оторвалась от работы.       — Как? Не знаю. Тысячи лет совместной жизни дали о себе знать. Мне кажется, что все сошло туда, куда мы оба не хотели, — подметил Гор, вспоминая о том, как 12-летняя Кефер с серьезным выражением лица требовала у Гора клятвы, что между ними никогда и ничего, кроме дружбы, не будет.       — Я знаю, но ведь… Я хочу этого, но доказать отцу, что между нами ничего, кроме дружбы, не будет, я тоже хочу. Мне кажется, что, когда он проснется, он будет причитать, что он говорил это и все остальное. А я не хочу.       — Много чего ты хочешь, Кефер. Надо сделать выбор. Сделаешь его — и твоя жизнь изменится уже в другом направлении. И ты знаешь, в каком именно, — подметил Гор, убирая руки, но их тут же схватили и положили обратно на живот.       — Тогда мне придётся нарушить обещание, — говорит она и кладет карандаш на мольберт.       — Нарушай, — игриво ей отвечают.       — Но тогда тебе придется пройти долгий путь, чтобы однажды я сказала утвердительное «да», — ставит условие Кефер и, выпутавшись из объятий, поворачивается к другу лицом.       — То есть ты сомневаешься в серьёзно моих намерений? Неужели я оказался для тебя незрел, молод, глуп, неопытнее, хуже? Неужели я в твоих глазах теперь не мужчина, а мальчик?       — Я просто упряма и своевольна. Может мне интересно то, как ты общаешься с девушками и почувствовать это?       — Единственное, что я делаю с девушками, — так это трахаю как не в себя, не больше. Даже не заигрываю.       — Даже не было никогда девушки? — поинтересовался она, отходя в сторону, чтобы взять коробку, где аккуратно лежали краски и кисти. Она присела на корточки и взяла две маленькие кисти и светлые тона.       — Была, — буркнул мужчина, сложив руки на груди и смотря куда-то в сторону. Такое поведение означало, что этот опыт для него был неудачен и причем даже слишком.       — Что-о-о?! — она резко повернулась в его сторону, удивляясь во все лицо. — И ты мне не сказал?!       — Нет, ты бы ей тогда организовала похороны. Она была той еще сучкой; жаль, что понял слишком поздно, так бы я её просто трахнул и бросил, — пожалел Гор.       — Но ты же её трахнул и бросил? — с надеждой в голосе спросила Кефер, подходя к нему.       — Не совсем. Она на половине пути сбежала, — сказал правду Гор и пошел в сторону стола медленный шагом. Подойдя, он плюхнулся на один из стульев и потянулся к стакану, который, оказавшись в руке, стал игрушкой, крутящую словно неваляшку. — Помнишь ту дочь министра культуры, которая вышла по итогу за какого-то иностранного посла?       — Та рыжая? У тебя мерзотные вкусы, — ответила Кефер и мазнула кистью по холсту. Судя по цвету, это должна быть кожа.       — Ну а что я поделаю, если мне запретили тебя любить? Пошел я по более влиятельным людям, как советовали родители, да и мое чувство выгоды. Как видишь, это был лучший результат. Долго мы не повстречались. Она заявила, что встречалась со мной из жалости, а я ей на это сказал, что, в отличии от неё, я буду жить в той семье, которую я создам сам, а она выйдет по первому повелению папочки даже за раба.       — Правильно. Какого черта она бросается словами и не думает головой с кем говорит? — возмущается с читаемым спокойствием Кефер и поворачивается к мужчине.       — Кефер… — вдруг голос Гора тускнеет, что значило о предстоящем серьезном разговоре. — Мы оба взрослые люди, но… если бы ты перешла свои обещания и утверждения, то ты бы приняла меня?       — Да, — кратко и правдиво отвечает она и отрывается от работы окончательно. Покачивая бедрами, она идет к столу, чтобы сесть за него, но тут же её путь прерывает мужчина. Он срывается с места, хватает её за руки и целует. Целует. Целует. Кефер нравится, она не сразу, но отвечает, хватая ладонями его голову и притягивая сильнее, чтобы углубить поцелуй. За столько лет не сказать, что целоваться они не научились. Это был огромный плюс, потому что наслаждение смешивалось с горячим дыханием и исчезновением кислорода. Губы были сладкие, влажные, нежные, не хотелось отрываться, тем более от него. Пока поцелуй не разорвался, Гор развернул её и усадил на стол, устроившись между ног и обнимая за талию. Оторвавшись, он смотрит ей в глаза недолго, потому что его вновь целуют, целуют, целуют…

***

      Кефер в одном тонком халате стояла на балконе своих покоев и смотрела на небо, где медленно луна приближалась к солнцу. «Затмение. Отец пробудится сегодня», — подумала девушка, сжимая сильнее перила, а потом развернулась и ушла в спальню, где на кровати еще дремал её новоиспечённый любовник.       Светло-русые волосы распластались по белой перине, половина тела спряталась под одеялом, что сказалось царице на руку. Медленным шагом босых ног она прошлась к кровати, пихнув чье-то схенти и села на край. Она дотянулась до спящего и хлопнула его по торсу, в который раз оценив.       Спящий медленно открыл глаза и повернул голову в её сторону. Гор оправдал её ожидания. Они оба стоили друг друга везде. Она и впрямь искала второго сокола в любом мужчине, но он все же неповторим для неё.       — Неужели признаешь, что я сильнее тебя? — усмехнулась она.       — А где мое «доброе утро, любимый»? — прохрипел он, усаживаясь и зачесывая волосы назад.       — Агхр… — она вздохнула, закатив глаза и сложив руки на груди, а потом посмотрела на него с улыбкой и сказала: — Доброе утро… л…любимый…       — И тебе, моя хорошая, — он потянулся к ней и поцеловал в висок, прижимая к себе. Её каштановое каре пропахло теперь и Гором. Кефер аккуратно подсела ближе и обняла его в ответ. Еще ни один мужчина так не сделал.: после долгого грязного и грубого во всех смыслах секса нежно целует и обнимает. «Двуличная сука, — думает царица, а потом добавляет, — которая мне нравится». — Я хотя бы добился тебя чуть-чуть?       — Будь ты простым смертным, я бы тебя тут же казнила, но у меня только одно дикое желание: сказать «да», — отвечает она и встаёт с кровати. — Поднимайся, новоиспеченный возлюбленный, нужно помочь отцу пробудиться.       — Так быстро что ли? Только начали, а уже знакомишь с родителями? — спрашивает он, поднимая свой шендит.       — Да. Потому что я не намерена долго держать тебя в любовниках.       — Скорострелка ты, Кефер, — отвечает Гор, прикрыв глаза и усмехаясь.       — Кто еще из нас скорострел.