Что мне золото

      Тепло пропало.       Довольно резко, оттого неприятно и даже обидно. Кожа покрылась мурашками, чувствуя холод с одной стороны и колкую шершавость с другой. Айла нашла в себе остатки необычайно сильной энергии, чтобы открыть глаз и подняться. Она села, осматриваясь и дрожа.       Впереди стена, позади — тонны песка, свалявшегося друг с другом в огромный массив. Правее еле виднелись горы — тёмные сгустки на чуть менее тёмном фоне. Слева — бегущие к ней люди. Под рукой всё тот же песок, смешанный с сажей, — да чего греха таить, Айла сама была практически вся окрашена в чёрный, притупляющий свет её кожи. Похоже, это всё, что осталось от таинственной птицы огня: горсть пепла и возвратившееся к Айле свечение. Она обхватила себя рукой, перевела напряжённый взгляд на приближающихся людей. Сражаться? Не выйдет, они явно сильнее, хоть пока что и не обнажают мечи. Бежать? Куда? В холод гор, без одежды? Немыслимо.       Люди всё приближались. Вырисовывались лёгкие ткани, сильно отличавшиеся от плотных одежд некогда единственной бессолнечной страны, но похожие на длинные платья с кафтаном поверх. Они замедлили бег, переглянулись. Айла приготовилась бежать, но туда, откуда появились они: может, хоть так получится добраться до тёплого места.       — Эй! — окликнули её издалека. Голос молодой, громкий, не запыхавшийся. — Вы в порядке?       Айла сжалась сильнее и качнула головой в сторону, пытаясь закрыться водопадом волос. Её, словно порывом ветра, накрыло перерастающее в тревогу волнение. Это произошло так резко, что, кажется, даже глаз стал видеть чуть резче обычного, чтобы изучить пути отступления в мельчайших деталях.       — Что произошло?       Она не отвечала. Мысли роились в голове, выбивали одна другую. Что будет, если она не ответит, — злость, досада, безразличие? А если ответит? Ответить грубо или вежливо? За одним может последовать ярость, за другим — недопонимание. Может, ещё что-то, чего ей не понять, ибо никогда не сталкивалась с этим. Но что же всё-таки лучше: промолчать или подать голос? Или нужно бежать, пока они не выбрали более резкую тактику? О, Древние, почему её так страшат мирные, на первый взгляд, люди?       — Болван, не видишь, что ли? — послышался рассерженный голос, более пожилой и грубый. Зашуршала ткань. Айла почти рванула мимо, уже поднялась на ноги, как вдруг перед ней оказался красный с позолотой кафтан и мужчина, протягивавший его. — Держи, на время хватит.       Айла поражённо застыла. Она ожидала допрос, презрение или даже страх, но не доброту. Она сузила глаз, не понимая, в чём подвох. Люди всё это время казались чёрствыми, упрямыми и неаккуратными, их изменить могло только… только страшное бедствие, которое бы напомнило, что они не вечны и уязвимы. И ведь правда: как она не заметила этой перемены в солдатах закрытого облаками королевства?       Она быстро выхватила кафтан и завернулась в него не менее стремительно.       — Спасибо.       — Кхм, итак, — молодой воин прокашлялся, заметно нервничая. — Кто ты?       — Айла.       — Что ты тут делаешь?       — Не знаю.       Воины переглянулись. Старший нахмурился.       — В любом случае, пойдём внутрь. Обещается похолодание.       — Мы не можем, — прошептал (хотя для шёпота было слишком слышно) младший. — Что, если…       — Отставить, — скомандовал его товарищ. — Девушке, очевидно, нужна помощь. И мы её окажем, — дальше он обратился уже к Айле. — Пойдём.       Он направился вдоль стены в сторону, откуда пришёл, а младший подождал, пока Айла за ним последует, и стал замыкающим. От него веяло беспокойством так сильно, что Айла подумала, не переняла ли она его состояние: в конце концов, если кому-то рядом есть отчего переживать, сам спокойным не будешь. В родном — ха! Родном уже, да, роднее подземного мира — лесу она не поддалась панике; тогда, однако, был шанс спастись, и он придавал ей сил. Сейчас же огненная птица осталась лежать пеплом на песке и её коже, и свободного пламени поблизости не наблюдалось. Айла судорожно вздохнула, догнала направляющего.       — Что это за место?       — Столица Великой Империи, — с гордостью произнёс старший воин. — И крепость, в которую до сих пор ни одно чудовище не проникло.       — Они не могут проникнуть через вход, которым воспользовались вы?       — Конечно, нет. Мы же не единственные стражи, — встрял младший.       — Не волнуйся, без нашего ведома никто не пройдёт.       Впереди показались здоровые, высотой почти во всю стену, двери с небольшим проёмом в человеческий рост. Айла невольно залюбовалась узорами: огромный, высеченный на тёмном дереве рисунок плавно бежал с одной части входа на другую, словно река, и изображал причудливое животное с длинным носом, не менее длинными клыками, массивными конечностями и телом-бочонком. Вокруг него были изображены ветви и листья, под ногами — копья, направленные на входящего.       — Красиво, не правда ли? — спросил старший воин.       — Да. А что это?       Он удивился.       — Любимый слон первого падишаха.       — Вот как.       Младший воин тем временем постучал в маленькую дверь три раза, потом два и четыре подряд. Дверка приоткрылась.       — Пойдём.       Старший завёл её внутрь, в настолько же высокий проход, на стенах и потолке которого тоже располагались рисунки. Их было не разглядеть из-за клубившейся темноты, прерываемой бледным светом пойманного в стеклянную клетку огня. Он слабо шипел, сонный, но Айла не решилась его будить. Сначала стоило понять, почему птица решила оставить её здесь.       — Спасибо за вашу доброту, — сказала Айла, когда вход в город закрыли. — Как я могу?..       — Не стоит, не стоит, — перебил её провожатый и повёл дальше по мелкокаменной взрытой дороге, закрывающей полностью землю (младший воин отстал, оставшись у входа в город). Справа и слева стояли дома, будто выросшие из дороги: цвет их был слишком похож, а отсутствие света в занавешенных окнах придавало жилищам вид больших дырявых пещер. — В такое время это всё, что я могу сделать.       — Тем не менее. Где я могу взять собственную одежду?       — Не волнуйся, Загра поделится, чем сможет.       — Кто это?       — Моя дочь.       Они свернули в более узкий проход, пошли странными поворотами, как в лабиринте. Так странно было теряться в направлении здесь, в практически идеально геометричном пространстве, после того, как она прожила большую часть жизни в лесу, полном запутанных дорог и обманщиц-теней. Наконец, когда Айла уже решила, что они вдвоём вот-вот вернутся к главной дороге, они свернули ещё раз и оказались перед очередным домом, на этот раз двухэтажным. Окна были закрыты лишь тканью, как и у всех, но только сейчас стало понятно, насколько легко в них было забраться.       — Вы не опасаетесь воров? — спросила Айла, пройдя в дом вслед за воином. На двери замка не было.       — У всех одна беда, — ответил тот тихо. — И красть друг у друга нет смысла.       Комната, в которую они вошли через отделённое занавеской пространство, была небольшой. У стены напротив стоял стол и три стула, под ними лежал кусок плотной узорчатой ткани. Справа виднелся проход. Слева — длинная подставка на коротких ножках, прогнувшаяся под тяжестью посуды. В полу — которым, к слову, здесь была глинистая почва — вырыта яма. На втором этаже, наверное, были лежанки.       — Я так и не спросила, как вас зовут, — осознала Айла, пока осматривалась.       — Мурад, — ответил её благодетель. Он написал что-то длинным углём на бумаге, потом передал записку ей. — Поднимайся наверх, там есть место для сна.       — А вы? — она приняла послание.       — До утра должен быть на посту.       — И когда наступит утро?       — Когда об этом затрубит хронометрист.       Он ушёл. Айла, помявшись, посмотрела на кусочек бумаги в руке. «Прими эту девушку как дорогую гостью, прия. Буду позднее». А, и правда. У него же есть дочь. Она бы сильно удивилась, обнаружив в отцовском доме чумазую незнакомку. Айла поднесла руку к щеке, чтобы стереть прилипшую сажу, но остановилась. Задумалась. Сейчас она была в глазах окружающих обычным человеком. Она не светилась. Никак не выдавала того, что отличается; так, может, пусть ничего не меняется? Пусть хотя бы на время Айла побудет без предрассудков и неприязни, которую получила от Артура. Ведь, несмотря на то, что произошло это несколько месяцев назад, Айле не хотелось пока что испытывать, окажутся ли такими же суеверными люди этого города, хотя и в её святость воин в лесу уверовал довольно быстро, и она сама нашла уверенность в этом свечении, почувствовав себя частью Земли. Скорее всего из-за отчаяния, как обычно бывает. Так что, пока есть шанс, нужно не отсвечивать. В буквальном смысле тоже.       Айла опустила руку и отправилась на второй этаж. Там было две комнаты. В одной стояло три сундука, во второй, практически полностью пустой, на полу у стены на нескольких плотных простынях лежала девушка, накрывшись по нос одеялом. Напротив неё лежал ещё один спальный набор, но, очевидно, менее тёплый из-за меньшего количества подстеленной ткани. Окно было занавешено, под ним стояло плотно закрытое крышкой ведро и такая же ловушка для света, какие висели на улице, но без живого огня внутри. Айла подошла к свободному ложу, осмотрела его, убедившись в безопасности, и забралась под одеяло. После подумала, куда деть записку, и положила её недалеко от себя; развернулась спиной к стене и стала сверлить взглядом утеплённую человеческую массу напротив.       Дом был бедным. Айла была уверена, что потрескавшиеся стены, пустое пространство и малое количество вещей были признаком бедности, не аскетизма. Вряд ли хоть кто-то в сердце страны, именуемой Великой Империей, мог отказаться от излишеств добровольно, а не потому, что всё идёт на что-либо, полезное нации в целом: армия, налаживание торговых связей, борьба с монстрами, покровительство сильных людей. «С другой стороны, — подумала Айла, — различие бедности и аскетизма не так уж и велико».       Отказавшись добровольно, ты считаешься лучше того, кто просто не имеет возможности жить в роскоши. Но и прийти к отказу от благ можно, только если ты знаешь, каково быть богатым, сытым, в тепле и с большим количеством вариантов. Нельзя выкинуть из жизни то, чем никогда не обладал, — это единственное отличие. При обычных обстоятельствах. При таких, в которых целенаправленно меняли ценности и картину мира, люди могут и не захотеть владеть предметами роскоши или тем, что ими считается; люди могут думать, что от богатств одни только беды, даже не пробуя выйти на новый уровень комфорта, — и тогда действительно страшно: когда человек сидит не месте, считая, что так правильно. Айла знала обо всех «удобствах» человека только по своей жизни как зеркала до раскола, и, хотя ей не было понятно, зачем нужны золотые кружки или тонкие расписные наряды, она видела, как ими кичатся люди, если тех много, и как стыдятся отсутствия, если мало. Потом от моряков она узнала о том, что некоторые отказываются от них по своей воле ради великих целей и свободы, — отказываются только те, которые знают, какого это.       Дом Мурада не выглядел тем, что может принадлежать некогда богатым. Значит, либо Великая Империя играет с видением мира своих граждан, либо у Мурада пока что не было шанса попробовать роскошную жизнь. И захочет он или его дочь или нет — покажет, насколько эта Империя имеет шанс остаться стоять; насколько следует законам Земли, позволяя или не позволяя жителям развиваться ради улучшения качества своей жизни.       Загра повернулась во сне на другой бок, оказавшись лицом к Айле. У неё были чёрные волосы, тёмная, как будто коричневая кожа и вытянутое лицо. Она хмурилась во сне, сжав зубы, и Айле даже показалось, что она слышит скрежет.       Интересно, можно ли залезть к людям в сны? И как те для них выглядят?       Для Древних сон был другой формой бодрствования: они непосредственно не участвовали в происходящем, но их потенциальные реакции отражались на мире. Те самые извержения и наводнения — малая демонстрация того, что мог бы сделать тот или иной Древний, присутствуй он лично, а не во сне. Как отражение наиболее вероятной реакции. Для Богов сна не существовало, всё их время уходило на роль связующего звена. Для таких, как Айла, сон был чем-то странным и быстрым: вот ты закрыла глаз, и вот — открыла, но прошло какое-то количество времени. Почти как если бы его вырезали из реальности. А для людей?       Айла моргнула и вздрогнула, обнаружив, что Загра больше не спит. Её глаза слегка блестели в темноте, и подумалось, что она похожа на зверька, — тоже глядела из тени неподвижно, стараясь понять, опасно ли существо перед ней. Загра, сев, потянулась к ловушке для света, щёлкнула чем-то, и зажёгся огонь. Айла будто увидела рождение новой звезды.       — Кто ты? — спросила Загра.       Айла вылезла из-под одеяла и автоматически потянулась, растягивая затёкшие мышцы. Похоже, всё-таки поспала. За окном слышался хор труб.       — Айла, — ответила она, протянув лист-послание. Загра приняла его и, прочитав, нахмурилась ещё больше.       — Откуда вы?       — Издалека.       — Насколько? Адел, Лагор?       — Дальше.       — Неужто Радерсия? — у Загры загорелись глаза, она придвинулась ближе.       — Нет, я с островов, — сконфузившись, ответила Айла. Что бы это ни были за названия, кажется, места они обозначали весьма привлекательные.       — О. А чего вы такая чумазая? — Загра вскинула тонкие брови, осматривая гостью. — И… — она хотела задать ещё вопрос, кинув взгляд на отсутствующую руку, но прервалась. Айла помолчала несколько секунд, дав ей возможность решить, насколько невежливым посчитается второй вопрос, прежде чем ответить на первый:       — Не знаю, где у вас можно помыться.       — С островов, а говорите на нашем, как на родном, — сказала Загра, выбираясь из-под одеяла. — Пойдёмте, бани как раз должны открываться.       — Это обязательно?       — Конечно! По-другому просто неприлично!       Айла хотела возразить, что в каждой культуре своё видение приличного, но не успела. Загра вылетела из комнаты, покопалась в сундуках, судя по звуку, и вернулась с двумя свёртками в руках. Потом буквально вытащила гостью из кровати и повела вниз, извинившись несколько раз за грубоватое отношение.       — Что такое баня?       — Ха! Островные варвары. Простите.       — Не обижаюсь.       Они шли по улице, всё так же вихляя, как по пути сюда. В каждом открытом окне теперь стояло по ловушке для света, и перед выходом Загра тоже поставила свою на подоконник, отодвинув занавеску. «Так удобнее перемещаться по городу», — объяснила она. Айла же думала о том, как им не только удалось заточить огонь в стеклянную коробку, но и заставить его разгораться из ничего всякий раз, когда он нужен.       — Как вы моетесь у себя?       — Водой.       Айла звучала почти удивлённо, и, кажется, это развеселило Загру. Она улыбнулась.       — Понятное дело. Но водой ведь всё не смоешь.       — Океану бы не понравились твои слова.       — Пусть сначала услышит, — лукаво усмехнулась девушка, выходя на широкую дорогу. Пришлось пробиться сквозь небольшую толпу, чтобы перебраться на другую сторону и продолжить путь.       То, что они дошли до бани, стало понятно интуитивно. Из большого, занимающего почти всю площадь здания с высокой куполообразной крышей валил пар. Рядом была пристройка поменьше, но выполненная в таком же стиле, и совсем маленькое помещение, у входа в которое сидел скучающий пожилой человек. Айла почувствовала, что её наконец отпустили.       — Вот, здесь мы приведём вас в порядок.       Спросить, правда, хочет ли этого гостья, Загра не собиралась. Айла же, получив свободу, приготовилась уходить, но только сделала шаг назад, как ощутила странную настороженность и безразличие. Да, раскрывать себя не нужно, но теперь это будто стало неважным. Хотя нет, не так. Ею овладело мрачное пульсирующее желание проверить, как отреагирует новая знакомая на её вид, — всё-таки Загра женщина, да ещё и другой культуры, более приближенной к желанному Древними положению. Может это значить, что здесь упавшую луну примут лучше?       — Пойдём, вот-вот закончат топить, — Загра снова взяла её за руку и завела внутрь. — Повезло, мы одни из первых.       В комнатушке, не имеющей знаков отличия, — прямоугольное помещение с неровными стенками камня — Загра оставила тканевые тапочки, в которых прошла путь от дома до бани, и достала из свёртка деревянные башмаки на небольшой платформе. Из другого — такие же, но побольше, и надела их.       — Это вам, — кинула она через плечо, пододвигая вторую сменную пару поближе.       Далее они прошли в более просторное помещение. Вдоль стен тянулись широкие лавки, на одной из которых лежала сложенная ткань и несколько медных тазов. Тяжёлые шторы висели в проёме, и из него шло тепло. Всё было белым, пронизанным серыми нитями, кроме одежды — что странно, Загру вовсе не удивило, что Айла носила кафтан её отца, — и принадлежностей для купания: двух больших полотенец, которые девушки завернули вокруг тел, да жёсткой перчатки. На последнюю Айла особенно подозрительно косилась, пока ей завязывали волосы в узел.       — Ну что, готовы?       — Нет.       Впрочем, ответ Загру не волновал.       Нырнув за шторы, Айла почувствовала жар. Она на секунду затормозила у входа, не понимая, как возможно, чтобы настолько сильно пекло без огня. Загра же простучала башмаками до камня в центре, усадила на него свою гостью и поторопилась набрать воду в таз.       — Вы, выходит, тоже пользуетесь только водой? — спросила Айла, чувствуя, как начинает нагреваться её кожа.       — Нет, у нас есть кесе, — Загра показала на ту самую перчатку, выглядящую как скопление жёстких петель. — Ею мы стираем отмёршую кожу.       — Стираете? — Айле подумалось, что ей было бы в пору испугаться, но она чувствовала только странное предвкушение, смешанное с удовольствием.       — Да. Она тяжело отходит, и может всё болеть оставшийся день, но это приятно!       — Разве безопасно снимать кожу? — Айла в подозрении отодвинулась подальше.       — Она, по сути, сама отходит, — объяснила Загра, — а кесе просто помогает. — Она беззастенчиво ткнула ей в руку. — Странно, пота ещё нет. Вам жарко?       — Очень, — буркнула Айла.       По-видимому, в физиологии она от людей тоже отличалась. Это было логично, конечно, но до этого ей необходимо было всё то же, что и людям; разве что у неё не могло ничего отмереть при переохлаждении или ожоге. Всё же и по снегу она ходила (было очень неприятно, но серьёзных последствий не возникало), не могла смертельно порезаться или что-то сломать, но нуждалась в пище, питье и туалете. Была надежда, что в остальных процессах её организм больше похож на человеческий.       Прошло несколько минут, и Айла уже готова была распластаться на горячем камне, несмотря на усиливающуюся пульсацию в висках. Она наконец-то расслаблялась. Кожа грелась и будто горела, особенно над суставами. Покалывающее ощущение разливалось по телу, заставляло забыть обо всех проблемах. Загра недовольно осматривала ослабевшую руку Айлы.       — Что же такое, — пробурчала она. Потом вылила немного воды на неё и провела перчаткой, несильно нажимая. — Я хотя бы сажу сотру, уже хорошо будет.       — А если не смоется? — пролепетала Айла, почти привариваясь спиной к камню. Он был жутко горячим, и уходить с него совсем не хотелось; а даже если попытаться, то ощущается, как кожа не хочет от него отлипать.       — Смоется, смоется.       Айла закрыла глаза, погружаясь в тепло, влажность воздуха и массажные движения Загры. Забота была приятной вещью, оказывается. Луна почти забыла, что таковой является, хотя и не стоит; первый слой черноты полился вниз вместе с тёплой водой прямо на расшитый серыми нитями белый камень, а Айле внезапно вспомнилось прошлое. Не то, что было в лесу, на корабле или в джунглях. Даже не то, которое минуло столетия назад, когда она только училась быть одной из жительниц пустыни. Прошлое, когда она, получив серьёзную рану, упала сквозь разлом в океан.       Вода тогда не имела температуру, только давала знать, что она есть вокруг. Вода обволакивала бока, каждый острый угол скола и мелкие лунные пылинки, плавающие неподалёку, так, словно хотела её прощупать. Понять форму. Запомнить и рассказать тем, кто решится спросить об упавшем небесном теле. Айла вспомнила, какого это — быть всего лишь осколком, не знавшим половины того, что дóлжно: она дрейфовала вместе с волнами, иногда закручивалась в морской пене и сталкивалась с дном океана, после поднималась ввысь благодаря вулканическим облакам и снова оказывалась на поверхности, между Океаном и Небом. Тогда не было в её жизни таких понятий, как чувства, эмоции и действие: она покорно плыла вслед за миллионами капель, которые ежесекундно переговаривались между собой, несли информацию в общий тайник и вытягивали знания Луны наружу, чтобы повторить весь цикл. Вода была охоча до чужих знаний, потому что, наверное, своих у неё не было. Она была просто инструментом их передачи и накопления; благодаря ней у живых существ была память. По крайней мере, так обычно думала Айла.       — Чего хмуритесь?       — Вспомнила кое-что.       — Поделитесь?       — Пока нет.       Загра разочарованно вздохнула. Приятность льющейся из таза воды и жёсткость перчатки переместились на живот.       Живые существа, отрезанные от Океана, всегда носили в себе его частицу — так они видели, копили, вспоминали. Могла ли Айла, преобразуя себя в человека, забрать воду с собой? Могла ли она, принадлежащая Ночи, украсть частичку другого Древнего? Не поэтому ли у неё в голове есть знания о речи и движениях, свойствах растений и поведении животных, поступках людей и выражениях их лиц? Теперь она чётко помнила, как становилась человеком: как только всю зеркальную пыль прибило к берегу, половина Луны стала таять, становясь более плотной, чем вода, жидкостью; после того, как у воды оказался человек и взял часть океана себе в пользование, он отразился в, как могло показаться, блестящей глади воды и, не ведая, стал будущей Айле портретом. Стала, ведь человек всё же был женского пола. Тем не менее именно с неё Луна брала пример костных структур, мышц, нервов, сосудов и внутренних органов. Просто построила себя так, как могла, учитывая неполноценность, и стала Айлой. В этот ли момент она по образцу женщины заполнила подобие клеток водой? Сказать наверняка было нельзя. И всё же, получается, она помнила, как не мог помнить кто-либо, не относящийся к Океану.       И после она не должна была — всё же запомнила. Как пользоваться рукой и ногами, как выполнять простые операции, как отличить ядовитое от неядовитого — всё это не должно было задержаться у неё в имитации мозга. И тем более не должны были появиться эмоции. Но она здесь, чувствует трепет от того, что вспоминает, и ощущает интерес — и настороженность — по отношению к Загре. Захваченной много веков назад жидкостью подобное не объяснишь; так где же решение этой загадки?       — Думаю, время выйти и немного остыть, — голос временной провожатой прорвался сквозь рой мыслей, возвращая Айлу в баню, наполненную тонким слоем пара и ещё несколькими людьми.       — Да, — еле разлепила глаз и губы Айла, чтобы ответить. — Можешь полить меня снизу? Я, кажется, прилипла.       Загра насмешливо фыркнула, но на камень всё-таки плеснула воды. Та проникла под спину, стала пробираться дальше, облегчая попытку встать.       — Это самая длинная фраза за наше знакомство.       — Правда?       Девушки закутались в полотенца посильнее. У Айлы в голове будто была густая жижа, давящая на череп изнутри. Они вышли в помещение попрохладнее и обнаружили там кувшин с молоком. Загра сказала, что обычно его приносят после того, как посетителей перевалит за пять.       — Почему молоко?       — Я бы знала.       — Ты не спрашивала?       — Нет. Если честно, пока напиток помогает охладиться, я несильно задумываюсь о том, кто он.       — Напиток — «кто»?       — Я образно, — Загра налила себе молока и с удовольствием сделала глоток. — Ну, и как вам баня?       — Познавательно.       — Это как? — прозвучало удивлённо.       — Я кое-что вспомнила.       — О. Ладно.       Они посидели пару минут в тишине, пока Айла пыталась справиться с проникшим в её мозг дымом. Всё казалось размытым, слишком тёплого цвета и холодным на ощупь. Загра, допив свой напиток, облизнула губы, поставила стакан рядом с кувшином и пристально осмотрела свою, как она надеялась, временную подопечную.       — Всё в порядке?       — Да.       — Точно? Вы какая-то жёлтая.       Айла вытянула руку, осмотрела её. Она и правда светилась не белым, как обычно, а почти что охряным; ноги, очищенные от сажи, по цвету не отличались.       — Полагаю, из-за тепла изменилась.       — Из-за него вы меняет… о, подождите, это не ваш натуральный цвет кожи?       — Нет.       — Интересно. Из-за тепла вы меняете цвет?       — Да, — вспомнила летние ночи Айла и смену свечения из-за тропической влажности. — Раньше я так могла.       — Вроде бы острова не так далеко, а как будто вы — другой народ.       — Вы родились от Земли, я от Неба, — брякнула полуправду Айла. Туман в голове рассеиваться не хотел и, видимо, способствовал снижению осторожности.       — Вы? От Неба? — насмешливо произнесла Загра и скопировала её же голос из недавнего прошлого: — Небу бы не понравились твои слова.       — Да, наверное, — откликнулась Айла. Не такую реакцию она ждала, но была рада. В первую очередь потому, что её слова не сочли за приверженность к тёмному колдовству, и теперь в своём недавнем открытии о собственной адаптации она была чуть больше уверена: без уверенности ни одно изменение разума не приведёт к изменению поведения и привычек.       — Вот умора, — рассмеялась Загра. — Небо же не любит Землю.       — Правда? — уголки губ приподнялись. Её веселье было заразительным, однако вместе с ним Айлу начала одолевать нервозность.       — Конечно! Иначе зачем им быть так далеко друг от друга?       — Для безопасности.       — Вот ещё. Разобщённость никогда не была безопасной.       Айла резко выдохнула, улыбнувшись. Кажется, такая реакция называлась смешком.       — И правда.       Сама же Айла практически никогда не была одна с тех пор, как приняла человеческое обличие. Всегда рядом были люди или животные, дающие ей все знания, умения и ресурсы, что у них были для выживания. Они делились ими, надеясь, наверное, что однажды Айла благодаря этому спасётся. Они оказались правы.       — Ну что, охладились? Теперь спину.       — Конечно.       Айла была навеселе весь массажный сеанс спины и даже смогла пошутить. Загра была улыбчивой девушкой, и её настроение передавалось Айле так быстро, так легко, что хотелось её обнять и благодарить изо всех сил за возможность отвлечься от мира за пределами мраморных, — так называлась эта необычная порода — стен и забыть, что, вообще-то, она здесь никому из женщин не дочь и не подруга и никому из детей не сестра. В бане не было места угрюмости, и каждый сюда приходящий спустя всего лишь несколько слов, перекинутых с Айлой и Загрой, становился расслаблен и весел. Отсюда не хотелось уходить, но помещение было не бесконечным. Да и Загра сказала, что совсем скоро ей нужно быть на работе, так что, оставив только что обретённых друзей во власти пара, девушки покинули баню, смеясь. Последним штрихом Загра оставила пару монет смотрителю, хотя тот и отказывался.       — Где ты работаешь? — спустя время спросила Айла. Они направлялись в дом, чтобы оставить там использованные вещи. Расслабленность захватила тело полностью, уступая, разве что, толику разумного уголка опасливости. Хотя с чего бы, учитывая великолепное начало дня?       — На рынке. Помогаю тёте с продажей.       — Что продаёте?       — Украшения и материалы для них.       Айла, не скрывая заинтересованный взгляд, осмотрела свою знакомую. Загра не выглядела человеком, который знал толк в бижутерии. Хотя бы потому, что сама её не носила, а сочетание фиолетовой ткани и зелёных нитей в одежде не было привлекательным для Айлы. Впрочем, как и синяя ткань собственного нового платья с ярко-оранжевыми швами и рисунками. Оно покрывало её практически целиком, оставляя на виду только ладони, предплечья и лицо: длинные широкие штаны, полупрозрачная юбка и объединённая с корсажем рубашка приятно касались кожи, хотя и были, по мнению Айлы, слишком объёмными. Тем не менее она была благодарна за одолженную ей одежду. Загра была в похожем наряде, но с дополнительной накидкой-платком, который девушка повязала вокруг волос и шеи.       — Ох, повернём здесь.       Загра недовольно рассмотрела толпу зевак на площади, буркнула что-то похожее на «делать им нечего» и пошла подальше от людей по каменистой дороге.       — Почему их так много?       — Уже несколько месяцев не занимаются ничем полезным, — пожурила Загра, сдвинув брови. — Только стоят каждую неделю и смотрят.       — На что?       — Да неважно. Не забивайте этим голову.       Проходя мимо своего дома, Загра аккуратно закинула вещи через окно внутрь и, не сбавляя ходу, двинулась в другую часть города. Айла бы в жизни не догадалась, что они идут другой дорогой, не скажи ей об этом Загра: окружение было слишком однотипным. Зато когда девушки перестали петлять по улочкам, Айла поняла, что вышли они к более богатым людям: дома теперь были выше, ярче и светлее, а некоторые даже отделены от остальных высокой преградой. Дорога между ними была шире, и вдоль заборов стояли столы со всякой съедобной и несъедобной всячиной. Женщины и мужчины неодобрительно посмотрели на девушек, но ничего не сказали.       Загра провела Айлу к одному из столов и сказала:       — Это всё потому, что вы светитесь.       Айла сначала не поняла даже, что сказала её провожатая. Когда до неё дошло, она обернулась и в упор посмотрела на Загру. Ни страха, ни интереса — только замешательство и в какой-то мере скука. Тревога вскарабкалась по спине Айлы слишком быстро.       — Свечусь?       — Да, мы как из бани вышли, вы словно очередная лампа.       — И тебя это не пугает?       — Вы не сделали ничего такого, что могло бы мне навредить, так что какая разница?       Айла кивнула и перевела взгляд на товар, как раз когда подошла тонкая женщина, обвешанная золотыми браслетами и жемчужными ожерельями. У неё был надменно вздёрнутый подбородок, а взгляд скользил по окружающим, словно те были декорацией. Она тоже рассматривала украшения.       На столе, на белой ткани, лежали разнообразные серьги, кольца и кулоны без цепочек. Айла сочла бы их неаккуратными: драгоценные камни слишком угловатые, обрамления помяты в некоторых местах и тусклы, а застёжки недостаточно крепко выглядят. Женщина тем не менее кивнула на зелёный с золотом браслет и спросила:       — За что отдадите?       — Это же хлам, — удивлённо выскочило изо рта Айлы, и она испуганно зажала себе рот. Загра выглядела практически так же.       — Тридцать, — раздался хриплый голос с другого конца стола. Там, в кресле, сидела уставшая женщина с полузакрытыми глазами. Её голова слегка кивала сама по себе.       — Вы хорошо разбираетесь в камнях? — спросила покупательница Айлу, звонко тряхнув своими украшениями.       — Нет.       — Тогда и не высказывайтесь по этому поводу. Я возьму это.       Покупательница подняла браслет, положила на его место три серебряные монеты и, сделав вид, что Айлы не существует, удалилась.       — Простите, — сказала та Загре, после — её тёте. Сомнений, что именно она сидела в кресле, не было. — Я не знаю, что на меня нашло.       — Хлам он и есть, ты молодец, — ответила тётя, скривив губы. — Но и такое богачи дарят.       — Зачем?       — Чтобы показать, как значимы для них люди, — сухо рассмеялась. — Племяшка, ну чего ты, всё же знаешь.       Айла переглянулась с Загрой. Та пожала плечами и прошептала:       — Она полуслепая, и у неё проблемы с сердцем. Если что-то решила — не разубеждай её. Да и я могу погулять, — она подмигнула. Айле это не понравилось.       — Предпочту всё же посмотреть на город, а не на торги.       — Я тоже, — вздохнула Загра.       Обе в итоге остались на месте. Айла рассматривала остальные камни и поглядывала на соседние столы, Загра завлекала покупателей и брала плату. Её тётя изредка называла цену, но в основном только качала головой и что-то бубнила себе под нос.       — Как она сюда дошла? — наконец спросила Айла.       — Обычно её сын провожает и оставляет здесь.       — А потом?       — А потом — лодырничает на главной площади.       — Что такого интересного там?       Загра покосилась на неё. После отвлеклась на ребёнка, рассматривающего жемчужное ожерелье, и удачно отвлекла его, перекинув к другому продавцу под неодобрительное кряхтение оного.       — Бессмертный, — сказала она. — Обещают большую награду тому, кто его убьёт.       — Жестоко, — прокомментировала Айла и почти ужаснулась собственному безразличию. Может, она всё ещё резонировала настроением с Загрой? Та тоже не показала энтузиазма по поводу этого. — Откуда у вас бессмертный?       — Да кто б знал. Его падишах где-то нашёл, вот, видимо, проверить хочет, действительно ли он не может умереть, — она чуть снизила голос, осматриваясь, — да сам небось его кровь себе хочет.       — И ни одно оружие его не берёт?       — Оружие, животные, яд — уже всем его убить пробовали по несколько раз, а он всё живёт.       У Айлы пронеслась кошмарная мысль: они поймали Бога.       — И долго он здесь?       — Пару месяцев.       Ещё одна мысль: они поймали того Бога, который отвечал за Солнце. Но как им это удалось? Зачем? И знают ли они, какое страдание тем самым принесли всей планете?       — Как туда добраться?       — На главную площадь? Зачем вам?       — Хочу посмотреть.       Загра закатила глаза. Айла почувствовала её раздражение слишком отчётливо.       — И вы туда же. Я за вас головой отвечаю, так что нет.       — Вот как? — повела бровью Айла и сложила руки на груди вслед за Загрой. — Я не нуждаюсь в няньке.       — А папа считает, что нуждаетесь.       — Как ты это поняла?       — По записке. Или, думаете, я тут по доброй воле с вами ношусь?       — Именно так и думала, — Айла нахмурилась. Конечно, возникали подозрения раньше, но не было веской причины. Теперь же и по словам, и по закрытой, почти забитой позе Загры можно было понять, что девушке совсем не нравится её нынешнее положение.       — Ну так сидите спокойно, и всё.       — Что на тебя нашло?       — Ничего, — огрызнулась Загра. — Появились беспомощная такая, всё вам на блюде надо, а сами ничего не умеете. А мне возиться лишний раз!       Она поёжилась и отступила. Айла стояла и смотрела на неё, как в первый раз: волосы закрыты платком, отчего лицо кажется более острым и хищным, глаза сверкают наподобие неогранённых алмазов, лежащих на столе. Сама она нескладная и худая — видно, несмотря на одежду.       — Могла бы и оставить.       — Ага, а в меня бы потом все камни полетели.       — Ты казалась дружелюбной.       — Хорошо играла, значит! — Загра рванулась к ней, но застыла с опущенными, сжатыми в кулаки ладонями. — Некомфортно с вами на самом деле, и свет ваш пульсирующий тут совсем ни при чём!       — А что при чём?       — Вы бездельница! — выпалила девушка трясущимся голосом. Айла чувствовала злость, смешанную со слезами. — Никому не нужная бездельница, которая только и знает, что претворяться никчёмной и получать с этого внимание! Уверена, никто вас не ждёт на родине! Будете гнить здесь, в нищете, как все остальные, и умрёте раньше, чем хоть какую-то достойную плату, еду и кров получите, как… как ма…       Загра закрыла лицо руками и тяжело опёрлась о стену. Послышались всхлипы. По щекам стекли слёзы — похоже, положением не только теперешним она не была довольна.       Айла поняла, что стала слишком чувствительна к эмоциям других. Слишком зависима от них. И почему-то всегда вызывала гнев человеческий. За это, не за большие различия? За свою попытку насытиться их чувствами и отобрать их? Ведь Загра была такой радостной, такой приветливой, а после сильного позитивного выброса становилась всё раздражённее и злее. Что, если Айла просто забирала все хорошие эмоции у людей, как забрала изображение одного из них и умения других, и они это чувствовали?       Айла отошла от рыдающей Загры, остановилась перед её тётей. Возникало впечатление, что женщина была жутко уставшей.       — Как мне дойти до главной площади?       — Прямо и направо, а там любая дорога доведёт. Племяшка, ты зачем туда?       — Я скоро вернусь, — соврала Айла.       Идти пришлось на удивление долго.       Айла чувствовала; вернее, понимала, что чувствовала и чувствует теперь каждый всполох эмоций попадающихся на пути людей, и наконец-то осознала, насколько её собственные ощущения зависели от окружающих. Раньше просто окружающими были животные да природа, полагающиеся на инстинкты и судьбу. Потом — всего один человек, но с такими сильными переживаниями, что и она сама потянулась к ним, желая испытать нечто похожее. Этим объяснилась бы быстрая смена её настроения и несвойственные эмоции: от страха до решительности. Просто она этого не замечала.       Она проталкивалась сквозь узкие проходы и людей, ловила то скуку, то злобу, то азарт и шла дальше, то замедляясь, то больше внимания уделяя сменившейся обстановке, то ускоряясь в зависимости от того, какое настроение чувствуется острее. И — тётушка Загры направила верно — в итоге Айла вышла на главную площадь. Первым делом в глаза бросилось погнутое и раздробленное оружие, вторым — раздражённые люди, затравленно смотрящие наверх, третьим… Айла ахнула, прикрыв рот ладонью. Последний раз она видела что-то похожее, когда жители зимней страны отмечали начало весенней оттепели.       Он был ярким. Ярче, чем тысячи звёзд. Воздух вокруг него дрожал, и он оглядывал всех, не видя истинных лиц; а может, как раз их он и видел. В любом случае людей он как будто не замечал. Взор его был затуманен, словно находился и не здесь вовсе. Но ощущение держалось такое, будто слишком близко он был, а должен быть далеко, как можно дальше, чтобы видеть только отблески его стана и всевидящих глаз. Не замечая, что всё приближается, она оказалась у самого подножья его скверного трона. Хотелось позвать, чтобы он обратил внимание, — и он обратил без гласного зова.       Айла могла бы сравнить его с Солнцем, которое он должен тянуть за собой. Его взгляд прояснился, как проясняется небо во время восхода: утренняя дымка спадает, когда её прорезают лучи, и вокруг становится слишком светло. Настолько, что начинает болеть голова от смены яркости. И смотреть ему в глаза было нестерпимо больно. От него хотелось сбежать, потому что казалось, что Айла сгорит, если простоит рядом хотя бы секунду. И вместе с тем хотелось коснуться. Будто он мог свою силу дать ей, поделиться незримым могуществом и сделать ярче, вернуть целостность. Будто он, как в рассказах Артура, сожжёт её, словно ведьму, но даст переродиться в равное Древним существо.       Айла мотнула головой и отвела взгляд. Ей не стоит о таком думать. Нет никого, кто мог сравниться с заснувшими титанами. Тем более Бог с поколениями разбавленной крови.       — Что, хочешь попробовать? — насмешливо спросил солдат, охраняющий стенд с копьями. Айла, сильно сжав веко и открыв глаз снова, посмотрела на него, будто впервые увидела.       — Я?       — Да, иначе зачем вперёд вышла?       — Посмотреть.       Она слабо улыбнулась, и ей в голову пришла мысль. Вот он, шанс попробовать взять под контроль свою природу и воспользоваться дарами. Если она и правда крадёт эмоции, то солдат должен сделаться хмурым.       — Да на что ж там смотреть? И чем… — последнее он произнёс скорее удивлённо, когда она повернулась к нему в анфас.       — Я вижу не хуже вашего, — отозвалась Айла, вспоминая дерзость Загры. Может, излишки её чувств ещё остались внутри от долгого времяпрепровождения вместе, а может, просто получилось её поведение скопировать из памяти. — Неужели так сложно что-то с ним сделать?       — Ну, ты можешь узнать сама. Если сумеешь, конечно, — он кивнул на обрубок на месте плеча.       — Отойдите!       Мужчина, сильно пахнувший чем-то пьянящим, грубо толкнул Айлу в сторону и подхватил копьё. Словно по инструкции охотников древности, он расставил ноги в стороны, сместив центр опоры, отвёл руку и метнул копьё. Айла будто наяву увидела себя прошлую, наблюдающую за летящим древком и чувствующую с каждой секундой всё больше отчаяния из-за своей беспомощности, бесполезности и бессилия. Теперь же это казалось таким далёким, а ощущения… Принадлежали они ей или тому охотнику? Сейчас Айла чувствовала только зáмершую грудную клетку и поддерживающую руку солдата.       Копьё врезалось в солнечное сплетение. Айла, основываясь на своих знаниях о бессмертии, ждала, что наконечник пройдёт сквозь кожу, мышцы и органы, а наказуемый просто останется жить. Она ошиблась. Оружие отскочило от него, вызвав болезненную судорогу на лице, и всё. Ни царапинки.       — Вот видишь, — сказал солдат под гневный вскрик метнувшего копьё.       — И ни одно оружие его не берёт?       — И ни одно животное.       — Кто он?       — Мы б знали. К слову, все же и так о его бессмертии в курсе. Ты не местная?       — Нет, с островов. Он всегда здесь?       — На ночь уводят, — солдат пожал плечами и как будто приосанился. Айла чуть отстранилась и, прищурившись, пристально стала следить за реакцией.       — А куда?       — Что, некому скрасить вечер? — улыбнулся он. Айлу будто кольнуло иглой в грудину, заставив тепло разливаться под костями. Вот, похоже, и знак, что она начала тянуть из него эмоции.       — Может, и некому, — почти лукаво ответила Айла.       — Что, думаешь, он — хорошая компания? — солдат, будь он птицей, распушил бы перья. Ни одного признака уныния.       — Если и нет, то нужно знать, куда идти не надо, верно? — Айла склонила голову набок.       — Ну, в казармы ты в любом случае не попадёшь, — усмехнулся он и осмелел настолько, чтобы попробовать обнять её снова. Айла мягко отпрыгнула назад.       — Спасибо.       — Как насчёт поблагодарить меня ужином?       Айла сделала вид, что смеётся. Почему он становится только наглее с каждой секундой и словно превращается в распускающего хвост павлина? Айла отвела взгляд, пытаясь разорвать контакт с солдатом. Ей не нравилась его реакция; лучше бы и впрямь он стал обозлённым и неприветливым. Так было привычнее, и она знала, как с подобным отношением справляться, — увлечённость же была новой реакцией. И почему именно она?       — Боюсь, нет времени, — ответила Айла. Взгляд снова поймал фигуру возничего Солнца, и она с удивлением обнаружила, что он всё ещё на неё смотрит. Почти как на неизведанное животное, с интересом наблюдателя. На этот раз без всезатмевающего света.       — Да ладно, я тебе и город показать могу.       — Прости, нет.       Солдат с сожалением вздохнул.       — Ладно. Но если передумаешь, ты знаешь, где меня найти!       — Конечно.       Айла поспешила прочь с площади. Теперь только предстояло узнать, где казармы, и как именно она действует на людей: теория с тем, что она забирала хорошие эмоции, больше не работала. Так в чём же дело? Может, стоит…       — Айла!       Собственное имя звучало слишком непривычно: никто не называл её так. Никогда, даже несмотря на то, что она всем, кто спрашивал, представлялась.       — Вот вы где! — Загра, запыхавшаяся от того, что пришлось проталкиваться сквозь толпу, нагнала её.       — Я как раз хотела тебя разыскать, — сказала Айла, подходя ближе. Загра опешила.       — Я думала, вы не захотите со мной разговаривать больше.       — Ошиблась.       Айла почувствовала смятение и решимость и, ухватившись за последнее чувство, взяла Загру под руку, и отвела подальше от любопытных ушей. Девушка, не сопротивляясь, пошла следом, бормоча извинения и что-то о том, что она сама от себя такого не ожидала.       — Почему ты сорвалась? — спросила Айла, как только они оказались в укромном месте.       — Я не знаю, я правда не знаю! — звучала та отчаянно. — На меня столько всего навалилось: и болезнь отца, и помощь тёте, и нехватка еды, и вы — не в обиду, но вы были совсем не к месту, — что у меня как будто из рук всё начало валиться. И… — она судорожно вздохнула. — Вот я и…       — Понятно.       Айле не до конца, конечно же, было понятно, однако Загре эти слова помогли.       — Вы не злитесь?       — Нет.       — Просто очень похоже.       — Да? — Айла удивилась. Сейчас она не чувствовала никакую достаточно сильную эмоцию, чтобы её описать и тем более проявить мимикой. Загра кивнула. — Ладно. Но я тебя прощаю.       Облегчение прокатилось волной по обеим.       — И мне нужна твоя помощь.       — В чём? — поинтересовалась Загра.       — Где находятся казармы?       — Зачем вам туда?       — Хочу поговорить с бессмертным наедине.       Загра шокировано выпучила глаза.       — Вы сдурели?       — Может быть. Ну так?       Наступление «ночи» стало неожиданным событием — когда вокруг темно постоянно, кажется, что она и не заканчивалась, но у этого города были свои правила. Товары убирали со столов, рабочие уходили по домам, гасли фонари после звучного зова трубы. Айла, наблюдавшая остаток дня за работой Загры, вздрогнула от резко прорвавшего воздух сигнала.       Пробраться к казармам было на удивление просто: нужно было всего лишь подождать, пока большая часть города заснёт, после улочками проскользнуть в восточную часть города, на половине пути свернуть на дорогу, ведущую ниже и дальше от основных домов, и прийти к П-образному зданию со стороны равнины. Именно в этой равнине, как объяснила Загра, находятся подземные камеры, и именно сюда, как поняла Айла, отвели возничего Солнца.       Она, опустившись как можно ниже к земле, стала заглядывать в ямы. Одну за одной она находила пустующей, пока наконец не смогла подобраться к ближайшей к двери и не заглянула вниз, встретившись взглядом со своей целью. Не удивлённой, не озадаченной, не даже радостной — бессмертный будто ждал её. Айла почувствовала бегущий по спине холодок, несмотря на исходящее из ямы тепло и золотистый свет.       — Ты знал, что я иду, — тихо сказала она.       — Знал, — ответил он. Просто, словно это был общеизвестный факт.       — Почему не подал знак?       — Ты же нашла.       И не поспоришь. Он ждал, разглядывая её. Айла разглядывала в ответ, как будто времени у них было с целую вечность, и не чувствовала ничего. Абсолютно. Перед ней точно пустой лист сидел, а не далёкий потомок Древних.       — Ты не пытался выбраться?       — Нет.       — Почему?       — Ждал.       — Чего?       — Может, тебя.       Айла нахмурилась.       — Как ты здесь оказался? Что с Солнцем?       — Его больше нет.       — Как?       Возничий не ответил.       — Ты… собираешься возвращаться к Небу?       — Может быть.       Чья-то апатия была раздражающей, чья-то — вводящей в ступор. Его же заставляла хотеть остаться на месте и ничего не делать со свой жизнью боле. Но он продолжал смотреть, не отводил глаз.       — У тебя есть имя?       — Бахт.       Удача. Это ли не ирония?       — Бахт, ты не хочешь вернуть Солнце?       — А ты хочешь?       — Конечно.       — Зачем?       — Без него всё погибнет.       Никакого ответа. Айла почувствовала, как в ней просыпается злость от его бездействия. Была ли это его злость или её собственная? Или снова осталась от кого-то?       — Бахт, там, откуда я пришла, из-за монстров Ночи всё гниёт. Всё умирает, слышишь? Целый лес пропал с лица Земли просто потому, что нет Солнца! Неужели тебе плевать?       Молчание.       — Я сюда попала благодаря огненной птице! Она принесла меня сюда, потому что знала, что ты можешь помочь, — кто, как не ты, может вернуть людям свет? Я была спасена только для этого; ты существуешь только для того, чтобы жители этой планеты не вымерли, а всё, что ты можешь сделать, — спросить, зачем тебе возвращать Солнце?       Снова молчание. Безмолвный взгляд, который нельзя прочитать. Задумается ли он над словами? Решит, что и здесь неплохо? Ему грустно от её слов? Безразлично? Может, она его злит? Впервые Айла не могла видеть эмоции существа напротив, и это… раздражало. Вызывало беспомощность.       — Ты — бессмертный, но они нет.       — То, что меня не ранит оружие, не делает меня бессмертным.       — Тогда почему тебе так плевать на их судьбу?       — А почему тебе — нет?       Айла опешила.       — У тебя есть здесь друзья? — спросил Бахт.       — Нет.       — Родные?       — Нет.       — Может, тогда ты очень любишь людей?       Конечно, Айла их не любила. Большинство из них не принесли ей ничего, кроме боли, страха и осознания своего одиночества. Однако пока были те, кто дал ей кров, пищу, навыки и защиту, она не хотела их полного уничтожения. Тем более, она только начала узнавать, какого это — быть человеком по-настоящему, по-Земному.       — Это всё, что нужно для спасения, — чтобы они были тебе близки? Ты всё ещё не избавился от небесных предубеждений?       — Именно ими сейчас пользуешься ты, — отозвался Бахт. — На Земле каждый сам за себя, на Небе — все за одного.       Возразить она не могла. На Небе все были друг за друга, потому что каждый приходился существу рядом семьёй. Но и люди тоже, просто их было намного больше, и они о своём родстве забыли.       — И приятно тебе каждый день находиться на привязи?       — Какое это имеет значение?       — Тебе не хватает их эгоизма выбраться отсюда.       — Не хватает.       — Так может, вернёшься на Небо?       — Найди способ — вернусь.       — И Солнце вернёшь?       — Найдёшь способ — верну.       Она протянула руку. Он пожал её вместо ответа.       Айла как можно тише ушла оттуда, вернулась окольными путями к главной дороге. Она всё ещё мало отличала дома между собой, поэтому не пыталась найти дом Мурада. Нужно дождаться утра. А затем сказать Загре, что ей нужно убить бессмертного.