Цветок смерти

До этого инцидента она мало обращала внимание на смены сезонов за окном. Но после её везде преследовали его глаза. Этот цвет всегда напоминал о несбыточных мечтаниях. Он будто бы смотрел на неё через все эти вещи, окружавшие её на протяжении этих долгих и мучительных лет. Особенно ярко это напоминало в сезоны цветения, всё так и пестрит красками. Она каждый раз напоминала себе о его цветке, который даже спустя всё это время не засох от её долгих отсутствий дома. Гибискус, красивые оранжевые лепестки с примесью красного. Даже так он старался напоминать о себе. Каждый раз когда уходил в плавание дарил по одному бутону, а она после смотрела на них в своём кабинете и раздумывала над своим решением. Они ведь даже не были в то время в никаких романтических отношениях, только деловые, но их разговоры всегда были на грани флирта. Как ни крути всё же он добился своего спустя четыре года, поцеловав её в середине февраля в морозную ночь под тусклым фонарём. В тот день тучи так и не могли угомониться, снег падал хлопьями, оставляя на земле огромные сугробы. Но такой пронзительный взгляд с надеждой всё же пробил лёд в сердце, хранимый её внутренним ребёнком, боясь снова получить боль. Звёзд на небе не было видно, улицы молчали, как и они. В тот момент не надо было слов, он понял, а она согласилась. Её всегда грело его внимание. Оно было горящим, доходящее до ожогов внутри её памяти после случившего. Он был чутким к ней. Смотрел на её реакцию, следил за её здоровьем, нежно проводил пальцами по шрамам, окутавшие всё её тело, трепетно целовал каждую забытую рану. От этого было только больней, ведь она никак не могла привыкнуть к тому, что была прекрасна в его глазах с ними. Так трудно осознавать, что можешь быть любимым кем-то вроде него. Иногда она могла его не видеть по несколько недель подряд. Некоторые дни, однако, проходили как в тумане, ведь сутками могла не вылазить с работы. В то время она ею жила, только на ней могла почувствовать себя полезной. Но он с постоянной периодичностью возвращался в её суматошные дни, наполняя их красками. Приходил с такой уже родной улыбкой, зная, что всё это время она поглядывала на его оставленный цветок в стакане на столе. Скучала, вот и смотрела. Он каждый раз ждал окончания её смены и спешил забрать с работы, стоял в темноте кабинета и наблюдал за её неспешными действиями. Их совместные вечера редко проходили за разговорами, они могли быть просто рядом, занятыми делами. Их это устраивало. Даже их молчание раскрывало всю суть их чувств. О да, он мало говорил о своих чувствах, так же, как и она. Его никогда не учили показывать любовь, а она забыла как её выражать. Они оба были сломанными личностями и понимали это. Но в начавшее военное время как-либо это изменить им было не под силу. Каждое новое событие выбивало его из эмоциональной стабильности, а у неё забирало все силы. Он мало спал, стараясь сохранить свою команду живой на каждой вылазке. Она мало спала, пытаясь сохранить каждую чужую жизнь и вырвать её с границы пустоты. Они уставали, но старались не обременять друг друга ещё большими проблемами. До войны он любил брать её на Набережную. Прогуливаясь по ней она часто слушала его истории, происходившие с ним во время плавания. Он жил морями, любил смотреть на раскрывшие просторы, стоя у штурвала, гадая, что преподнесёт следующий день. От него всегда отдавало запахом солёной воды, но несмотря на это она всегда звала его ласково «Ветер», это, конечно, больше исходило от его имени, но для неё это означало большее. Бывали дни, когда ветер бушевал и сносил всё порывами, иногда было безветренно, и стояла тишина, случался и дикий протяжный вой, из-за пришедших новостей, навевавших только ужас. В такие моменты она старалась быть рядом. Впервые, когда у него полились внезапные слёзы от нахлынувших внутренних эмоций при ней, он был неприятно удивлён тем, что не смог себя контролировать, даже зол. Она тогда просто села рядом и смахнула его скатывающую слезу с щеки. Они потом не поднимали об этом тему, но стали чаще проводить время вместе, отчитывая дни всего этого ужаса. Она часто могла не спать сутками, её мучали бессонница и кошмары. Ей виделась темнота и множество протянутых рук, просящих её помощи, которую она так и не смогла дать. Она заливалась чашками дурного и мерзкого на вкус кофе, а глаза были красными от полопавших капилляров. Когда он снова объявился после своего трёх недельного отсутствия, она могла только поднять на него свой измученный взгляд. Без слов она собрала вещи, и он забрал её обратно в их маленький недолгий мирок. Ему было тяжело смотреть на то, во что она себя загнала за этот маленький срок. Он долго сожалел внутренне, что не мог быть рядом с ней всё это время, говоря что-то ей о нервных клетках и том, что она так плохо обходится со своим организмом, а она только шутила, что если нет нервных клеток, то и нервничать не надо. Он всегда был недоволен тем, как скверно она к себе относится, не понимая, почему она не может осознать, что её жизнь цена. Он знал о её проблеме с чужими касаниями. Хотя и прошло много времени, и она даже уже почти не обращает на это и долю своего внимания, но каждый раз передёргивает плечами от чей-то тактильности. Его же касания всегда были не навязчивыми или вообще отсутствовали. И ей было грустно, что он не понимал, как приятно было чувствовать его ладони на своих плечах, спине, в волосах, на всём теле. Но ему нужно было своими глазами увидеть, что её не тревожит его неожиданные прикосновения. И она понимала в этот момент, из-за какой причины её любовь становилась только сильней к нему, ведь он никогда не брал что-то силой или угрозами, всегда были только разговоры и нежность в действиях. Она всегда улыбалась, вспоминая тот день, когда он решился сделать ей предложение. В тот день стояла осень и было немного ветрено. Через приоткрытое окно отдавало холодом дождливых дней, а шторы ритмично покачивались от сквозняка. Было около полудня, когда она решила проснуться после долгого прошедшего рабочего дня. От пробежавшей свежести по оголённым плечам она сильней закуталась в одеяло с белым покрывалом, ещё больше став не хотеть ставать с тёплого места. Она знала, что остальная часть кровати пустовала и была холодной. Он должен был рано утром снова уйти на недельное плавание и вернуться в ближайшие выходные, поэтому можно было ещё немного поваляться в дрёме. Открыв через некоторое время помутневшие глаза ото сна, она резко села в полуобороте на кровати, не осмеливаясь поднять руку. На его подушке лежала записка с маленькой коробочкой. Она понимала серьёзность его намерений ещё с самого начала их отношений, но это всё же было для неё неожиданностью. Он давал ей выбор, принимая любое её решение, рассчитывая, что всё же сможет лелеять надежду на её согласие. И видя через неделю протянутую руку для их привычного касания при встречах с серебряным кольцом, он всё никак не мог поднять взгляд на неё, проводя большим пальцем по голубому камушку, и улыбался, не веря в своё счастье. После он никогда не мог остановить себя от мимолётных касаний к ней в любое время. По утрам обнимал её со спины, окольцовывая своими руками вокруг плеч; нежно проводил пальцами по запястью во время светских банкетов, отдавая всё своё внимание ей; начинал целовать за подушечки пальцев, спускаясь к ладони, наслаждаясь её красными ушами из-за смущения; перед сном он брал в руку её гребень, и ей приходилось садиться на стул, чтобы спустя минуту чувствовать, как он расчёсывает мягко волосы, стараясь не сделать ей больно; часто просыпаясь поздно ночью, он мог её приобнять, чтобы почувствовать тепло любимого человека, и ласково начать проводить по её спутанным ото снам волосам, пропуская локоны через пальцы. Сидя дни и ночи в кабинете, она различала жизнь за окном с помощью природы. Она любила смотреть на падающий снег, возвращаясь к той ночи; осенний ветер навевал ей тёплые воспоминания, а в ели, бьющей в стекло, видела любимые глаза. В их первый раз он старался быть мягким в действиях, стараясь не сделать больно. Своими жаркими касаниями и поцелуями пытался выбить из её памяти потаённые воспоминания, которые всегда отдавали горьким осадком. Он сделал всё так, чтобы ей было уютно; отводил её внимание, исцеловывая все голые участки тела, до которых мог дотянуться; знал, что она не хрупкая ваза, но всё равно кротко трогал в чувствительных местах, доводя до исступления. Он был тактилен и после, проводя ладонью по спине и приобнимая за талию. Следующее утро было для неё смущающее с приятным осознанием от опухших губ. Иногда он смотрел на неё задумчивым взглядом с приятной улыбкой. О чём он таком размышлял долгое время, она смогла узнать только спустя время. Просто в какой-то из их молчаливых дней, отвернувшись к окну, сказал, что хотел бы завести с ней ребёнка и даже может дождаться того момента, когда она тоже этого захочет. Но посмотрев на неё, удивился её реакции. Потеряв родных, она уже давно мечтала о семье, и даже было смирение с тем, что её никто не интересует до его появления. Они пытались долго, ведь после всего произошедшего в прошлом её организм стал очень слаб. Как бы им ни нравилось, но неожиданность эта пришла в разгаре войны. Была и радость, и осознание всей серьёзности ситуации. После этого он всегда приходил домой с детской игрушкой, а она их складывала в коробку, задумываясь о том, кто же у них будет. Но эти мечтания утекли сквозь пальцы так же, как и кровь, впитавшая в недавно опавший снег. Её гибискус смотрел на неё, но она не видела в нём жизни. Рыжие лепестки смотрелись так резко на белом фоне, и ей думалось, что эта картина теперь выбита в её памяти. Она молчала, а снег не переставал падать. Её руки были в крови, и она понимала, что это была её вина. Воспоминания о нём она развеяла по ветру, стоя у обрыва. Она ощутила беспомощность, когда сжигала игрушки в камине. Никого не смогла сохранить. Через несколько дней в кабинете лежала увольнительная записка возле стакана с засохшим цветком. Ночами она снова видела безжалостные руки. Теперь в снегопаде ощущается насмешка, а в купившем доме в глубине хвойного леса она видит только иронию над своей жизнью.